1941. Пропущенный удар. Почему Красную Армию застали врасплох? - Руслан Иринархов

Да, никакого сомнения в предстоящей победе над любым врагом не было у большинства красноармейцев и командиров Красной Армии. Как вспоминал генерал И.И. Федюнийский (в 1941 году командир 15-го стрелкового корпуса), «среди бойцов и молодых командиров имели место настроения самоуспокоенности. Многие считали, что наша армия легко сумеет одержать победу над любым противником, что солдаты армий капиталистических государств, в том числе фашистской Германии, не будут активно сражаться против советских войск. Недооценивались боевой опыт германской армии, ее техническая оснащенность… Надо признать, что недооценка гитлеровской военной машины в первых боях нанесла нам большой вред. То, что враг оказался сильнее, чем его представляли, для некоторых командиров явилось неожиданностью»[247].

Все даваемые указания сверху — огня по немецким самолетам не открывать, семьи из приграничных районов не эвакуировать — сеяли неуверенность и подавляли всю инициативу у низших звеньев руководящего состава Красной Армии. Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев (в 1941 году начальник ГАУ РККА, генерал-полковник) вспоминал: «Во время моей беседы с народным комиссаром обороны СССР из Риги позвонил командующий войсками Прибалтийского военного округа генерал Ф.И. Кузнецов. Нарком довольно строго спросил его, правда ли, что им, Кузнецовым, отдано распоряжение о введении затемнения в Риге. И на утвердительный ответ распорядился отменить его»[248].

Так, может быть, в округах, армиях и корпусах, находящихся ближе всего к западной границе, предпринимались какие-то действия для обеспечения боеготовности войск?

Нет, и здесь ничего не было сделано, царила все та же беспечность. В этот тревожный день — 21 июня 1941 года — руководство Западного Особого военного округа, командование 4-й армии, 28-го стрелкового корпуса находилось на концертах в Минске и Бресте, а остальной руководящий состав корпусов, дивизий, полков спокойно отдыхал на своих квартирах.

Во время вечернего концерта к командующему ЗапОВО подошел начальник разведотдела штаба округа полковник С.В. Блохин и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал генерал армии Павлов своим соседям и, приложив палец к губам, показал на сцену[249].

Такое же непонятное спокойствие было и у руководящего состава округа. Командующий 4-й армией генерал-майор A.A. Коробков хотел поднять по боевой тревоге 42-ю стрелковую дивизию, дислоцировавшуюся в Брестской крепости, но посоветовался с генералом Павловым, а он не разрешил…

Командир 86-й стрелковой дивизии полковник М.А. Зашибалов хотел поднять свои части по тревоге и выдвинуть их к границе — командир 5-го стрелкового корпуса генерал-майор A.B. Гарнов не разрешил…

Генерал-майор П.А. Терехов (офицер разведотдела штаба ЗапОВО, находился 20 июня 1941 года на границе) вспоминал: «Время было очень тревожное. Мы, офицеры, работавшие на западной границе, видели, что война накатывается на рубежи Белоруссии. Немецкие самолеты вели разведку. Множество жителей Польши, спасаясь от фашистского варварства, бежали к нам, сообщали о передвижении к нашей границе крупных немецких войск. По имеющимся данным, на рубеже Остроленка — Гольдап и западнее сосредоточилось около 1 000 000 немецких солдат. Хотел передать сведения о сосредоточении немецких войск, Минск не стал принимать, ушел со связи. Радиосвязь со штабом ЗапОВО не была восстановлена и на следующий день. И сейчас, 23 года спустя, у меня нет удовлетворительного ответа на этот вопрос. Самое страшное для командира — потерять управление. Мое начальство не теряло управления, оно само отказалось управлять»[250].

Даже красноармейцы задумывались о происходящем на западной границе и удивлялись тому спокойствию, царившему в штабах всех уровней. Пограничник A.A. Кошняков вспоминал: «Никто не сомневался, что не сегодня завтра начнется война. От этого ожидания становилось все тяжелей. Но странно, почему молчала наша сторона, никаких приготовлений, указаний или разъяснений из штабов не приходило»[251].

В этом прослеживается и полная вина Военного совета Западного Особого военного округа, ограничивавшегося только докладами в Москву о надвигающейся опасности, хотя он мог и должен был принять многие неотложные меры по повышению боевой готовности вверенных войск, находящиеся в его компетенции.

Правда, кое-что генерал Павлов предпринял, но скорее всего с разрешения Москвы. Так, выдвигался 21-й стрелковый корпус западнее Лиды, создавался второй оперативный эшелон войск округа на гродненском направлении. В случае начала боевых действий этот и 11-й механизированный корпуса и должны были нанести удар во фланг наступающей 3-й танковой группы генерала Гота.

21 июня командование 47-го и 44-го стрелковых корпусов, 17, 50,121 и 161-й дивизий получило распоряжение штаба округа на передислокацию своих частей на запад, которая была назначена на 23 июня. Внимание всего командного состава обращалось на соблюдение секретности проводимого мероприятия, в перевозочных документах запрещалось даже указывать станцию назначения[252].

То, что надвигаются грозные события, командование округа прекрасно знало. Как вспоминал генерал-майор П.Е. Хорошилов, «в начале июня… меня вызвал командующий войсками округа генерал Д.Г. Павлов. Он предложил мне в довольно ограниченный срок разработать план подготовки округа к войне в противовоздушном отношении»[253].

А что происходило в последний мирный день в Москве? К концу дня 21 июня 1941 года ответственным работникам Наркомата обороны СССР поступило приказание — находиться в служебных кабинетах до особого распоряжения. Вечером по службе ВНОС в Генеральный штаб стали поступать сообщения с западной границы об усиленном шуме моторов в расположении немцев, а из одного приграничного округа поступило сообщение о том, что в ряде мест немцы делают проходы в проволочных заграждениях.

Маршал Советского Союза К.А. Мерецков (в июне 1941 года заместитель народного комиссара обороны, генерал армии) вспоминал: «Наркомату обороны к исходу 21 июня 1941 года стала ясной неизбежность нападения фашистской Германии на СССР в следующие сутки. Нужно было побыстрее оповестить войска и вывести их из-под удара, перебазировать авиацию на запасные аэродромы, занять войсками первых эшелонов рубежи, выгодные для отражения нападения агрессора, начать вывод в соответствующие районы вторых эшелонов и резервов, а также вывести в намеченные районы окружные и войсковые штабы, наладить управление войсками. Следовало предпринять еще ряд неотложных мероприятий по повышению боевой готовности войск. К сожалению, в оставшиеся до начала войны 5–6 часов Наркомат обороны и Генеральный штаб Красной Армии не сумели решить этой задачи. Только в 00.30 22 июня 1941 года из Москвы была передана в округа директива о приведении войск в боевую готовность»[254].

А что было предпринято Генеральным штабом за эти 5–6 часов до начала войны, когда нашему командованию «уже стало понятно», что нападение гитлеровской Германии неизбежно? Осторожные сообщения в округа и никаких конкретных указаний. Только нарком ВМФ и командование Одесского военного округа взяли на себя ответственность, сумев оперативно принять решение и привести флот и войска в боевую готовность.

Совершенно неясны действия руководящего состава Западного Особого военного округа. Как вспоминал генерал И.И. Семенов (в 1941 году начальник Оперативного отдела округа), перед получением директивы о приведении войск в боевую готовность генерал армии Павлов разговаривал по ВЧ с маршалом Тимошенко[255], но какие он получил от него указания, так и осталось тайной.

В «Журнале боевых действий Западного фронта» зафиксировано, что шифрованное распоряжение о приведении войск в боевую готовность поступило в округ в 00 часов 45 минут 22 июня 1941 года, а в войска было передано без каких-либо изменений, только уже за подписью членов Военного совета ЗапОВО, в 2.25–2.35. Не явилось ли это результатом состоявшегося накануне разговора двух военачальников? Здесь можно только предположить, что войска округа, чтобы заранее не насторожить немцев, было решено поднять по боевой тревоге непосредственно перед ударом германских войск.

Но и это не удалось сделать. И вина за это лежит на высшем командном составе РККА (С.К. Тимошенко, Г.К. Жукове) и Западного Особого военного округа (Д.Г. Павлове, В.Е. Климовских), запоздалое распоряжение которых и поставило наши войска с момента нападения в крайне тяжелое положение, обернувшееся сотнями тысяч загубленных жизней, потерей огромной территории и больших материальных ценностей.