Запретная любовь - Даниэла Стил

— Я банально залетела. Мы встречались около двух месяцев, и вдруг… Он запаниковал, да и я, прямо скажем, не пришла в восторг.

— Почему же ты не сделала аборт? Это было бы проще.

По многим причинам. Во-первых, я католичка. Во-вторых, не было денег. В-третьих… не знаю, просто не смогла. Я всегда думала, что смогу, если понадобится. Но это оказалось не так легко, как кажется. Дома у меня все словно с ума посходили. Отец рвал и метал. Мать рыдала. Сестры меня жалели. Братья кричали, что убьют этого ублюдка. Словом… — Она покачала головой. — О тех днях я предпочитаю не вспоминать. Беременность нарушила мои планы. Я ведь собиралась после практики вернуться в Пуэрто-Рико, я нужна на родине — у нас пока не так уж много врачей. Теперь об этой мечте пришлось забыть. Я осталась в Нью-Йорке. Так проще и для меня, и для родных. Иначе им пришлось бы объяснять всем и каждому, почему у Фелисии нет отца, или выдумывать какую-нибудь историю в мое оправдание.

Не странно ли, что в наше просвещенное время еще сохранились уголки мира, где на мать-одиночку смотрят, как на преступницу? Но Стив достаточно прожил на свете и ничему не удивлялся. Он всем сердцем сопереживал Анне и в то же время восхищался ею. Как сумела она выдержать все, что свалилось на нее, — одна, в огромном чужом городе, с младенцем на руках?

Невольно он сравнивал Анну с Мередит — как не похожи эти женщины! Мередит, красивая, ухоженная, с ее ответственной работой, огромными заработками, роскошной квартирой. Мередит, которой все удается, в жизни у которой не было, кажется, ни одной серьезной драмы. А рядом с ней — он сам… Легко, черт возьми, быть идеалистом и бессребреником, когда живешь за счет жены! Жгучий стыд охватил Стива — стыд за то, в чем он не был виноват и чего не мог исправить.

— А ты? — отвлек его от размышлений певучий голос Анны. — Никогда не думал о том, чтобы сменить работу? Заняться, например, частной практикой? Или благотворительной работой в какой-нибудь из стран «третьего мира»?

Такое мне даже в кошмарных снах не снится! — ужаснулся Стив, и Анна рассмеялась. — Нет, общество змей и москитов меня не привлекает. А ты что, задумываешься об этом?

— Да. Я ведь специализировалась по тропическим инфекциям. Может быть, когда-нибудь, когда Фелисия станет постарше… Но пока она слишком мала, и нам лучше остаться в Нью-Йорке. Здесь безопаснее.

— Безопаснее? В Вест-Сайде? Бог с тобой, Анна! На поле боя безопаснее, чем в этом безумном районе, обитатели которого только и ждут, как бы продырявить башку друг другу, а заодно и любому, кто окажется поблизости!

— Но, по крайней мере, здесь Фелисия живет нормальной жизнью. В Пуэрто-Рико у нее не будет и этого.

«Конечно, — подумал Стив, — в развивающихся странах жизнь еще хуже, чем в Вест-Сайде… хотя, по правде сказать, ненамного».

День за днем они работали вместе, и Стив все чаще ловил себя на том, что не столько думает о работе, сколько грезит о своей новой помощнице. Он не ошибся: внешняя черствость ее оказалась лишь защитным панцирем, за которым скрывалась нежная и ранимая душа.

Однажды вечером Стив видел, как она выходит из больницы: просторный хирургический костюм был снят, теперь Анна была в джинсах и куртке, и ветер трепал ее длинные распущенные волосы. От волнения у Стива перехватило дыхание: Анна была хороша. Невольно он представил себе Анну в вечернем платье и в изысканном макияже. Ни разу Стив не видел, чтобы Анна красила губы или ресницы: считала, что это не нужно. И это нравилось Стиву, ему казалось, что от искусственности один шаг до фальши.

После Нового года они очень сблизились. Стив доверял Анне и часто поручал ей такие дела, которые раньше, не полагаясь на ассистентов, предпочитал выполнять сам.

Конечно, их отношения были далеки от идиллии: Стив и Анна не всегда сходились во мнениях. В таких случаях Анна без колебаний отстаивала свое, и, к удивлению Стива, ему это нравилось. Нравилось, что Анна смело спорит с ним, не боясь его обидеть или испортить с ним отношения. Порой, выйдя из себя, она даже кричала на него по-испански — Стива это очень забавляло.

Однажды в пылу жаркого спора она обозвала его: «Hijo de putana!» Стив заметил, что его никто никогда не называл такими красивыми словами. Анна воздела руки к небу.

— Нет, тебя решительно невозможно вывести из себя — я назвала тебя сыном шлюхи!

— Да ну! Я-то подумал, ты в любви признаешься!

Анна невольно прыснула — тем и закончился спор.

Часто, исчерпав все разумные возражения, Стив напоминал ей, что, нравится ей это или нет, он здесь начальник.

— Это не значит, что ты можешь мной командовать! — отвечала в запале Анна.

— К сожалению, значит, — с мрачной миной ответил Стив и вдруг широко ухмыльнулся: — Не могу пока, это верно… но попробовать стоит!

Но, несмотря на эти шутливые перепалки — а может быть, и благодаря им, — их отношения становились все более дружескими.

Узнав, что Мередит прилетает в Нью-Йорк, Анна искренне обрадовалась за Стива. По крайней мере, она сумела изобразить эту радость. Однако выходные не принесли Стиву ничего хорошего.

Накануне приезда жены у Стива было несколько сложных операций, от усталости и недосыпания он едва на ногах держался. А Мередит, вернувшись домой, решила устроить мужу праздник: приготовила крабовый салат, который он очень любил, и привезла с собой из Калифорнии две бутылки отличного местного вина. Стив же мечтал об одном — рухнуть в постель и отключиться часов на двенадцать, но при виде накрытого стола решил, что не должен разочаровывать жену — она ведь так старалась!

Сидя за столом, Стив с трудом справлялся с желанием немедленно закрыть глаза. От усталости кусок не лез ему в горло, а хроническое недосыпание сделало его раздражительным. Он еле-еле отвечал на оживленные вопросы Мередит, придирался к каждому ее слову и в конце концов поругался с ней из-за какого-то пустяка. Хлопнув дверью, он ушел в спальню, повалился, не раздеваясь, на кровать и проспал до девяти вечера. Мередит, обескураженная и обиженная, убрала со стола и взялась за домашние дела, еле сдерживая слезы.

Проснувшись, Стив с угрызениями совести бросился к Мередит просить прощения. Ссора осталась позади, но оба чувствовали, что в отношениях их что-то непоправимо изменилось. Исчезла легкость общения: оба чувствовали, что существуют в разных мирах. Разговоры их теперь часто прерывались томительными паузами; порой Стив и Мередит замолкали, с недоумением глядя друг на друга, словно молчаливо спрашивали: «Кто мне этот человек? Что он здесь делает?» Не было смысла отрицать: они становились чужими друг другу.

В воскресенье вечером они распрощались: грустная Мередит уехала в аэропорт, на этот раз Стив не стал ее провожать, а остался дома. Настроение было непоправимо испорчено.