Обладатель великой нелепости - Борис Левандовский

– Лично я склонен думать, – сказал Герман. – Что это какой-нибудь чернобыльский мутант СПИДа или результат старания яйцеголовых.

На самом деле Герман соврал, чтобы продлить над собой контроль. Почему-то это подействовало – что-то внутри его сознания билось о невидимые преграды, выступая против обсуждения этой темы, и требовало немедленно превратить Лозинского в кровавый труп с вывороченными наружу потрохами.

– Возможно, – сказал хирург. – Однако… – он внезапно замолчал и категорически замотал головой, что-то обдумывая. Затем продолжил:

– По-моему, все эти предположения – полнейшая чушь. Я сейчас кое-что вспомнил из вашего рассказа, – это многое меняет, если, конечно, вы ничего не перепутали.

– Что именно?

– Странное поведение животных, они стали вас панически бояться.

– Вы думаете, это связанно с тем, что они инстинктивно распознали мою… болезнь?

– Вот именно, – инстинктивно.

– Значит, я… болен какой-то древней Хворью? И этот вирус оставался неизвестен, несмотря на то, что существует тысячи, а может быть, уже миллионы лет? Я вас правильно понял, док?

– Да… Да! – отмахнулся Лозинский, сосредоточенно потирая переносицу. – Ради Бога, не мешайте, я хочу кое-что обдумать. Кажется, у меня сейчас родилась одна мысль, невероятная, но… Просто дайте мне немного времени, хорошо?

Раскаленная спица пронзила позвоночник Германа. Но ему снова удалось сдержать себя. Возможно, в последний раз.

Лозинский подкурил новую сигарету.

– Наверное, моя гипотеза покажется вам сумасшедшей, не достойной квалифицированного медика…

– После всего, что со мной произошло, я могу поверить даже в Мэри Поппинс.

– А я бы никогда не подумал, что прагматик, вроде меня, способен состряпать такую идиотскую версию.

– Люди иногда меняются, – заметил Герман.

– Так вот, – сказал Лозинский, глядя куда-то в сторону. – Я считаю, что вы имеете дело с вирусом, который, возможно, совершенно безопасен для человека.

Герман собирался что-то сказать, однако Лозинский остановил его решительным и нетерпеливым жестом; сейчас он вел себя как сумасшедший ученый, которому наплевать на все, кроме предмета своих исследований, даже если ему угрожает жестокая расправа от химерического существа, бывшего некогда членом людского общества.

– Так вот, возможно, он опасен только для животных и поэтому они реагировали на этот вирус, когда тот вошел в активную фазу. Но повторяю – для человека он должен быть абсолютно безопасен. Иначе о таких, как вы, давным-давно заговорил бы весь научный мир. И не только научный. Я считаю все дело в ваших антителах. Вирус каким-то образом сумел выжить в вашем организме. Вероятно, они оказались не способны его уничтожить или хотя бы воспрепятствовать его развитию. Причем, данная несостоятельность антител проявилась странным образом избирательно: иммунитет не сработал исключительно по отношению к этому вирусу – вы ведь ничем другим не заболели, так? При нормальных условиях, наверное, он должен был просто погибнуть. Однако в вашем случае он не только не погиб, но сохранился и в один чудесный день… «проснулся». Какое-нибудь животное, скорее всего, умерло бы в считанные часы, не выдержав той имитации внезапной старости. Кстати, я не думаю, что колоссальное ускорение метаболизма имеет к этому какое-либо отношение. Так вот, любое животное почти мгновенно умерло бы, вы же – остались живы. Может быть, потому что вы – человек. Но это еще не все. Я думаю… все мои коллеги до единого сочли бы меня сумасшедшим, однако я готов предположить следующее: что ваши антитела вначале не смогли его нейтрализовать, а «пробудило» его – ваше знание! Вот, если вкратце, моя авантюрная гипотеза. Похоже на бред средневекового шарлатана? Не спорю. Но я не вижу других возможностей. Правда, и не имею ни малейшего представления, как подобное возможно.

– Вы считаете – он разумен? – голос Германа проскрипел настолько сильно, что Лозинский не сразу понял вопрос.

– Нет, но я убежден, что этот вирус каким-то образом связан с сознанием. Знаете, не смотря на все достижения современной науки, человечество во многих аспектах познания окружающего нас мира ушло не так уж и далеко от темных знахарей, живших три тысячи лет назад. И такая наука, как вирусология, совсем не исключение. Например, до сих пор вспыхивают споры в научных кругах о том, какова вообще природа вирусов, к какому типу материи их относить – живой или не живой. Они обладают признаками обеих. Я думаю, в вашем случае все дело в череде каких-то до нелепости редких совпадений.

– Великая Нелепость, – сказал Герман.

– Вот именно! Это очень точное определение.

Лозинский откинулся на спинку стула, несколько секунд молчал, что-то соображая, затем вдруг подался вперед:

– Мне пришло в голову… может, существует возможность избавить вас от всего этого. Или стоит хотя бы…

Герман моментально ощутил взрыв ярости, который уже не мог контролировать; позвоночник пылал раскаленным льдом. В долю мгновения к нему с удесятеренной силой вернулось желание разорвать Лозинского в клочья.

– Я хочу сказать, – тем временем продолжал хирург, – вам совершенно нечего терять. Он подчистую выкачивает все ресурсы вашего организма…

– Как бы не так, Добрый Доктор! Может, ты лично желаешь заняться мной?! – с чудовищным резонансом проскрипело существо, сидящее перед ним…

Лозинский скривился от страшной режущей боли в ушах.

…и вскочило на ноги единым движением, за которым не мог уследить человеческий глаз.

– Вот она – любимая песенка всех Докторов!

Лозинский смотрел на обезумевшее чудовище и, кажется, впервые по-настоящему испугался.

– У вас сложилось обо мне превратное мнение. Я вовсе не предлагал сделать из вас подопытное животное.

– Мне надоело слушать твою болтовню, Добрый Доктор! Будь благодарен и за те два лишние часа жизни, которые тебе удалось заработать!

Оно стало приближаться к Лозинскому, но явно не торопилось.

– Да… с чего и начиналось, – проговорил Лозинский, поднимаясь со стула. – Не хочется умирать сидя… – у него было выражение человека, сделавшего неожиданно мрачное открытие. Хирург только сейчас ощутил резкий кислый запах, исходивший от существа, с которым провел в одной комнате почти два часа.

Врач скосил глаза на отвертку, валявшуюся на полу… понимая, что его шансов справиться с наступающей тварью за последние сто двадцать минут совсем не прибавилось.

– Даже если ты завопишь как сотня мучеников, я успею получить достаточно времени, чтобы понаблюдать за твоими корчами от начала и до конца, – пообещало чудовище и, словно издеваясь, легонько толкнуло хирурга в грудь указательным пальцем, твердым и шершавым, как кусок металлической арматуры.