Эксперимент. Реальность или Отражение (СИ) - Кин Мэй

В какой-то момент я замечаю, что вокруг нас уже собирается толпа. Но музыка по-прежнему играет. А кто-то продолжает танцевать.

На доли секунд взгляд цепляется за Диму, что вот-вот пробьётся к нашему вымышленному рингу. И это мгновение едва не становится моей погибелью. Ведь уже в следующее — очки подпрыгивают на носу, а затем скатываются вниз, с глухим стуком падая на пол.

Я резко останавливаюсь, тяжело дыша. Сердце перестаёт биться. И хотя это невозможно — в эту секунду мне кажется, что оно, как и многие здесь, в предвкушении последующего аккорда. В предвкушении финиша.

«Только не это» — проносится паническая мысль. А затем, не обращая внимания на язвительные реплики Демидовой, приседаю на корточки, пытаясь в световых бликах отыскать одну из самых важных деталей моей маскировки.

Я ползаю по полу, словно припадочная. Люди, как назло, не желают уступать дорогу, и топчутся рядом. Кажется, если бы здесь произошло убийство — никто бы и не заметил. Но…

— Ты случаем не это ищешь? — знакомый смех, раздираемый желчью раздаётся совсем близко.

«Может стоит все же попробовать?» — проносится в мыслях, когда я поднимаю взгляд и смотрю на Демидову, что держит своими цепкими ноготками мои очки.

Сглатываю и тут же поднимаюсь на ноги. Смотреть на неё снизу вверх — кажется чем-то унизительным.

— Верни, — совершенно позабыв о конспирации, цежу я сквозь зубы, открыто глядя на неё.

Она усмехается, запрокинув голову назад. А затем наши взгляды встречаются. Тело слегка потряхивает, мелкий озноб одолевает меня. Но сколько бы мы не сверлили друг друга взглядом — она не узнаёт меня. По крайне мере я не вижу эмоций, которые бы могли натолкнуть меня на иные предположения. Хотя может быть дело в том, что она элементарно не умеет их проявлять.

Королева гадюк умеет лишь громко шипеть и нападать.

— Что вы устроили? — сквозь музыку доносится знакомый голос. На этот раз сердце пропускает болезненный удар. — Карина, — Его голос в этот момент напоминает раскаты грома, — верни монй девушке очки. И большей не смей прикасаться к ней. Никогда.

На доли секунд наши взгляды снова пересекаются. Неудивительно, что в её глазах полыхает дьявольское пламя, в котором я горю заживо. Она хмурится. А затем её губы слегка приоткрываются, словно забытое ранее слово, наконец готово слететь с её уст.

О, нет.

Воспользовавшись заминкой, я подхожу ближе и спешно вырываю свои очки, едва поцарапав её кожу на запястье. Она шипит, плотно сжимая губы. Бросает на меня очередной, едкий взгляд, едва прищуренных глаз, а затем уходит. И, как бы я её ненавидела — умение в любой ситуации оставаться величественной королевой, которой все нипочем, завораживает, заставляя завидовать.

— Эй, — легкое касание пальцев к моему запястью, и я вздрагиваю. А затем он разворачивает меня быстрее, чем я успеваю натянуть на лицо атрибутику своей маскировки.

Наши взгляды встречаются и…

Ничего.

По крайне мере я снова не вижу должных эмоций на его лице. Ведь, если бы он меня узнал, то вряд ли бы оставался таким спокойным. Ведь так?..

Легкое касание к щеке. Его пальцы скользят вниз, от чего сердце в груди моментально заходится в бешеном ритме, млея от подобной близости. Но затем рассудок вопит: «Возьми себя в руки, черт возьми!», и я отстраняюсь, сделав шаг назад.

Ковалевский улыбается уголками губ, когда я в спешке натягиваю очки, а затем выдыхаю. Внутри меня до сих пор творится раздрай, несмотря на то, что все вроде как обошлось и моя тайна по-прежнему остаётся таковой. Однако настроение безвозвратно утеряно. Эйфория от выпитого алкоголя и музыки — испарилась. Теперь все вокруг только раздражает, заставляя понуро опустить плечи. При том что после потасовки с Демидовой у меня разболелась голова. Эта стерва в отместку выдернула мне парочку волос. Не говоря уже царапинах, оставленных на запястье, которые жгут, как самый настоящий яд, впрыснутый змеей.

Ничего не говоря, Ковалевский берет меня за руку. Однако впервые это действие выглядит таким мягким и бережным. Мне даже как-то не по себе. Ведь я привыкла к бешеной, поглощающей энергетике этого парня, а не умиротворённому спокойствию, проявляющемуся подобным образом.

Мы движемся сквозь толпу, то и дело огибая танцующих людей. Пару часов назад здесь было не так людно. Однако сейчас, кажется, словно помещение забито полностью.

Перевожу взгляд на часы, что висят у самого входа, возле гардеробной.

Они показывают полночь.

Видимо подобное время лишь начало всего веселья.

Что ж. Может быть наш уход и к лучшему. Поскольку только оказавшись на улице и глубоко вздохнув свежего воздуха, я чувствую себя лучше.

— Что — ты даже ничего не скажешь? — В конце концов не выдержав подобного молчания, когда мы переходим дорогу к скверу, произношу я.

— А должен?..

— Обычно ты не применишь лишний раз добавить едкое словечко или же прочитать лекцию об отсутствии мозгов.

Он едва слышно усмехается себе под нос.

— Скажу лишь, что наша сфера искусства лишилась небывалого самородка.

Я напрягаюсь, на мгновение почувствовав желчь в его словах. Но затем мотаю головой, ведь он тут же произносит:

— Ты отлично сыграла мою девушку. Скажем так — не будь я в курсе нашего плана — и сам бы поверил.

Я усмехаюсь, пытаясь скрыть горечь.

— Что ж. Будем полагать я отплатила за свой должок.

— Выходит, что так, — задумчиво произносит он. А затем мы останавливаемся возле небольшого фонтана, по ободку которого со всех сторон высечены львиные головы.

Наши фигуры замирают напротив друг друга. Свет, падающий от фонарей, отбрасывает тени.

— Знаешь, я… — в какой-то момент беспрерывных гляделок, вдруг начинаем мы оба, а затем тут же стихаем.

— Прости, говори…

Ковалевский хмурится, продолжая удерживать мой взгляд. А затем черты его лица так же быстро расслабляются, от чего каждая заострённая черточка разглаживается, даруя четкий, красивый силуэт.

— Идём. Поймаем такси. Думаю, на сегодня игр достаточно.

Молча киваю, пытаясь скрыть собственное разочарование. Мне казалось он собирается сказать что-то важное. Однако в последний момент его вспыхнувшие глаза резко погасли. И вот мы уже направляемся к остановке.

@[email protected]

Дима

Как только дверь за девушкой закрывается. Я разворачиваюсь и следую к лифту.

Стоит оказаться на свежем воздухе, и я выдыхаю. Размяв шею, натягиваю капюшон на голову и засовываю руки в карман куртки, следуя вдоль улицы.

С каждой минутой порывы ветра усиливаются. Накрапывает мелкий дождь. Но я настолько поглощён собственными мыслями, что толком не замечаю холода.

Сегодня я впервые взглянул на крейзи под другим углом. Хотя, сказать по правде, это произошло ещё в магазине, когда мы оказались в одной примерочной. Я до сих пор помню, как у меня перехватило дыхание, стоило увидеть её в этом платье. Оказавшись же так близко к этой девушке, я и подумать не мог, что помогая застегнуть молнию на платье мне захочется сделать все с точностью да наоборот.

Черт! Да я впервые испугался собственных мыслей, не говоря о реакции тела и внутренних ощущениях. Поэтому немудрено, что когда она села ко мне на колени в клубе, я едва мог дышать, лишний раз сдерживая себя.

Подобное помешательство происходило со мной впервые. Нет — я кончено и раньше замечал за собой тот факт, что меня тянет к этой чудачке, в черепашьих очках. Но мысли о Лисцовой как-то охлаждали мой порыв и смещали фокус дальше. Однако в последнее время я не могу не признать, что эта девушка — крейзи — нравится мне куда больше. Точнее то, как она ведёт себя. То, какая она. Девушка, что совершенно не знает покоя, вечно влипая в неприятности, но при этом девушка, что показывает своё истинное лицо без каких-либо прикрас.

Она такая какая есть.

Две девушки.

Два схожих чувства, что постоянно терзают меня изнутри, заставляя думать о них.