Тишина - Василий Проходцев

своими подопечными, но, когда приходилось, и она показывала мастерство стирки. Архип же приметил небольшую молодую крестьянку, которую, по ее скромности и незаметности, и увидеть было сложно, и многословно выражал Матвею свое восхищение ее темно-русыми волнистыми волосами и большими карими глазами. Тому деревенская девка казалась скучной, мелкой и неказистой, но сейчас он довольно кивал, поскольку не хотел никому портить настроение и спорить с товарищем. Они не торопясь спускались по склону, стараясь придать себе насколько возможно бравый вид. В это же время солнце вышло из-за туч и осветило все вокруг так, что даже блеклый снег заиграл каким-то красками и как будто подтаял, и можно было на миг подумать, что уже началась весна. Портомои, между тем, совершенно не замечали друзей, хотя и не могли уже не видеть их приближения. Даже обычная стыдливость почему-то не заставляла их скрыться с глаз незнакомых мужчин. Все это было странно, но Артемонов с Хитровым, не теряя задора, подходили все ближе.

– Бог в помощь, сударыни!

Можно было подумать, что вино из странного кремлевского подвала обладало свойством делать людей невидимыми – так мало внимания обратили женщины и на появление Архипа с Матвеем, и на их слова. Ни одна из них не изменила позы, ни одна не подняла взгляда, ни одна не сказала ни слова. Положение было весьма глупым, и Артемонов с Хитровым уже начали краснеть и переглядываться, когда вдруг ближайшая к ним скуластая и косоглазая девка вдруг поднялась с места с огромной корзиной мокрого белья в руках, подошла к ним, и без лишних разговоров сунула корзину в руки Архипу. На его вопросительный взгляд она отвечала:

– Новенькой что ль? На Конюшенной неси, там скажут.

После этого она, прихрамывая, отошла к мосткам и увлеченно погрузилась в стирку, а все прочие портомои также продолжали свою усердную работу. Друзьям ничего не оставалось, как поплестись с корзинкой вверх по крутому склону где виднелось длинное здание, снизу каменное, а сверху – деревянное, в котором, судя по запаху и раздававшемуся оттуда беспрерывному ржанию, можно было угадать одну из главных царских сокровищниц – знаменитый Конюшенный дворец.

– Надо было бы с лаской к ним, спросить о чем-нибудь: как, мол, вам, девоньки, работается. А мы…

–Брось ты, Архип, после драки кулаками махать. Они и бояр по ста штук в день видят, что им такие оборванцы. Да и заняты: думаешь, они там женихов сидят ждут?

На Конюшенном дворе кипела жизнь: десятки людей в страшной суете бегали вокруг большого здания, мимо проводили в поводу или верхом коней, да таких, которых Архип с Матвеем раньше и не видывали, ехали, скрипя, огромные фуры с сеном и другим кормом. Все это поглощали исполинские ворота, не менее трех саженей в высоту.

– Парень, а куда бы нам это? – поинтересовался Архип у пробегавшего мимо запыхавшегося конюха, поднося ему поближе к лицу корзину с бельем.

– А что же это у вас, попоны или порты рейтарские? Или, может, это с Житного дворца? Уж вы меня простите, бояре, не могу знать. Коли кто вам стирать давал, у тех и спросите, а если и они не ведают, то уж тогда и никто не знает.

Угостив друзей этой мудрой сентенцией, конюх убежал по своим срочным делам, и Артемонов с Хитровым вновь остались одни в равнодушном к ним муравейнике. Может, еще долго мыкались бы они с треклятой корзиной, если бы, заслышав знакомое ржание, Архип вдруг не замер, оглядывая все по сторонам.

– Джаметка! Родной, вот ты где!

Хитров присвистнул по-особому, и конь, которого вел куда-то конюх в красном кафтане с орлом, немедленно вырвался из повода и подскакал к своему старому хозяину. Архип отставил корзину в сторону, любовно потрепал скакуна за гриву, и, недолго думая, вскочил тому на спину. Матвей с ужасом смотрел на это, думая, что если до сих пор они были всего лишь обидчиками приказных дьяков да сторожевых стрельцов, то теперь они повинны в краже лошади с государевых конюшен, а это почти равносильно покушению на особу государя. В лучшем для них случае, и учитывая мягкий нрав правящего монарха, за такое можно было отделаться отсечением рук и ног.

– Архипка, слезай! Слезай, дурачина! Скажи – пошутил!

Но Архип стал неудержим, он носился на Джаметке по кругу, а за ним, матерясь и поминутно поскальзываясь, носилось сначала пара конюхов, а потом все больше и больше всякого дворцового народу – эта бессмысленная круговерть, как водяная воронка, с каждым оборотом расширялась и вовлекала новых участников. Матвей уже хотел в отчаянии махнуть рукой, как вдруг заметил приближающихся сверху, с самой вершины холма, от царских палат, тот самый караул стрельцов.

– Эх ты, черт, дьявол, да пропадите вы! – в отчаянии забормотал Артемонов и, растолкав бестолковых преследователей Архипа, вскочил позади него на спину коня.

– Гони теперь! Да не сюда, прямо.

И они помчались к Боровицкой башне, пробиваясь через плотную толпу, а все три дюжины преследователей устремились за ними. От ворот к дворцам – Хлебенному, Сытному и другим – тянулась нескончаемая череда огромных телег, наполненных доверху свиными и говяжьими тушами, битой птицей, различными овощами и фруктами – даром, что и в самом Кремле их выращивалось немало – бочками, бревнами, соломой, сеном, и еще неисчислимым множеством всякой всячины для царского обихода. Джаметке приходилось на огромной скорости обходить эти телеги, для чего он не раз выскакивал на грязный и обледенелый склон холма, и только чудом не съехал по нему вниз вместе со своими всадниками. Народ в этой части Кремля, однако, был на редкость привычным к виду скачущих куда-то на обезумевшем коне всадников, поскольку сидевшие на возах степенные мужики не только не пугались этой скачки, но и не очень-то обращали на нее внимание. Преследователи остались далеко позади, а впереди уже показалась такая уродливая, но такая теперь желанная Боровицкая башня, увешанная образами, как ярмарочный столб – игрушками. Особенно притягивал взгляд проем ворот, за которым, как будто, стоило лишь попасть туда, должны были закончиться все беды Матвея и Архипа. Но путь к воротам теперь преграждали несколько особенно огромных и неказистых телег, которые сам черт, видно, послал в это время в Кремль. Из одной из них, ближайшей, топорщились во все стороны пучки каких-то веток, похоже, доставлявшихся к царским баням веников, которые, как ни старайся, нельзя было объехать без того, чтобы не изодрать всю одежду. Это и случилось с Архипом и Матвеем, но, кроме того, их со всех сторон облепило листьями и