Пламенная нежность - Дженнифер Маккуистон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь Джулиана ясно понимала: если бы можно было повернуть время вспять, она вела бы себя совсем иначе. И нет ничего постыдного в том, чтобы признаться в своей близорукости. А вот скрывать слабое зрение из ложной стыдливости и навлечь тем самым напасти на головы любимых людей – это серьезный повод устыдиться!
– Знаю, это будет непросто, – сказала она бывшей горничной. – И боишься ты не зря. Но я хочу, чтобы ты знала: когда мы покончим со всем этим, ты получишь работу здесь, в Соммерсби. Ведь мы до сих пор не нашли достойной кандидатуры на место горничной для леди.
Глаза девушки расширились, хотя личико все еще было смертельно бледным:
– Правда?
Сжав ее руку, Джулиана твердо кивнула:
– А теперь давай поторопимся!
Глава 27
Джеймс Маккензи обнаружил поистине блестящий талант по части убеждения. Уже через четверть часа он умудрился вызвать судью прямо из церкви, где шла служба, и теперь Фармингтон вместе с Блайтом сидели на стульях в камере Патрика, дожидаясь обещанного солиситором чистосердечного признания.
Впрочем, Блайт даже понятия не имел, кому и в чем предстоит сознаваться…
– Насколько я понял, мистер Блайт принимал активное участие в аресте моего подопечного, – невозмутимо произнес Джеймс. Пожалуй, чересчур невозмутимо – особенно учитывая то, что его друг был на грани того, чтобы прямо тут, в камере, переломать кузену кости.
Судья Фармингтон изобразил искреннее огорчение:
– В Чиппингтоне нет своего констебля. Мистер Блайт оказал нам неоценимую услугу.
– Послушайте, что все это значит? А где обещанное признание Хавершема? – возмутился Джонатан.
– Но я не говорил, что признание должен сделать мой клиент, – обворожительно улыбнулся Джеймс. – Мы пригласили вас сюда, чтобы задать несколько вопросов именно вам, мистер Блайт. А судья Фармингтон присутствует здесь на тот случай, если вы скажете нечто… интересное.
Уловив в словах солиситора плохо скрытую угрозу, Джонатан Блайт побледнел:
– Мне нечего скрывать.
Патрик медленно приблизился к нему и положил руку на спинку его стула. Настало наконец время узнать правду.
– Есть свидетель, который может подтвердить под присягой, что я неповинен в смерти брата.
В камере воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь звуком капающей воды где-то в темном углу. Наконец судья Фармингтон обрел дар речи.
– Вы имеете в виду вашу жену? Но она отказывается давать показания.
– Есть и второй свидетель, – сообщил Патрик, не сводя глаз с лица кузена. – И он может указать на настоящего убийцу.
– Стало быть, вы скрывали это до сих пор, Хавершем? – возмутился судья.
Впервые за все это время в голосе Фармингтона звучала неподдельная, первостатейная ярость, и Патрик не мог его винить в этом. Пусть он всего лишь судья в маленьком захолустном городишке, однако работа его состоит в том, чтобы установить истину. И тот, кто скрывает от следствия важные улики, естественным образом становится его злейшим врагом. Патрик подумал, что ушлый судья давно заподозрил, что в этом деле концы с концами не сходятся. Но не может же следствие длиться вечно! Тем более что есть подозреваемый и он уже заключен под стражу. Так что если он не сможет предъявить суду обещанного свидетеля, то попадет не просто в глупое положение. Нет, все будет куда хуже.
Патрик уже почти жалел Фармингтона. Почти.
– И кто же этот свидетель? – подался к нему судья. – Назовите его имя!
Однако Патрик не спешил выкладывать все начистоту. Ведь упомянув о втором свидетеле, он преследовал цель спровоцировать кузена, а тот и глазом не моргнул.
– Всему свое время, мистер Фармингтон. Кстати, по поводу свидетелей – хочу сообщить вам, что мистер Маккензи может подтвердить под присягой, что во время болезни отца я был в Шотландии. Так что мы неумолимо приближаемся к истинной цели нашей беседы. – Патрик склонился к самому уху Блайта: – Возможно, в смерти моего отца повинны именно вы, кузен. Очевидно, что его смерть выгодна вам.
Невозмутимости Джонатана как не бывало. Он переводил взгляд с одного собеседника на другого.
– Что? Нет! Как вам такое в голову взбрело?
– Его смерть давала вам шанс получить графский титул и все те блага, что к нему прилагаются.
Вскочив, Блайт угрожающе сжал кулаки:
– Тогда, черт возьми, я и вас должен был умертвить! Куда лучше, чтобы вы умерли, а не были прилюдно повешены. В этом случае, по крайней мере, семья не была бы покрыта несмываемым позором. Разве то, что вы все еще живы, не доказывает, что я на такое не способен?
– Не пытайтесь изображать невинную овечку! – Железная рука Патрика легла на плечо кузена, и тот мешком осел на стул. – Много лет назад вы уже доказали мне, на что способны!
Блайт сверкнул глазами:
– А-а-а, вы про тех чертовых щенят? Ради бога, заткнитесь, Хавершем! Вы взрослый человек. Обвинять меня в смерти Эрика – это оскорбительно. Но в смерти старого графа – просто чудовищно! – Его голос вдруг дрогнул и сорвался. – Нет… никогда… ведь он любил меня как сына…
Патрик с трудом сдержался, чтобы не сомкнуть руки на горле Джонатана. Потом понял, что, придушив кузена, он, возможно, и почувствует себя лучше, но от обвинения в убийстве это его отнюдь не избавит.
– Где вы были, когда отец захворал?
– Я был в Лондоне.
– И можете это доказать?
Блайт с хрипом втянул воздух:
– В Лондоне пропасть тех, кто видел меня тогда…
– Лучше вам назвать их всех по именам, – угрожающе произнес Патрик.
– Моя возлюбленная, например. Посетители клуба, куда я постоянно захаживаю. – Кузен задумался. – Послушайте, неужели вы и в самом деле полагаете, что я мог совершить нечто… нечто столь ужасное?
– Факты – вещь неумолимая, – спокойно сказал Патрик. – Никого из упомянутых вами свидетелей сейчас здесь нет, и никто не может подтвердить правдивость ваших слов. Не правда ли, досадно, мистер Блайт?
– Моя матушка весь сентябрь провела в Соммерсби – она может подтвердить, что меня не было в Йоркшире! А когда старый граф захворал, она написала мне. И я тотчас поспешил в Соммерсби, вне себя от беспокойства о нем! – Джонатан высокомерно вскинул подбородок, похоже, мало-помалу овладев собой. – Это было самое малое, что я мог сделать для него, покуда вы разыгрывали блудного сына! Я не убивал графа. Вы знаете, что он… был мне как отец.
– Видимо, вы напрочь позабыли о прочности семейных связей, когда обвинили меня в его смерти, – зарычал Патрик.
Да, его отношения с отцом и братом год назад были не самыми безоблачными, однако даже тогда он любил их обоих и уважал. И эта потеря была для Патрика невосполнима. Но кто-то отнял жизнь у любимых им людей, и он не будет знать покоя, пока не отыщет убийцу.
– Но вашей матушки здесь сейчас также нет, – холодно сказал Патрик кузену.
– Черт вас дери, Хавершем, здесь вообще никого нет! – Блайт с трудом сглотнул. – Однако мистер Фармингтон может засвидетельствовать, что я покинул Соммерсби задолго до смерти графа. Достопочтенный судья тогда много времени проводил в обществе моей матери.
Патрик изумленно воззрился на судью.
– Я… – Фармингтон явно был обескуражен, его седые брови скорбно опустились. – То есть… я регулярно обедал у вас в имении, когда в Соммерсби приезжали Маргарет и Джонатан. Ваша тетушка и я… то есть мы… ну, между нами существует… известное взаимопонимание. Джонатан говорит правду. Он приехал в Соммерсби уже после того, как заболел ваш отец.
Патрик тотчас уловил главное в словах судьи. Маргарет… То, что Фармингтон назвал его тетушку по имени, было красноречивей всяких слов. Впрочем, и судья, и тетя Маргарет – взрослые люди, не связанные семейными узами. Но если Блайт говорит правду, то все куда сложней, нежели Патрик предполагал… Может статься, тут на самом деле замешан Джордж Уиллоуби?
Он взглянул на кузена, уже понимая, что верит его взволнованным речам. Перед лицом обвинений возмущение Джонатана было совершенно неподдельным, а злость вполне искренней. И пусть он безрассуден и горяч, и пусть в прошлом наделал ошибок, но мистер Блайт в самом деле искренне любил и почитал покойного графа. Более того, он втайне мечтал быть его сыном, именно поэтому с детства завидовал Патрику и недолюбливал его. Неудивительно, что узнав об убийстве старого графа, Джонатан Блайт впал в такую ярость.
Пожалуй, схожие чувства испытывал и сам Патрик.
Но если он ошибся касательно Блайта, значит, ошибся и в остальном.
– А был ли Джордж Уиллоуби в имении тогда, в сентябре, когда захворал отец? – спросил он у Фармингтона с замиранием сердца.
Судья достал платок и промокнул вспотевший лоб:
– Да, однако ваша логика представляется мне весьма странной. И я…
– Он гостил в Соммерсби год назад, и был вместе с нами на охоте, хоть и отстал от остальных. И у него могли быть точно такие же мотивы, что и у Блайта.
Судья Фармингтон поерзал на стуле: