Канал имени Москвы. Лабиринт - Аноним

Сейчас, подходя к камере, Калибан понял, что находится в коридоре не один. Приподнял лампу. Тусклый свет упал на красное и всегда немного потное лицо Малого. Увалень младший сынок брата Нестора, распорядителя в Храме, того, что ставил чужака-воришку под благостные струи, имел ещё одно прозвище – Мясник. Для сына брата Нестора, дружка и конфидента самого брата Зосимы, открывались блестящие перспективы. Но Малой предпочёл нести послушание в застенках. Даже Калибан находил склонность Мясника к пыточным подвалам патологичной.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Калибан. Небольшие глазки Мясника маслено заблестели, он был в кожаном фартуке, собственно, Калибан понял, зачем Малой тут.

– Брат Дамиан велел их не трогать, – предупредил Калибан.

– Всё вынюхиваешь? – осклабился тот.

– Скоро суд. – Калибан пожал плечами.

– Вот я и внесу свою лепту.

– Ты что, не понимаешь? Процесс открытый. После суда их получишь.

– Поработаю пока с глухонемым, – голос Мясника выражал нетерпение. Помимо кожаного фартука он прихватил цепь с металлическим ошейником и длинный стальной прут. – Он не особо разговорчив. Ты ж нас знаешь, следов не оставляем.

Калибан посмотрел на цепь и стальной прут – тот тоже можно было крепить к ошейнику. Видимо, Малой решил оттащить «глухонемого» братца в пыточные подвалы. Интересно, что он сказал охране? Или те заснули… Скорее всего, играют в карты с подельниками Малого, там у них тепло. А воришки за кованой дверью под семью замками, да после очищающего оглушения… Куда им деться?

– Малой, ступай лучше к себе, пока не поздно, – вдруг сказал Калибан. И ощутил какую-то тоскливую тяжесть в груди. Там что-то было не так, за кованой дверью с семью замками. Но ему необходимо туда войти, пока действительно не стало поздно.

– А то что?! – огрызнулся Малой. Позвенел ключами. – Прочь с дороги, хромая обезьяна! У тебя своя работа, у меня своя.

– Не делай этого, – попросил Калибан.

Но Мясник уже грубо отпихнул его плечом и, также звеня ключами, принялся отпирать замки. Когда слетел последний тяжёлый засов, всё внутри Калибана замерло. Но ничего не случилось.

Малой отворил дверь, посветил лампой внутрь камеры, зачем-то облизнув губы. Сделал шаг вперёд. Калибан прошмыгнул вслед за ним, но тут же юркнул в сторону и замер у глухой стены.

Чужак-воришка стоял к ним спиной по центру камеры. Голова закинута вверх, будто он пытался что-то разглядеть в узкой прорези окна или просто решил полюбоваться ночным небом.

– Я тебя знаю, – негромко сказал он. Спокойно обернулся и посмотрел на Калибана. Руки его были развязаны. – И знаю, что тебе что-то известно.

Его «глухонемой» братец, не шевелясь, большой бесформенной кучей сидел в тёмном углу. Калибан вдруг ощутил необходимость сглотнуть.

– Что тут происходит?! – начал Малой. – А ну! Да ты руки развязал?! Я ж тебя похороню!

Малой, Мясник, сделал ещё шаг вперёд. Поднял над головой цепь, раскрутив её, и с силой запустил в человека, что стоял по центру камеры, – то ли собирался сбить с ног попаданием в голову, то ли оплести, заарканив его, словно дикого зверя, и завалить на землю. Калибан почувствовал неприятно-острый запах возбуждения Малого. Свой стальной прут тот выставил вперёд.

А дальше произошло то, чего Калибан никогда не видел. Человек, стоящий в центре камеры, чужак-воришка, поймал цепь на лету, даже не глядя на Малого. Резко потянув, вырвал цепь из рук Мясника, совершил незаметный выпад, и вот цепь уже обвилась вокруг грузного тела Малого.

– Мы бы и так вышли отсюда, – сказал этот человек, но обращаясь только к Калибану. – Да уж коли вы здесь, это упрощает дело.

Калибан молчал. Малой, напротив, заорал. У него оказался визгливо-высокий голос, похожий на голос евнуха. Чужак-воришка не изменился в лице, лишь с пугающей грацией вскинул руку и дёрнул на себя. Наделав грохоту, Малой рухнул на пол камеры. Теперь он визжал, как свинья, которую режут. Ещё один молниеносный выпад руки, и горло Малого сдавило цепью.

Бесформенная куча в тёмном углу пошевелилась. Малой заткнулся. Зато пришёл гораздо более неприятный звук: тихий, леденящий, похожий на ворчливый рык.

«Ага, вот как у нас предпочитает разговаривать глухонемой братец». Калибан молчал. Живот начало сводить. Потребность сглотнуть пришлось реализовать.

Потом в коридоре послышались топот, приближающиеся голоса. Всполох света, и движение теней. «Опомнились наконец, голубчики, сбегаются на грохот и вопли Малого. Что, не до карточных игр больше? Если повезёт дожить до встречи с братом Дамианом, то я вам не завидую. Правда, я никому из нас не завидую», – думал Калибан, но молчал. Лишь этот рык в углу стал нарастать.

– У тебя есть время, пока они бегут сюда, – чужак-воришка, оставаясь совершенно спокойным, указал на раскрытую дверь. – Потом моё предложение снимается. Подскажу: брат Фёкл и та тварь из Лабиринта. Говори, если хочешь жить.

Топот был уже рядом. Бесформенная куча в углу уже начала подниматься.

«Недуг… Да уж, он точно не глухонемой, – успел подумать Калибан, чувствуя, как у него холодеет спина. – Я бы вообще поостерёгся называть его человеком».

4

Лодка вышла на волну раздольного Клязьминского моря, когда солнце уже полностью встало. Для следующего перехода Петропавел намеревался максимально использовать длину светового дня, и они покинули укромную заводь, где пережидали водовороты, сразу с восходом. И тогда же стало ясно, что все скремлины действительно заболели.

– Надо побыстрее убираться отсюда. – Петропавел с тревогой наблюдал за скремлинами. – Пока мы не потеряли их. Поднажмите, парни, веселей!

В придачу к вёслам были развёрнуты паруса, и лодка показывала отличный ход, но, казалось, старому гиду этого было мало.

– Ничего, не беспокойся, просто стоит поспешить, – сказал Петропавел Еве. – Ещё до Хлебниковского затона территория братства закончится, и они очухаются.

Улыбнулся, но словно выжидающе посмотрел на девушку, затем прошёл на нос лодки и встал там, глядя по курсу вперёд. Постепенно по обоим берегам к воде снова стал подступать туман, обжитые территории оставались позади. Ветер дул очень свежий, поднимая приличную волну, и лодку качало.

Ещё в Пирогове, на ночной стоянке, когда Петропавел решил объяснить Еве, почему гиды не пользуются услугами лоцманов и не платят мзду, которую местные называют «ясак», у скремлинов начали проявляться первые признаки болезни.

– Они и есть наши лоцманы, – улыбнулся Петропавел. – Как и в тумане. Везде. И это их изматывает. В Пирогове особенно. Здесь всегда было что-то. Поэтому без надобности гиды стараются не задерживаться на территории братства. Только в этот раз всё значительно хуже. Я бы и сам не стал злоупотреблять их гостеприимством, если бы не водовороты.