Убей, укради, предай - Фридрих Незнанский

– Не знаю. Может быть… – Реддвей покряхтел так, как будто собирался с духом, чтобы сказать нечто особо важное. – Давай забудем пока про дневник. Меня сейчас больше беспокоит Джеффри.

– Опять? – удивился Турецкий. – Все же прояснилось.

– Не все. Зачем Митина его «заказала»? Она работает сама на себя, на Кулинича или на кого-то в Вашингтоне?

– А как тебе больше нравится?

– Спроси лучше, как больше не нравится!

– Как?

– На мистера Икс в Вашингтоне. Это означает, что в игре участвует еще одна сторона, а мы о ней до сих пор даже не подозревали!

– У тебя шпиономания, уважаемый мистер R. Если Симпсон своей деятельностью напряг какого-то важного перца в Вашингтоне, он бы с ним разобрался, не прибегая к помощи Митиной – она специалист несколько иного профиля. А если этот перец без Митиной ни на что не способен, значит, он не такой уж важный. Ну а Кулинич тем более связался бы с киллером без ее посредничества. Выходит, она действовала от своего имени и в собственных интересах. Причем интересы ее противоположны интересам Симпсона, то есть, как это ни странно, возможно, совпадают с нашими.

– Э-э-э… Как это называется… Твоими бы устами да джем…

– Мед. Найдем Митину, припугнем басинскими дневниками и все узнаем – это вопрос времени.

– «Найдем», – передразнил Реддвей, – «припугнем»… Если Кулинич ее первым не найдет и не припугнет!

– И закажет в «Вашингтон пост» некролог на всю первую полосу!

– А ты не смейся! Захочет – закажет!

– Погоди. – Турецкий махнул рукой, как бы отметая предыдущий досужий разговор. – Ты это серьезно?

– Представь себе. Это даже не данные ориентировки, которыми меня в Вашингтоне пичкали, чтобы голову заморочить, как я теперь понимаю, а личные, абсолютно надежные сведения. Пользуйся! Если знаешь как.

– И воспользуюсь!

Турецкий поднялся и напряженно заходил перед Реддвеем туда-сюда.

– Каким образом?

– Давай по порядку: ты говоришь, что при введении в курс дела тебя сознательно дезориентировали. Так?

– Так, так. Но с какой целью?! Вот в чем вопрос сейчас.

Турецкий отрицательно покачал головой.

– Дерьмо вопрос, как говорит Вячеслав Иванович. Если тебе морочили голову, значит, был в этом высокий государственный интерес. Хотя, в скобках, по словам другого знакомого нам мыслителя – господина Романова – любой высокий государственный интерес на поверку оказывается чьим-то глубоко личным, низким и корыстным.

– Вот именно! Осталось понять, чей это интерес и в чем он состоит.

– Прости, конечно, за некоторый эгоизм, но это сугубо твоя проблема. И не первоочередная. Давай разберемся сперва с московскими трупами: с Апраксиным и Чеботаревым – он тоже потенциальный труп, а потом уже займемся вашингтонскими интригами.

Реддвей занервничал и затараторил скороговоркой:

– Я тебя не понимаю, как ты собираешься с ними разбираться, если не имеешь четкого представления ни о действующих лицах, ни об их мотивах, не говоря уже о том, что дело уходит в такие высокие сферы, не только здесь, в России, но и в Штатах, в которые тебя ни за что не допустят, потом…

– Помолчи минуту! – перебил Турецкий. – Вернемся к тому, с чего я начал: ты считаешь, что по делу Бэнк оф Трейтон тебя ориентировали неверно, короче говоря, нагрузили лапшу на уши. Какую тебе дали установку? Чеботарев – главный организатор отмывания денег, а Кулинич, как бы между прочим, преимущественно мишень для прессы. Остается поставить все с головы на ноги: Кулинич как раз и есть в этом деле фигура номер один, ты сам две минуты назад уверял: кое-что из баек про него на самом деле – правда. А Чеботареву просто не повезло: попал Степан Степаныч под раздачу, и Кулинич приказал его убрать, это даже не передел сфер влияния, Чеботарев в данном случае не более чем опасный свидетель, как и Апраксин.

Реддвей недовольно поморщился:

– Софизм! Из того, что за Бэнк оф Трейтон не стоит Чеботарев, еще не следует, что освободившееся место принадлежит Кулиничу. Оно кому угодно может принадлежать. Скорее всего, оно вообще коллегиально.

– Кончай. Если тебе мои рассуждения кажутся неубедительными, подумай вот о чем: от кого Митина могла узнать про Гусарова? Ну от кого?! Скорее всего, от Кулинича, двадцать против одного, как говорят у вас в Америке. Ты, конечно, опять можешь возразить: дескать, у меня нет никаких конкретных фактов.

– А у тебя-таки нет фактов! – заявил Реддвей упрямо.

– И тем не менее будет лучше, для тебя в первую очередь, если мои предположения окажутся верными, – закончил свою мысль Турецкий. – Потому что в таком случае твоей смерти жаждет только Митина лично, а кроме Гусарова, обратиться ей, скорее всего, не к кому. И никакого единого заговора в Вашингтоне не существует: каждый увидел в Бэнк оф Трейтон свой интерес и втихаря тянет одеяло на себя. Так что карьере твоей тоже ничто не угрожает. Прищучим Кулинича, и въедешь в Белый дом на белом коне.

– Прямо с ходу – в Белый дом! – Реддвей разразился саркастическим смешком.

– Ладно, на лужайку перед Белым домом. Во сколько встреча с Титаном?

– Это тебя не касается.

– Пит, не смеши меня, это наш единственный шанс раскрутить все дело, возьмем гада тепленьким, а то гэбэшники мне уже намекнули, что хороший Титан – это мертвый Титан!

– Встреча должна состояться в казино «Шангри Ла». В телефонном разговоре Кулинич сказал буквально следующее: «Мистер Реддвей, приезжайте к двенадцати часам ночи, садитесь за второй рулеточный стол у левой стены. Сделайте четыре ставки на красное с интервалом в один ход. Ваш последний ход должен быть сделан ровно в полночь. После этого вас попросят передать два чистых бланка. Будьте там один. Огласка не нужна ни вашему руководству, ни мне».

– Ну и отлично! – обрадовался Турецкий. – У него и в мыслях нет, что ты работаешь со мной. Возьмем субчика за жабры. Поставим наших людей при входе, и все! Ты чего такой хмурый?

– Я ненавижу рулетку. Предпочитаю блэк-джек.

В 23.30 американский турист огромных размеров не торопясь пересек Пушкинскую площадь и вошел в казино «Шангри Ла». Небрежно сбросил плащ гардеробщику, позволил себя зафиксировать в компьютере, получил пластиковую карту, разменял сто обязательных долларов (на них дали десять игральных фишек) и вошел в игральный зал.

Прошел мимо аквариума и свернул направо. На невысокой сцене прямо перед сверкающим, перетянутым лентой «фордом» (предназначенным обладателю счастливого лотерейного билета) наяривал энергичный джаз.

Американец остановил официантку и потребовал принести кампари вот за тот рулеточный стол. «За этот, сэр?» – «Нет, за тот». Посмотрел на часы на руке соседа по рулетке. 23.35. Рано. Принесли кампари. Хорошо…

23.45. Если на один запуск шарика уходит минута, да еще по столько же на то, чтобы сделать ставки и собрать их или выплатить выигрыш, значит, на четыре хода, сделанных в один интервал, нужно двадцать четыре минуты. Пора.

А черт! Нужно же ставить по двадцать пять баксов, а фишки, которые дали при входе, все номиналом по десять. Из них двадцать пять никак не соорудишь.

Он сходил в кассу и разменял еще сто баксов. Вернулся к рулетке. Сделал первый ход на красное.

– Двадцать шесть, – огласил крупье, – четное, черное.

Реддвей один раз пропустил и сделал следующую ставку.

Через минуту крупье сказал:

– Двадцать шесть, четное, черное.

Снова пропуск и снова на красное.

– Десять, черное, четное.

Пропуск. И последний ход.

– Семнадцать, нечетное, черное.

Надо же, сдул-таки сотню, проворчал про себя Реддвей и косо глянул на часы: 00.01. Ничего, сойдет.

Несколько секунд спустя из-за спины раздался оживленный голос:

– Будьте добры, дайте чистый бланк для записи.

Учитывая, что за спиной Реддвея находился столик для игры в покер, просьба была несколько странной. Но Реддвей не пошевелился.

– Вижу его, – раздался в ухе Реддвея голос Турецкого, расположившегося в другом конце казино. В ухе был крошечный приемник, скрывавшийся от посторонних глаз в специально прилепленном пучке рыжих волос. – Черт его знает, его заслоняет другой игрок. Вижу только нос. Руки держит в карманах. Не расслабляйся.

– А лучше два! – добавил «игрок в покер».

Реддвей взял чистый бланк для записи ходов, завернул в него крохотный конверт и передал невидимому соседу.

– Благодарю вас! – оживленно пробормотал тот. – А! Простите, у меня как раз сейчас идет сдача.

– Берем, – прошептал Турецкий в ухо Реддвею.

И свет мгновенно погас.

Начался страшный шум, крики возмущенных игроков, призывы к спокойствию со стороны секьюрити. Реддвей слышал возню за спиной, но не обернулся.

Свет появился спустя пару минут. За спиной Реддвея игровое место уже пустовало.

Американец заказал третий кампари и терпеливо ждал. Наконец появился Турецкий. На него было жалко смотреть. Реддвей сразу понял, что дело дрянь. Турецкий сказал: