Танец фавна - Елена Бриолле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда вам стало известно о том, что Моррас сегодня будет выступать на обувной мануфактуре Дрессуара?
– У меня тоже есть свои помощники, Ленуар. Один из них вчера помогал полиции сопровождать нападавших в префектуру и рассказал мне, что среди арестантов были бандиты и рабочие с этой фабрики. С бандитами я ничего общего иметь не желаю, а с рабочими можно иметь дело. Так я и договорился с Моррасом через его секретаря о небольшом отступлении в сегодняшней речи. Вот увидите, теперь все наши проблемы решатся сами собой. Мне уже не терпится поделиться этой новостью с Дягилевым и Нижинским…
Но в театре «Шатле» они застали только Дягилева и Турно.
– Что ты тут делаешь? – спросил последнего Ленуар. – Разве ты не должен быть в госпитале? У тебя же еще бинты не обсохли!
У Турно действительно вся голова была перебинтована. Только, в отличие от Астрюка, настоящей повязкой. Кое-где бинты пропитались кровью.
– Вы же мне сказали охранять театр, как я мог сегодня не выйти из госпиталя? – с улыбкой сказал гигант. В ответ Ленуар только покачал головой.
– Как там наши?
– Никто на тот свет пока не улетел. Мы им тоже задали жару, мсье. А балетные сражались, как ястребы! После вчерашнего я просто не мог их бросить сегодня одних.
Ленуар похлопал Турно по плечу и спросил:
– А где Нижинский?
– Вацлав отправился с сестрой и девочками за новой обувью в Bon marché, – громко ответил Дягилев.
– Что?! Вы его отпустили на прогулку по магазинам в такой момент? – Ленуар не верил своим ушам. Оставить солиста без охраны накануне важного выступления после нескольких покушений на его жизнь! Какая безответственность со стороны Дягилева!
– Отпустил. Да. Он сам настоял, да и от Астрюка пришла записка, что он разберется с нападавшими. Вы же ничего так и не смогли сделать. А Нижинскому сейчас нужно показаться на публике. С девочками. Ему нужно показать, что он ничего не боится, – важно ответил Дягилев.
– С какими девочками он отправился в Bon marché? – прохрипел свой последний вопрос Ленуар.
– С Броней, французской танцовщицей Люси и с вашей Николь.
Человек с амбициями
В понедельник утром Кристиан на работу не пришел. Начальник отдела удивился. Иногда служащие не выходили на работу, но в таких случаях предупреждали заранее. А уж Кристиан вообще жил в Bon marché: он не просто никогда не отпрашивался, он даже никогда не опаздывал. А тут на тебе – исчез. Его отсутствие сбивало с ритма всех остальных продавцов. Один никак не мог выбрать, где ему стоять, чтобы не мешать клиентам, но в то же время не оставлять их надолго в одиночестве. Второй метался от витрины к витрине, вытирая невидимую пыль и создавая подобие активной деятельности. Третий и вовсе беспокойно путался под ногами, как болонка, которую впервые вывели на прогулку по бульвару Итальянцев.
В общем, когда в отдел уверенной походкой вошел незнакомец в фирменной униформе Bon marché и представился другом Кристиана, то все с облегчением вздохнули. Начальник отдела для успокоения совести спросил, что случилось с его лучшим продавцом, на что получил ответ, что Кристиан поужинал несвежей рыбой и захворал желудком. Однако будучи очень образцовым сотрудником магазина, он попросил своего друга заместить его на пару дней в Bon marché. Если первая часть уже звучала вполне убедительно, то, когда незнакомец вытащил из сумки аппарат Кристиана для снятия мерок, все окончательно успокоились, о чем потом несколько раз будут повторять на допросе в парижской префектуре полиции.
– Роберт Сантос, – представился новый продавец обуви. Выглядел он опрятно: форма Кристиана сидела на нем отменно, а по ловким движениям Сантоса было заметно, что ему не составит особого труда выстоять на ногах целый день. Наверняка раньше работал официантом или мажордомом в приличном семействе. Смущал только глубокий шрам на его левом ухе. Впрочем, незнакомец умел скрыть уродство плоти под длинными волосами.
Клиентов этим утром почти не было. Сантос достал недавний выпуск газеты L’Action française, которую взял в зале для чтения Bon marché, и еще раз пробежал глазами статью сына Альфонса Доде Леона:
«… Посреди оглушительной газетной шумихи и с помощью всех известных в рекламе уловок нужно было что-то предложить, например, открыть неожиданные, странные, экзотические «номера», способные возбудить воображение слегка пресыщенных парижан и, конечно, воображение бесчисленных иностранцев, жидов, метеков и полуметеков, которые прикидываются парижанами. Зазывалы Астрюка сначала удачно придумали обратиться к русским танцовщикам – в большинстве своем хорошим акробатам, удивительно гибким, способным адаптировать живость своих движений к любой музыке, к любому ритму, к любому изобретению, ни в чем не сомневаясь, танцовщикам, которые прекрасно станцуют и «Мысли» Паскаля, и «Эссе» Монтеня, и танец с саблями, и ригодон…
…Поймите меня правильно. Малларме, непонятный во многих своих стихах, пустой в таких, как «Послеполудень фавна», когда старался, мог быть неповторимым, великолепным писателем. Клод Дебюсси – обладатель выдающегося таланта, и его «Пеллеас и Мелизандра», на мой взгляд, шедевр, который никогда не наскучит. Нижинский – удивительный гимнаст и танцовщик. То, что меня злит, смешит, выбивает из колеи, – это смесь несовместимых талантов, невежественная и неприличная смесь, которую Астрюк, с его увлечением ориентализмом, создает из отличных друг от друга ингредиентов, чтобы выудить денежки из кошельков простофиль. Меня раздражает и выводит из себя этот Большой иерусалимский сезон, переименованный в Большой парижский…»
Сантос сложил газету. Затем он поставил машину для снятия мерок на место, где обычно ее держал сам Кристиан, и присел на корточки. Убедившись, что на него никто не смотрит, новоиспеченный продавец поднял толстую стельку аппарата и провел ладонью. Отличное изобретение! Сантосу потребовался всего час, чтобы вбить в деревянную основу пять рядов крепких гвоздей. Вот теперь машина Кристиана по-настоящему могла претендовать на звание «испанского сапога»! Сантос прикрыл острые концы гвоздей универсальной стелькой и приготовился. Сегодня в его жизни самый главный день!
Бумажные кружочки билетов на метро
Выбежав с Турно из театра, Ленуар остолбенел. В Париже началось послеобеденное время, и по площади «Шатле» разливались потоки людей и машин. Ленуар искал глазами свободные фиакры, но фиакры
