Паутина - Алексей Калугин

– Да хоть с Берегом Слоновой Кости! – воскликнул Брейгель. – Нам-то что от этого?

– Просто для справки, – с невозмутимым спокойствием ответил англичанин. – Если мы встретим представителей местной власти, то должны хотя бы знать, на какой территории находимся. У нас ведь нет никаких документов, кроме жетонов ЦИКа на шее.

– А у Игоря и жетона нет, – заметил Брейгель. – Он его своему приятелю на дереве подарил.

– Других аномальных зон поблизости нет? – спросил Камохин.

– По данным пятидневной давности – нет. Но, как всем нам хорошо известно, разломы образуются когда захотят и где захотят. Мироздание преподносит человечеству сюрпризы, не задумываясь о том, насколько они его радуют.

– Что известно о зоне?

– Гватемальская аномальная зона появилась пять месяцев назад. – Орсон с сочувствием посмотрел на Осипова. – На пакаль, видимо, рассчитывать не приходится. Кто-нибудь наверняка побывал здесь до нас.

– Что дальше? – настойчиво спросил Камохин.

– Как сказал наш великий английский бард, дальнейшее – молчанье. – Орсон с чувством выполненного долга сложил руки на планшете.

– Я имел в виду, в чем выражаются аномальные проявления гватемальской зоны? – уточнил свой вопрос Камохин.

– Никакой информации, – пожал плечами Орсон.

– Даже о телепатии?

– Даже о ней.

– Странно. Пять месяцев – и ничего?

– ЦИК свои данные тоже не публикует в сети, – заметил Осипов.

– Рано или поздно любая информация просачивается в сеть.

– Значит, в данном случае будет поздно, – подумал Орсон.

Подумал так, что услышали все. Собственно, он этого и хотел. Англичанин все больше входил во вкус телепатического общения.

– Мы знаем, что аномальным проявлением двадцать седьмой зоны является телепатия, – сказал Орсон.

– Ты уверен, что это все? – недоверчиво глянул на него Камохин.

– Нет, – покачал головой Осипов.

И словно в ответ на его слова, по земле скользнула большая серая тень.

Все одновременно посмотрели вверх. Но успели заметить только, как между кронами деревьев скользнуло нечто большое, похожее на раскрытый зонт. Поскольку солнечный свет слепил глаза, цвет этого странного нечто определить никто не смог.

– Что это было, Док? – встревожился Брейгель.

В руках стрелка уже был автомат, и большой палец упирался в предохранитель.

– Ну, видимо, какое-то крылатое животное, – авторитетно изрек Орсон.

– Животное?

– На птицу это существо не похоже. – Биолог лукаво улыбнулся и мысленно добавил: – На самолет – тоже.

– Какое животное, Док?

– Может быть, летучая мышь… – Орсон задумался. – Вообще-то, в тропических лесах водится много планирующих животных, – биолог развел руки. – Летучие белки, летучие лисы…

– Для летучей мыши эта тварь была слишком большая.

– Да и для белки тоже.

– В Гватемале водятся гигантские ленивцы.

– Но они же не летают?

– Нет, – биолог на секунду задумался. – Но, наверное, иногда падают с деревьев.

– Док, это существо определенно летело, а не падало!

– Да я даже толком рассмотреть его не успел! – признался наконец англичанин. – Ну, подумаешь, пролетело что-то. Чего вы так всполошились из-за ерунды?

– Док, это – зона, – серьезно и строго произнес Камохин.

– Ну и что с того? – непонимающе пожал плечами Орсон. – Бывают зоны и похуже. Уж мне-то можете поверить.

Глава 27

Судя по карте, которой можно было верить или нет, настолько она была приблизительная, двадцать седьмая гватемальская зона располагалась к юго-востоку от города Сакапа, центра одноименного департамента, между озером Исабаль и границей с Гондурасом. Здесь же протекала большая, полноводная река Мотагуа, впадающая в Гондурасский залив. Если география аномальной зоны не претерпела значительных изменений – а такое порой случается, – по реке можно добраться до нормальных земель. Связать плот – дело нехитрое. Плот – это, конечно, не моторная яхта. Но, как известно, плохо плыть все равно лучше, чем хорошо идти. Тем более сквозь сельву. В которой, как радостно сообщил Орсон, водятся такие замечательные животные, как пумы и ягуары. И еще какие-то зонтичные твари, близкое соседство которых тоже не внушало оптимизма. А между тем квестеры приметили еще пару таких существ, парящих в кронах деревьев. Одну из них Орсон даже успел сфотографировать. Снимок получился смазанным, и все равно, изучив его, биолог со всей определенностью заявил, что это животное не принадлежит к известной ему классификации. Следовательно, имеет аномальное происхождение. Прежде Орсон все непонятное называл внеземным, но по требованию Осипова стал использовать более корректный термин – «аномальное». В самом деле, откуда взялись эти твари, сказать никто не мог. Так почему же сразу – внеземные? По мнению Осипова, термин «внеземное», к чему бы он ни прилагался, нес в себе заведомо негативную оценку: внеземное – следовательно, враждебное. А кто сказал, что это так? Врага нужно знать в лицо, а не искать повсюду. Как бы там ни было, зонтичные твари никому не нравились. Несмотря на то, что никакой враждебности по отношению к людям они не проявляли. Более того, они их, скорее всего, вовсе не замечали. На этом можно бы было и успокоиться. Но тут снова внес существенное уточнение Орсон, со всей прямотой специалиста сообщивший, вернее, – подумавший, но по-русски и так, что услышали все, – о том, что для многих хищников характерно подобное поведение: поначалу зверь изучает потенциальную жертву, делая вид, что она его совершенно не интересует, а потом, усыпив бдительность, наносит неожиданный удар.

В общем, решено было идти на восток, с расчетом выйти к реке.

На часах квестеров было начало восьмого. Утра или вечера, собственно, без разницы. Все равно это было монгольское время. На территории Центра Изучения Катастроф – начало четвертого. Судя по солнцу, лучами пробивающему густую листву в кронах деревьев, в Гватемале было за полдень.

Если, конечно, это была Гватемала.

С аномальными зонами всегда так – никогда ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. И, как ни странно, к этому легко привыкаешь. Настолько, что когда на простейший вопрос: «Который час?» тебе отвечают: «Ну, это как посмотреть», – такой ответ даже не вызывает удивления. Потому что ты не просто в книжке прочитал, а на собственной шкуре почувствовал, что, да, действительно, время – величина в высшей степени относительная. Настолько относительная, что порой говорить о времени совершенно бессмысленно.

Поэтому решено было отправиться в путь немедленно.

Идти сквозь сельву оказалось не очень трудно. Деревья не стояли сплошной стеной, лианы не сплетались в непролазную сеть и даже гнус не донимал путников.