Натюрморт с воронами - Линкольн Чайлд

Хейзен поднялся.

— Мне пора возвращаться в Медсин-Крик и продолжить поиски тела доктора Чонси, но утром я вернусь сюда, чтобы начать новое расследование этого дела. Хэнк, надеюсь, мы будем сотрудничать с тобой, несмотря ни на что.

— Ну конечно, Дент, — без особого энтузиазма ответил тот.

Хейзен повернулся к сотрудникам университета:

— Рад был познакомиться с вами, джентльмены. Буду держать вас в курсе дела.

— Мы тоже рады знакомству, шериф.

Хейзен вынул из кармана пачку сигарет и пристально посмотрел на Расковича.

— Когда приедете в Медсин-Крик, сразу же заходите в мой офис. Мы позаботимся о том, чтобы у вас был официальный статус, и наделим всеми необходимыми полномочиями. Нам очень понадобится ваша помощь, мистер Раскович.

Начальник охраны университетского городка кивнул так сдержанно, будто не видел в предложении Хейзена ничего необычного. Хейзен же понял, что нашёл надёжного и преданного друга.

Глава 38

Учение «чон ран», разработанное известным последователем Конфуция Тон Вэем в эпоху династии Тан, было впоследствии перенесено из Китая на благодатную почву Бутана, где в течение почти тысячи лет над ним работали в монастыре Тензина Торгангка, одном из самых изолированных и недоступных в мире. В конце концов оно превратилось в весьма изощрённую практику медитации, сочетавшую в себе сосредоточенное созерцание абсолютной пустоты с таким же абсолютным осознанием реальности. Иными словами, эта практика позволяла адептам достигать высочайшего интеллектуального напряжения, не отходя от чувственного восприятия действительности.

Чтобы овладеть этой практикой, необходимо было научиться видеть белое и чёрное одновременно, но без всяких оттенков серого, в чистом виде. Это удавалось не всем. Только один процент последователей продвигался дальше этой ступени. Все прочие ментальные упражнения уже не представлялись такими сложными. Как правило, наиболее способные адепты могли без особого труда сочетать знание с чувствами, звук с тишиной, самость с пустотой, жизнь со смертью, универсум с бесконечностью.

Иначе говоря, учение «чон ран» представляло собой своеобразные упражнения в совершенствовании наиболее существенных антитез. Это, конечно, не конец всего в его чистом виде, но наиболее эффективный путь к концу всего сущего, что само по себе является бесценным даром для достижения невероятной интеллектуальной мощи, которой способно овладеть человеческое существо.

Пендергаст лежал на траве, мысленно представляя себе всё окружающее: запах сухих листьев, ощущение полуденного зноя, липкое прикосновение капель пота, кочки и шероховатости почвы под спиной. Он индивидуализировал каждый звук, каждый шорох, каждое дуновение ветерка, вплоть до ровного дыхания Кори, которая сидела рядом и следила за ним. Закрыв глаза, он видел всё, что происходит вокруг него, и хорошо представлял себе местность.

Это так называемое внутреннее зрение позволяло ему соединить в единую картину всё окружающее — деревья, курганы, кукурузное поле, игру теней и света, синее небо над головой, плотность раскалённого воздуха и живительную свежесть земной тверди.

Вскоре все очертания земного ландшафта стали обретать более конкретные формы. Пендергаст изолировал каждый объект и теперь анализировал их по отдельности, не смешивая со всеми остальными. Он начал с запахов. Постепенно устраняя их один за другим, Пендергаст добился того, что все запахи полностью исчезли. Затем он проделал то же самое со звуками. Через несколько минут в его сознании остался только ландшафт без запахов и звуков. После этого Пендергаст устранил ощущение реальности и перестал чувствовать своё тело. С этого момента началась максимальная концентрация его сознания на абсолютной пустоте. Теперь Пендергаст приступил к самому сложному этапу. Он начал постепенно возвращать запахи, звуки и ощущение реальности, но не той, из которой только что вышел, а совершенно иной, исчезнувшей много десятилетий назад. Иначе говоря, Пендергаст проделал всё то же самое, только в обратном порядке. Он видел, как вначале пропала привычная для него дорога, потом пропали деревья и кукурузное поле, а вместо него появились дикие и совершенно пустынные прерии.

Ему понадобилось не больше десяти минут, чтобы полностью воссоздать давно минувшую эпоху с присущими ей реалиями жизни. Пендергаст даже заметил на горизонте огромное стадо буйволов: оно мчалось по прериям, поднимая густое облако пыли.

Ещё через несколько минут он ощутил запах дыма. Сначала Пендергаст подумал, будто горят прерии, но потом понял, что это запах костра. Вокруг костра стояла большая группа людей, а чуть подальше, на берегу ручья, около пятидесяти лошадей пощипывали зелёную травку и жадно запивали её водой.

Пендергаст отчётливо слышал голоса людей, топот лошадей, треск дров в костре и даже чириканье птиц. От костра доносился не только запах дыма, но и запах жарившегося на огне мяса буйвола. Голоса стали громче, а картина происходящего отчётливее.

— Лошадь Дидьера снова почему-то хромает, — послышался чей-то голос у костра.

— Ничего страшного, — ответил ему другой. — Этот парень сам не знает, куда писать, пока мамочка не направит ему член.

Вокруг все громко рассмеялись. Пендергаст хорошо видел стоявших вокруг костра людей с металлическими мисками в руках. Правда, некоторые детали просматривались ещё не очень отчётливо, но в целом картина была достаточно полной.

— Мясо почти готово, — сообщил кто-то другой.

— А я не могу дождаться, когда мы вернёмся в Додж. Так хочется смыть с себя эту чёртову пыль.

— Джим, ты вначале прочисть глотку стаканом виски, а то там тоже пыли немало.

Вечернее солнце уже клонилось к закату, но его слабые лучи хорошо освещали желтоватую жидкость в бутылке. Вокруг курганов усилился ветерок, поднимавший клубы пыли.

— Когда мы всё-таки доберёмся до Доджа, — продолжал тот же голос, — я познакомлю тебя с одной дамочкой, и она смоет тебе пыль не только с лица, но и с другого места.

Раздался громкий хохот.

— Выпей виски, амиго.

— Хосс, чем это ты нас кормишь? Варёным дерьмом?

— А где я могу помыть мясо, Кроув?

— Давайте ещё выпьем немного.

Пендергаст обратил внимание на окрестности. Мужчины стояли у костра в тени одного из курганов. Они были в широкополых ковбойских шляпах, грязных и пропитанных потом рубашках и кожаных ковбойских брюках, затвердевших от грязи и пыли. И все они заросли почти до глаз.

Три кургана были небольшим островком в безбрежном море прерий, простиравшихся до самого горизонта. Ветер, ещё слабый, постепенно набирал силу, поднимая в воздух всё больше и больше пыли. В тени второго кургана лежало несколько ковбоев, положив под голову сёдла, а за третьим курганом виднелась группа постовых, внимательно наблюдавших за степью. Ещё одна группа постовых дежурила в противоположном конце.

— Да, мясо уже готово, — сказал стоявший у костра высокий худощавый мужчина с узким лицом, узкими глазами и огромным шрамом, пересекающим щёку. Гарри Бомонт, вожак банды.

— Эй, Синк, — крикнул Гарри, тщательно пережёвывая кусок мяса, — возьми Веба и смени постовых. Позже пожрёшь.

— Но я уже был…

— Поговори ещё, и я проткну твои яйца вот этим крюком!

Кто-то сдавленно захихикал.

— Помнишь, как некоторое время назад я отстрелил яйца одному мерзавцу?

Послышался взрыв хохота.

— Не волнуйся, Синк, мы оставим тебе немного пожрать.

— А ты помолчи, засранец, не порть мне аппетит.

Справа кто-то затянул песню тонким голосом:

Я сам в седле, а ноги в стременах,Я мчусь по прериям со своим рогатым скотом.А ночью я стоял на страже, когда меня позвал вожак.Я пришпорил лошадь и помчался к нему.Ветер теребил мои волосы, а дождь омывал мне лицо,А мы мчались всё быстрее, чтобы не потерять свой скот.

Вскоре у костра появилась группа только что сменившихся часовых. Они положили винтовки, стряхнули с себя пыль и сразу же набросились на еду.

— Чёрт бы тебя побрал, Хосс, почему у тебя грязное мясо?

— А где я его помою?

— Промой его виски, амиго.

В тот момент над прериями вихрем взвился столб пыли. Ветер налетел на курганы, примял высокую траву, поднял в воздух огромные тучи пыли. И тут же послышалось тревожное ржание лошадей у ручья.

— Что это, чёрт возьми? — спросил кто-то.

— Лошади! Что-то спугнуло лошадей!

— Это не наши лошади!

— Шайены!

— К оружию! Где наши винтовки?

В лагере начался переполох, все засуетились, забегали, с трудом находя оружие в клубах пыли. В ту же секунду рядом с ними появились белые лошади с красной боевой раскраской, а на них сидели индейцы с такими же красными от охры лицами.