Яма (СИ) - Тодорова Елена

Он же Фаллос, он же Член, он же Хрен и схожее смысловое: так главного за спиной "любовно" именовали подчиненные.

— Град! Молодец! Три года в спецназе не зря болтался. Вот теперь я вижу, что это не просто строчка из "трудовой"!

Серега кивнул, окидывая вышестоящего скептическим взглядом, скупо соглашаясь: "Были времена…". А Фаллос, закрепив свою "бесценную" похвалу отеческим похлопыванием по спине, мастерски виляя между бойцами, прорвался к столь же "нуждающемуся" в "пряниках" командиру "соколят".

— Терехин! Молодец! Красиво сработано.

Эта операция, окрещенная в прессе "кровавой свадьбой", всколыхнула среди общественности неподъемный интерес. Самой жирной деталью дела являлось то, что владелец стивидорной компании Павел Исаев, в своей кровожадной борьбе за власть, убил жену и попытался покончить с дочерью, которую буквально силой вырвали из его лап. Кроме Исаева, были арестованы еще несколько известных местных чиновников, но разрушенная система непродолжительное время оставалась без ключевых голов. Новые стервятники пришли очень быстро.

Зябь неконтролируемого презрения прокралась внутрь Градского после услышанной однажды утром новости: Игорь Валерьевич Карпов возглавил мэрию.

[1] Специальный отряд быстрого реагирования Украины.

[2] РОВД — районное отделение внутренних дел.

[3] Цитата из к/ф "Плохой Санта".

[4] Автозак — специальный автомобиль на базе грузового автомобиля, автобуса или микроавтобуса, оборудованный для перевозки подозреваемых и обвиняемых.

24.2

Неспешно ступая, Градский прошел на территорию университета, где провел годы своей юности.

Нутро бесконтрольно свернулось и заполнилось странной горечью: теплой, едкой и дребезжащей.

Медленно продвигаясь в толпе непрерывно галдящих студентов, словно сапер, осторожно пробирался внутрь себя. Пытался понять, насколько ошибочным оказалось суждение, будто все, что связано с "много лет назад", прошло и забылось.

К горечи добавилось режущее чувство разочарования.

В очередной раз наплевав на обоснованные советы психоаналитиков, мотивируясь тем, что сейчас ему не до переживаний, отработанным внутренним рывком прервал всяческие эмоциональные колебания. Затолкнул непрошеные ощущения в самый дальний угол податливого нутра.

Все прекратилось.

Осталась лишь пульсирующая на задворках крошечная горячая точка, к которой Градский с годами приноровился. Она уже давно не приносила выраженного дискомфорта.

Поднявшись на второй этаж, направился в конец коридора к научной кафедре "Философия и социология". Пару лет назад мать назначили заведующей, и после принятия "сана" она стала засиживаться на работе до позднего вечера. Исключением являлись только те дни, когда приезжала Алеся с семьей. Отец тоже находился в отъезде, а Граду нужны были ключи от родительского дома, чтобы забрать из своей старой комнаты кое-какие вещи.

Выдержку вскрыли резко и неожиданно. Слух рефлекторно выцепил из движущейся массы чей-то картавый голос:

— Доминика Андреевна!

Мысли из сознания вынесло. Сделалось так пусто, будто к виску в упор приставили обрез и выстрелили, снеся полголовы.

Взгляд самовольно заметался между гурьбой человеческих тел. Сердце, запнувшись, стремительно пустилось набирать обороты, чего не делало уже очень длительное время.

Воспаленными глазами выхватил раскачивание длинных светлых волос, хрупкий девичий стан со спины, до паралича знакомые движения.

Из груди в зажатое спазмом горло толкнулся тугой ком нервов. Перекрыло дыхание. Голова, сигнализируя о своей физической целостности, пошла кругом.

Первым основополагающим инстинктом пришел порыв двинуться следом за девушкой. Но ноги будто примерзли к паркету. Ни шагу: что назад, что вперед. Эта психоделическая уловка сознания удерживала его на месте, пока толпа, будто по команде хитроумного кукловода, не рассеялась, оставив в длинном коридоре разящую зрение пустоту.

Затянутую трель звонка вычленил, лишь когда та на высокой резкой ноте оборвалась. Этот звук тоже отбился внутри странными ощущениями. Память подбросила устаревшую и, казалось, забытую за ненадобностью информацию: началась четвертая пара.

Возобновив движение, Градский, разбивая тишину тяжелыми шагами, медленно продвинулся вперед, ощущая, как сердцебиение стремительно теряет силу. Жар скатился по телу мелкой дрожью. Мышцы, сосредоточенно выполняя заданную опорно-двигательной системой работу, постепенно пришли в физиологическую норму.

Когда добрался до двери кафедры, за грудной клеткой в чувствительной полости уже ничего не гуляло.

— Сережа! — радостно воскликнула Валентина Алексеевна, теряя интерес к стоящей перед ее столом студентке. — Проходи, сынок.

— Привет, мам.

— Привет, привет… — продолжала улыбаться мать. — Чай будешь? — щелкнув кнопкой на электрическом чайнике, спохватилась, рассеянно мазнув взором по неловко переминающейся с ноги на ногу девушке. — Хорошо, Солодко! Ставлю вам "четверку", — сделала в зачетной книжке соответствующую запись.

— Спасибо большое, Валентина Алексеевна! До свидания!

— До свидания!

По пути к выходу девушка несдержанно метнула взгляд на прислонившегося к стене Градского. А заполучив лениво отмеренное ответное внимание, со смущенной улыбкой выскочила из помещения.

— Спешишь, как обычно? — спросила мама.

— Работы много.

— Понимаю, — кивнув, поставила чашку с чаем на конец стола. — Смотри, горячо, — предупреждение вырвалось совершенно неосознанно.

В двадцать семь лет Град, безусловно, и сам понимал, что две секунды назад заваренный чай — горячий. Не спешил подходить.

— К Вере поедешь?

Кивнул.

— Не забыл, что в субботу Леся с Айдыном и Катенькой возвращаются? Поужинаем?

— Помню.

Впервые сестра призналась ему, что испытывает чувства к недоступному для нее человеку, когда он вернулся из армии. А буквально месяц спустя объект ее тайных грез проявил настойчивость и склонил чашу весов в свою сторону. Леська выложила все Славику и, наконец, сбросила с плеч этот восьмидесятикилограммовый балласт.

Градские-старшие перемену в семейном составе приняли с выдержанным спокойствием. Отец, конечно, поморщился при виде нового зятя, но смолчал. Серегу и самого слегка удивил выбор сестры. Да и имя не сразу запомнил — Айдык Кылыч. Двухметровый амбал-турок с плечами шириной, как пролив Гибралтар, и квадратным, как у героя Футурамы[1], лицом.

После знакомства Николай Иванович с невозмутимым видом открыл бутылку виски, с жадностью поглотил за раз грамм семьдесят, а после пробурчал с напускной сердитостью:

— Потерпим и Аладдина, лишь бы она, наконец, счастлива была.

В том, что "Аладдин" по уши втрескался в Леську, не сомневался даже Град. Это, как говорится в народе, было заметно по глазам. А уж когда Алеся без всяких ЭКО и прочих стимуляций забеременела и благополучно родила Катьку, Айдына в семье полюбили крепкой и настырной "градской" любовью.

Серега за сестру не то чтобы радовался, он ею был горд до вершины горы Эверест. Причем туда и обратно, и снова наверх.

Только вот нестыковка… Утешившись счастьем дочери, семейство Градских замерло в ожидании, что и у Сергея все сложится. Потому все, включая по- прежнему периодически бубнящего о брошенной на произвол империи отца, скоропостижно обрадовались его затянувшейся интрижке с Ириной — одним из психоаналитиков, работавших с Сергеем после аварии.

— Ты, конечно, не мог ее не тр*хнуть. Ну, ясно-понятно, она ведь женщина. Хорошо, что второй мозгоправ мужчина, а то не обошлось бы без конфуза, — не удержался от своих убойно-саркастических рассуждений отец.

В действительности, в "новой жизни" Сергея странным образом тешило это его неизменное ворчание. Было бы неприятно, если бы начал осторожничать, жалеть и опасаться поддеть плотину.