Итальянская свадьба - Ники Пеллегрино
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примечание Катерины: Беппи, не каждый захочет, чтобы у него по всему дому валялись сохнущие листы для лазаньи. Тебе это никогда не приходило в голову?
19
Свадебное платье Адолораты висело на манекене в углу комнаты. Оно получилось именно таким, каким его задумала Пьета: красивым, элегантным, мерцающим. Теперь она точно знала, что ее сестра будет выглядеть как настоящая принцесса.
Однако радость, связанная с завершением платья, умерялась другими, куда более сложными чувствами. После маминого рассказа Пьета пребывала в еще большей растерянности, чем прежде. Суетясь вокруг платья, накрывая его чехлом от пыли и подбирая с пола обрезки ткани и рассыпанные бисеринки, Пьета пыталась совместить Беппи и Катерину из маминой истории — и тех пожилых людей, в которых они теперь превратились.
Закрывая дверь мастерской, Пьета решила позвонить Адолорате. Она понимала, что должна поделиться с ней хотя бы частью прошлого их отца, но почему-то никак не могла заставить себя снять трубку. В конце концов, не ей, а сестре доставалась вся мамина любовь. А значит, она, Пьета, имеет право сохранить эту историю в тайне.
Она то и дело уходила мыслями в прошлое, пытаясь припомнить хоть какое-нибудь проявление неравенства. Но все, что ей вспоминалось, — это бесконечная череда дней, когда мама, закрыв за собой дверь спальни, уединялась на долгие часы, сославшись на головную боль, а еще — как часто она казалась печальной без видимых причин. И ни единого намека на то, что старшую дочь она любила меньше младшей.
Время близилось к обеду, и Пьета почувствовала, что не может усидеть на месте. В последние дни ее жизнь протекала между больничной палатой отца и швейной мастерской матери. Настало время выйти на улицу, вдохнуть полной грудью выхлопные газы лондонского центра, прогуляться вдоль переполненных ресторанов и кафе. Да, правда, настало время вернуться к прежней жизни.
Ноги сами понесли ее к Хаттон-Гарден, туда, где стояла мама, когда она впервые поняла, что Джанфранко последовал за ней в Лондон. Была ли это и в самом деле ревность, безумная страсть — или что-то еще? Размышляя о том, как друг детства ее отца превратился в его заклятого врага, она завернула за угол и вдруг обнаружила, что направляется прямиком к бакалейной лавке Де Маттео.
Некоторое время она нерешительно топталась у дверей, глядя через окно на ряды полок с сушеной итальянской пастой, салями с белыми крапинками жира, свисающие с железных крюков, ящики, ломящиеся от разнообразных сыров. Папа так радовался открытию этого магазина, — до тех пор, разумеется, пока не узнал, кто его хозяин.
Микеле стоял за прилавком. Он поднял голову, увидел Пьету и улыбнулся, приветствуя ее.
Рассчитавшись с покупателем, он вышел на улицу, чтобы немного пообщаться.
— У тебя все нормально? — спросил он.
— У папы был сердечный приступ, — сообщила Пьета.
— Знаю, слышал. Но с ним все будет в порядке, верно?
— Да, надеюсь. Доктора настроены оптимистично, да и операция на сосудах прошла без осложнений.
— А как мама? Как она справляется? А твоя сестра?
— С мамой все нормально, если учесть, что она пережила. Но теперь она сможет наконец нормально отоспаться. Адолората, похоже, совсем ополоумела. Все эти дни я ее почти не видела. По-моему, она во всем винит себя.
Микеле с участливым видом взял ее за руку:
— Давай зайдем на минутку. Я приготовлю тебе кофе.
— Нет… Я не должна. — Странно, но чем любезней с ней становился Микеле, тем сильнее почему-то ей хотелось плакать. — Ты же знаешь, как обстоят дела. Если он узнает, что я сюда заходила, то придет в ярость. А его сейчас нельзя расстраивать. И вообще, мне не следовало здесь появляться.
Микеле заскочил в магазин и вывесил табличку с надписью «Закрыто» на застекленной двери, захлопнул ее и запер на ключ.
— Идем, — решительно сказал он. — Тебе срочно надо выпить.
— А твой папа не будет ругаться, что ты запер лавку среди бела дня?
— Может, и будет, — ответил Микеле, снова беря ее за руку и таща за собой.
Они дошли до паба на Фаррингтон-Роуд, где Пьета никогда не бывала, а Микеле, как вскоре выяснилось, был завсегдатаем. Управляющий поздоровался с ним по имени и налил ему стакан пива, не дожидаясь, пока тот сделает заказ.
— А вот моей знакомой нужно что-нибудь укрепляющее, — сообщил ему Микеле, и Пьете немедленно поднесли пикантный коктейль с зеленым имбирным вином.
Они сели за столик в углу, подальше от остальных посетителей, и немного поговорили о ее отце и о том, какой неожиданностью стала для всех его внезапная болезнь.
— Он всегда казался таким бодрым, таким энергичным, — сказала Пьета, быстро глотая согревающий напиток — намного быстрее, чем следовало. — Он и минуты не мог усидеть на месте.
Микеле улыбнулся.
— Это, должно быть, итальянская кровь. Мой папа точно такой же.
— Знаешь, а ведь в детстве они были друзьями, — сказала Пьета. Интересно, известно ли ему хоть что-нибудь о прошлом наших отцов, подумала она. — Они выросли в какой-то непролазной глуши в горах на юге Италии.
— Знаю, знаю. Я там бывал.
— Правда?
Он залпом осушил стакан пива.
— Когда я был маленький, мы каждое лето туда ездили. На месяц. Пока были живы бабушка и дедушка. Помнишь, мой папа всегда закрывал магазин на весь август?
— Нет, если честно, не помню.
Он скорчил гримасу и жестом велел бармену повторить.
— Я ненавидел Равенно. Там было абсолютно нечего делать, вокруг куча гостящих родственников — и всё. А я изволь сидеть смирно и хорошо себя вести. Папа несколько раз возил нас на пляж, и такие дни я вспоминал как самые приятные, хотя туда мы добирались несколько часов по извилистой горной дороге. Но ты ведь там никогда не бывала, верно?
Пьета покачала головой:
— Нет, мой папа, как оттуда уехал, сам почти там не бывал. Он все время был занят в ресторане. По-моему, он съездил туда только раз, когда умерла бабушка, и потом еще раз в Рим, но мы оба раза оставались дома.
— Может, именно сейчас ему захочется навестить родные места. Может, оправившись от болезни, он снова захочет увидеть Италию.
— Сомневаюсь. У него там никого не осталось, только несколько двоюродных братьев, с которыми он едва общается.
— А как же его сестра?
— Изабелла? Она тоже умерла.
Микеле вытаращил глаза:
— Да? Когда?
— О, много лет назад.
— Этого не может быть. — Похоже, эта новость застигла его врасплох.
— Почему ты так говоришь?
Он немного помолчал, будто взвешивая, как лучше выразить свою мысль.