Демократизация - Патрик Бернхаген

Конечно, в глобальном интегрирующемся мире местные бизнес-элиты не являются единственными значимыми акторами. Демократизация может как создать новые возможности, так и поставить вызовы перед иностранными компаниями. В той мере, в которой результатом демократизации является улучшение защиты прав частной собственности, она может увеличить приток прямых иностранных инвестиций[415]. Если местные производители часто испытывают на себе многие издержки демократизации, сталкиваясь с конкуренцией там, где при прежнем режиме они были защищены, их транснациональные и иностранные конкуренты часто выигрывают от перемен. Однако политическая роль транснационального бизнеса также является весьма неоднозначной. Согласно Г. О’Доннеллу[416], транснациональный бизнес в союзе с государственными технократами и военными офицерами был одним из основных действующих акторов при свержении демократических режимов в Латинской Америке в 1960‑1970‑е годы. Национальные бизнес-элиты играли лишь незначительную роль, возможно, поддерживая установление авторитарных систем, если им казалось, что это может предоставить защиту от профсоюзов и левых политических партий. Противоположный пример – это союз транснационального бизнеса и местного предпринимательского сообщества в Мексике на выборах 2000 г., когда победа правоцентристской Партии национального действия Висенте Фокса положила конец 70‑летнему однопартийному правлению Институционно-революционной партии.

По своей сути бизнес не является ни врагом демократии, ни ее союзником. Его предпочтения относительно демократических реформ зависят от множества факторов, включая ожидаемую политику демократических властей и относительное влияние, которое будет доступно бизнес-акторам в сравнении с противостоящими им группами интересов, прежде всего профсоюзами. Но даже наличие сильного профсоюзного движения и проведение политики, угрожающей интересам бизнеса, не обязательно вызывают антидемократический рефлекс. Скорее реакция бизнес-акторов на неблагоприятные обстоятельства зависит в значительной степени от их способности защищать свои интересы мирным образом, используя каналы влияния, описанные выше. Учитывая это, для демократии может представлять угрозу как сильное, так и слабое бизнес-сообщество. Согласно Ли Пейну и Эрнесту Бартеллу[417], если бизнес-акторы слишком слабы, они неспособны защищать свои интересы в плюралистическом обществе и конкурировать в глобальной неолиберальной экономике. Тогда они могут выступать за более авторитарную систему для своей защиты. Угрозы демократии от сильного предпринимательства имеют другой характер. Если демократическая система предлагает бизнес-акторам много возможностей для продвижения своих интересов, она будет пользоваться их поддержкой. Но политически влиятельное бизнес-сообщество может препятствовать экономическому развитию, поощряя рентоориентированное поведение и вынуждая правительство отказываться от необходимых программ по борьбе с бедностью, уменьшению неравенства и эффективной защите окружающей среды, тем самым ухудшая качество демократии. Анализируя поведение чилийского бизнес-сообщества при демократии, Бартелл пришел к выводу, что предприниматели, соглашаясь с тем, что демократия в стране должна сохраняться, продолжают противостоять любым попыткам перераспределения богатства политическими способами с целью достижения большего равенства. Таким образом, бизнес предпочитает ограниченный масштаб демократизации[418] и ограниченную версию демократии. Это касается как степени гражданского контроля над процессом принятия политических решений, так и сути принимаемых решений, т. е. качества демократии. Более того, применительно к Латинской Америке О’Доннелл и Шмиттер предупреждают, что бизнес-акторы всегда сохраняют за собой возможность поддержки авторитаризма, если демократическая политика начнет слишком сильно противоречить их интересам. Попытка переворота, предпринятая крупными венесуэльскими предпринимателями в 2002 г., свидетельствует о том, что данная угроза сохраняется.

8.6. Ключевые положения

• Бизнес-акторы – это «потенциальные демократы», которые могут как поддерживать, так и выступать против демократии.

• Бизнес будет с большей вероятностью поддерживать демократический транзит в ситуациях с высокой мобильностью активов и умеренным уровнем экономического неравенства.

• Бизнес предпочитает ограниченную демократию.

Политические и экономические реформы

Глобальная волна демократизации привела к изменениям в государствах с совершенно различными политико-экономическими системами. В Латинской Америке и Восточной Азии экономические реформы означали либерализацию уже существовавших капиталистических систем. В посткоммунистических условиях капиталистические экономики создавались на обломках «полной противоположности капитализма по принципам своего устройства и функционирования»[419]. Несмотря на различия, экономические изменения в данных группах стран имеют важную общую черту. Все они были нацелены на макроэкономическую стабилизацию, микроэкономическую либерализацию и такие институциональные реформы, как приватизация государственных компаний и изменения налоговой, банковской и финансовой систем. Также их объединяет напряжение между экономическими и политическими реформами.

Для снятия этого напряжения использовались две стратегии. Радикальный подход, получивший название «Вашингтонский консенсус», исходил из того, что избиратели могут не поддержать необходимые реформы из-за отсутствия у них уверенности относительно возможных выгод от реструктуризации социалистической, субсидированной или протекционистской экономики. Хотя эти реформы могли в итоге оказаться устойчивыми, они вряд ли были бы одобрены на всеобщем голосовании. Альтернативный «градуалистский» подход подразумевает, что программы реформ должны быть тщательно встроены в эффективную систему социальной защиты населения и обсуждены с как можно бóльшим количеством социальных групп и представителей институтов, включая профсоюзы и оппозиционные партии. Иначе политические условия для успешного продолжения реформ были бы подорваны. Существовала опасность, что технократический стиль политического руководства, подразумеваемый «Вашингтонским консенсусом», может ослабить недавно возникшие демократические институты и вести к неэффективным реформам[420]. Большинство государств выбрали средний путь между этими двумя стратегиями. Чтобы рассмотреть, как они работали на практике, мы проанализируем опыт реформ в трех типах политико-экономических систем.

Реформирование систем с историей ориентированного на экспорт экономического развития

Южная Корея и Тайвань являются классическими примерами стран, реализовывавших стратегию ориентированного на экспорт экономического развития. Она заключалась в стимулировании производства для глобального рынка потребительских товаров. Это означало, что государству приходилось пренебрегать многими социальными, экономическими и политическими чаяниями граждан, пусть при этом и заявлялось, что это временно. Авторитарный режим был необходим, чтобы не дать большинству граждан изменить данную стратегию, проголосовав за партии, предлагавшие альтернативы[421]. Это вызывало не только политические репрессии, но и экономические проблемы в долгосрочной перспективе. Такая стратегия подходила для быстрого наращивания промышленной продукции, но не вела к созданию устойчивой капиталистической экономики. Хотя пример «азиатских тигров» выглядел поразительным в 1970‑1980‑е годы, финансовый кризис 1997 г. в Восточной Азии стал результатом глубоко укоренившихся структурных проблем. В случае Кореи это был дисфункциональный финансовый сектор и неразработанная система трудовых отношений. Воздействие кризиса на южнокорейскую экономику и общество был, возможно, таким же жестким, как и социальные и политические реалии жизни при авторитарном режиме. Будучи нацеленными на открытие экономики и прекращение вмешательства государства в финансовый сектор, реформы частично преуспели в решении некоторых структурных проблем, но ухудшили ситуацию в сфере трудовых отношений.

Реформирование систем, основанных на импортозамещающей индустриализации

После Второй мировой войны многие государства Латинской Америки реализовывали стратегию руководимого государством экономического роста, получившую название «импортозамещающей индустриализации». Идея заключалась в замещении импорта, по большей части готовой продукции из стран с более развитыми экономиками, местными аналогичными товарами. Для этого необходимо было ввести строгие протекционистские меры, которые бы помогли защитить внутренних производителей готовой продукции от зарубежной конкуренции до тех пор, пока их производственные мощности не стали бы достаточно развитыми. Проблемой этой стратегии было то, что она не могла стимулировать развитие качественного производства за рамками выпуска потребительских товаров недлительного пользования и относительно низкотехнологичных промежуточных товаров. Во многих странах использование инфляционных финансовых механизмов, сложных способов контроля за импортом и ценами и недостаток рыночных стимулов для эффективного производства привели к разочаровывающим результатам и росту внешних заимствований. Нефтяные кризисы 1970‑х годов обострили эти проблемы. Вдобавок к трудностям, которые заставили латиноамериканские правительства задуматься о переоценке стратегий экономического развития, необходимость обслуживания внешнего долга вынуждала их улучшать свои платежные балансы путем либерализации рынков и приватизации государственных предприятий.