Предвестники табора - Евгений Москвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На работу. Ему надо на работу — перед таким аргументом мать уже не могла устоять!
До сих пор мною владела резкая смена настроения — одного на прямо противоположное, — только теперь это все чаще касалось идей, рождавшихся в моей голове.
«Да будет тебе пилить его, — сказал как-то дядя Женя моей матери, — ну засмеялся человек ни с того, ни с сего — что здесь такого? Может быть, переходный возраст раньше наступил».
Мать ответила ему, что у меня больше половины жизни — с пяти-шести лет — переходный возраст, — «я же помню все его младенческие маразмирования и закидоны. А теперь подростковые начинаются. Психоз — ни конца, ни края ему нет».
«Психоз!.. Ну, не преувеличивай», — дядя Женя, помнится, нахмурил бровь. (Только одну).
Мать смотрела на меня, презрительно сощурив глаза. (Правый был сощурен чуть больше).
«Когда ж ты, наконец, станешь нормальным человеком!»
Мишка, когда сам стал свидетелем, разумеется, отреагировал иначе.
Сразу за тем, как ему удалось-таки уломать мою мать с этой поездкой на старую дачу, у меня, наконец, появилась возможность утащить его в свою комнату.
Больше всего мне, конечно, хотелось показать ему пару глав из нового романа, который я теперь писал.
В коридоре я, сам не знаю, почему, принялся яростно, заливисто хихикать — даже с каким-то истерическим оттенком — что, учитывая мое недавнее, совершенно спокойное настроение, конечно, Мишку удивило.
— Что с тобой такое?
— Ни… ничего… — стараясь остановить смех, я принялся прикрывать рот рукой, но от этого смеялся только еще больше, потому что меня смешили уже сами эти «насильственные действия» над собственными губами.
Мишка и сам уже стал смеяться.
— Сидел, витал, и вот тебе раз — вернулся на землю.
— У меня… так… бывает… — эту короткую фразу я выговорил в три этапа, так и продолжая перемежать слова истерическим хохотом.
— Вернулся с другой планеты, и твое сознание не выдержало земного притяжения.
— С другой планеты… хаха-хахаха… ха-ха.
Это еще бы долго продолжалось, если бы Мишка вдруг не спросил:
— Или ты радуешься тому, что мы поедем на старую дачу?
Я моментально перестал смеяться.
— Нет, не поэтому.
— Ага!.. Так ты не рад? Я так и понял!
— Рад… — поспешно отмахнулся я; мы уже были в моей комнате, — просто… — и снова я принялся ржать, — …просто я хотел… показать тебе… свой роман.
— Отличная идея! Как раз хотел тебя о том же просить… ну а что тут смешного? — смотря на меня, Мишка улыбался уже недоверчиво.
— Ничего… ну просто… нет, не могу объяснить.
— Ладно, где твой роман? Ты от руки его пишешь, в тетрадь?
— Ну а как же еще!
— У меня есть печатная машинка. Могу подарить тебе, она мне не нужна.
— Дедушка обещал мне привезти нашу печатную машинку, с дачи.
— Это еще досоветская, что ли, которая? Она ж тяжеленная!.. Надо будет найти ее там, как приедем.
— А это идея, слушай! Классно!
— Попечатаем. Ну а тут в городе я тебе лучше свою отдам, хочешь?
— Хочу!
— Ну, где рукопись-то?
Я протянул ему толстую тетрадь.
— Что же ты, всю исписал ее?
— Ну а как же! Это же роман! Он должен быть большой.
И тут Мишка принялся поддразнивать меня и раззадоривать, как прежде, говорить таким пафосным распевным голоском и важно повторять одни и те же слова: «Хо-хо, всю исписал! Рукопись, значит, у него такая!.. Ру-у-укопись…»
Я побледнел.
— Миш, прекрати.
— Что?
— Я сказал — прекрати.
— Ты обиделся? Извини, — Мишка смотрел на меня с тревогой; он сжимал тетрадь в руке, но так до сих пор и не открыл ее, — слушай: клянусь, я серьезно воспринимаю твое творчество… не так, как твоя мать.
— При чем здесь моя мать?.. Нет-нет, я не поэтому, вообще не поэтому…
— А в чем дело?
Я сказал ему, что я не тот уже, что прежде, и не надо разговаривать со мной, как тогда…
— Как пять лет назад?
— Да, как пять лет назад. Ладно? Не будешь? Обещаешь?
«Нарисуешь мне купюры? Обещаешь?» — скользнуло у меня в голове.
— Конечно, — ответил Мишка, — я, на самом деле, прекрасно вижу, что ты повзрослел… скажи, а ты пишешь детективы, да?
— Да.
— Видимо… не про Стива Слейта, уже?
— Шутишь! Конечно нет! Забудь об этой ерунде раз и навсегда!
— Хорошо. О ком же ты пишешь?
— У меня теперь свой собственный герой, мною придуманный. Зовут его Мизаретта. Он работает в полиции, инспектор.
— Ага! Значит, дело-то не в России происходит?
— Нет, в Англии… но сам Мизаретта — итальянец. Это плохо?
— Кто сказал?.. Слушай, а что он делает? Сражается с преступниками, вступает в перестрелки…
— Нет-нет-нет, ничего подобного! Он распутывает самые невероятные и сложные преступления. Мозгами.
— Ага! Это уже интересно.
— Вот черт!..
— Что такое?
— Ты вспомнил про Слейта, мне теперь даже стыдно стало.
— Из-за чего? — удивился Мишка.
— Поверить не могу, что я писал когда-то такую ахинею!.. «Он ударил его левой ногой в правое ухо, потом перекувырнулся через себя и нанес удар рукой в нос». А потом, помню, все соображал, чем бы заменить слово «удар» в этом предложении. Ведь еще раньше там было «ударил».
Мишка рассмеялся.
— Правда, такое было?
— Я тебе говорю. А знаешь, что еще меня занимало? Сколько нужно калькуляторов в офис Слейту — хватит ли двух… Ну, для оборудования.
«Ну а главное-то что, главное? Офис, калькуляторы — все это мишура; в них и толики смысла не было. Что будет интереснее всего Мишке знать, именно ему? Ты пытался реализовывать его теорию государства», — услышал я внутренний голос; но о государстве благоразумно промолчал.
— Пф-ф-ф… — прыснул Мишка, — зачем ему калькуляторы?
— Вот и я о том же!.. Ладно, все, не будем!.. Теперь я пишу настоящие детективы, высококачественные.
Мишка собирался уже открыть тетрадь, чтобы начать читать, как вдруг я схватил его за руку.
— Нет, послушай. Подожди чуть. Давай я тебе прежде расскажу пару классных фишек из романа. А то, может быть, ты, как начнешь, тебе станет неинтересно, и ты бросишь, а если будешь знать эти фишки, я уверен, все будет нормально — до конца дочитаешь.
— Ну давай, рассказывай.
— Смотри… — я подвел его к окну и отдернул занавеску, — видишь кирпичную будку?
— Ну, вижу… электроузел. Там рубильники.
— Да знаю я это и так… я про другое. Эта будка стала в моем романе прототипом преступного логова. Навеяла идею, понимаешь?..
— Ага.
— Так вот. По сюжету романа в этой будке творятся темные дела. И знаешь, кто ими занимается? Врачи! В будке, по сути дела, и нет уже никаких рубильников, но электропровода остались — они подсоединили к ним электрошок; переоборудовали будку под штаб, понял?
— Нет, не понял. Ничего не понял пока.
— А еще когда эти врачи ездят по Лондону, их машина скорой помощи оставляет колесами зеленый слизистый след.
— Что?.. Почему?
— Ага!.. Стало интересно! Вот теперь читай.
В комнату заглянула мать.
— Эй, Миш, твоя мама звонила, просила передать, чтоб ты немедленно домой шел.
Мишка поглядел на меня и развел руками — мол, что делать.
— Придется, идти.
— Но ты же обещал почитать мой роман!
— Что ж поделаешь! Бери его на дачу, я там почитаю.
— Нет, читай сейчас, — возразил я капризно.
— Ну прости… не могу… да я же, знаешь, и не понимаю ничего в этом деле: где хорошо написано, где плохо, — не разбираюсь, так что вряд ли сумею дать тебе какие-то ценные комментарии.
— Дачу мы еще с тобой обсудим, Миш, — вставила мать, — раз уж вы поедете, я проинструктирую тебя.
— Дедушка сам проинструктирует! — возразил я.
— Ну уж нет, он скажет мне, что там нужно будет сделать, — я поговорю с ним — а потом передам вам. Чтобы это была моя просьба, моя.
— Хорошо, тетя Даш, — быстро согласился Мишка.
— Так ты даже и вообще не будешь читать? — вяло осведомился я.
— Нет, на даче обязательно прочту — сказал же.
— Все, Миш, иди. Все, давай. И, как придешь домой, обязательно позвони нам, сказать, что дошел; давай, чмокну тебя. В щечку, — мать сложила губы трубочкой и протянула «у-у-у-у».
— На даче прочту, обещаю, — повторил Мишка, сидя уже в прихожей на корточках и надевая ботинки, — меня очень заинтересовало то, что ты говорил… ну про это… про будку, врачей… и след от скорой помощи, особенно понравился, — Мишка хитро подмигнул мне, — а как твоего сержанта зовут, скажи мне еще раз?..
— Инспектора! Он инспектор.
— Да, верно. Так как?
— Мизаретта.
— Ага, Мизаретта. Все, теперь не забуду.
Я стоял, потупившись и краснея, — нет, на сей раз Мишке так и не удалось меня развеселить.