Боевой 1918 год-3 (СИ) - Конюшевский Владислав Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жестом показал заметившим меня бойцам чтобы они не вспугнули певца, присел на лавочку поближе и стал слушать. А вчерашний юнкер, ныне же морской пехотинец, душевно выводил:
– Не в такие передряги нас комбриг водил И не раз врагов ловили мы на их промашки А когда кончался бой он нам говорил Не позорь салаги моря – зашивай тельняшки**автор Петр Кузнецов
Неслышно подошедший Лапин уселся рядышком (место ему тут же освободили) и пихнув меня в бок тихонько сказал:
– Во, видал? Про тебя уже песни сочиняют.
Я возразил:
– Не про меня, а про нас. И явно это дело рук того бойца с гитарой. Наши-то все больше на матерные частушки сбиваются. А тут прямо стиль чувствуется. Надо бы этого парнишку на заметку взять. Вроде фамилия у него…э-э Свиридов?
Кузьма кивнул:
– Точно так. Боец второго батальона, первой роты, первого взвода – Свиридов Владимир Борисович. Из семьи военных. Отец убит во время Брусиловского прорыва. Мать с малолетним братом проживает в Можайске. Денежный аттестат Владимир оформил на них. Сам по себе парень общительный. Неплохо знает французский. Пишет стихи. И как видишь – сочиняет песни.
Я вытаращился на комиссара:
– Блин! Как ты это все запоминаешь?
Тот смущенно улыбнулся:
– Работа такая…
А еще минут через пять появилась Аленка. Ей так же сразу освободилось место рядышком. Ухватив мужа за руку, она, прижавшись щекой к моему плечу какое-то время тихо слушала вечерний концерт, периодически задавая разные вопросы. А потом, когда в солировании наступила пауза, наклонившись к уху чмокнула куда-то в мочку и попросила:
– Сыграешь что-нибудь? Для меня. Просто настроение такое…
Я напрягся:
– Какое?
Но глядя на ее блаженную улыбку успокоился и тут же получил подтверждение:
– Сказочное… Так хорошо внутри…
Ну что же. Если женщина просит… Подхватив Аленку под руку пошел к беседке. Народ, разглядев командира встрепенулся, но жестом успокоив вскочивших бойцов, я обратился к Свиридову:
– Володя, одолжишь инструмент ненадолго?
Тот даже покраснел (ну так – сам Чур его по имени знает!):
– Конечно, товарищ комбриг!
После чего усадив жену, взял несколько аккордов. Гитара оказалась шестиструнной. И это хорошо. Я тут на семиструнке научился немного лабать и еще беру уроки у нашего гармониста. Но пока не очень в теме. В смысле играю хоть и хорошо, но чувствую, что до Борискина* не дотягиваю.
*Гармонист «золотой десятки» России
Зато шесть струн знакомы с седьмого класса. Вот как девочками стал интересоваться, так и научился. А теперь, с новыми возможностями организма, аж сам себе удивляюсь. Поэтому проверив строй, улыбнулся Лене и начал играть. Без слов. Там в общем-то изначально слов никаких не было. Да и не нужны они*…
*Просто Чур самым наглым образом исполнил «Под небом Парижа».
А когда закончил, жена подняла на меня затуманившиеся глаза и спросила:
– Что это было?
– Это? Это старый, красивый город, узкие улочки, синее небо, соленый ветер с моря и конечно, самая прекрасная девушка на земле.
Морпехи вокруг тактично застыли, не желая разрушить очарование обстановки, а «самая прекрасная», благодарно шмыгнув носом и доставая платочек, ответила:
– Необычный вальс… Никогда раньше не слышала. И так славно он попал под настроение… А как называется?
Я улыбнулся:
– Ну, пусть будет… «Вечерний город» или «Струны моря», или свое что-нибудь придумай. В общем, как захочешь, так и назови!
Аленка удивленно хлопнула ресницами:
– Так это тоже твое?! Господи, какая прелесть! Это непременно надо переложить для фортепиано! А назвать… назвать – «Под небом Одессы».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})От неожиданности я икнул, несколько сбивая общий романтизм и подумав, что чувство слова у мадам Свароговой развито просто необычайно, отдав гитару хозяину, вежливо попрощался со всеми и подхватив жену под ручку, чинно удалился. В конце-концов у нас еще типа первая брачная ночь ожидается, так что не будем терять время.
* * *Следующие дни прошли довольно спокойно, хотя чувствовалось, что общее напряжение возрастало. В основном его приносили наиболее предусмотрительные ранние беженцы из «местечек» бывшей черты оседлости. Газетные новости, подогреваемые слухами, тоже будоражили умы горожан. Зная, что это только цветочки я с интересом наблюдал развитие ситуации. Правда один раз самому пришлось окунуться и поучаствовать в небольших разборках между свидомитами и прорусски настроенными гражданами. Все приключилось, когда пришел в офицерское собрание кавалерийской дивизии, расквартированной в городе. Можно было бы конечно забить на их приглашение, но это стало бы в корне неверно с политической стороны вопроса. Тем более что терзали меня смутные сомнения относительно комсостава армии УНР. Нет сами офицеры и их немногочисленные солдаты вовсе не в вакууме жили, активно посещая митинги, проводимые Лапиным и его помощниками. И при этом многие, довольно доброжелательно воспринимали идеи большевиков-жилинцев. Но сомнения были вовсе не в офицерах-УНРовцах. Просто к нам очень скоро прибудет усиленный полк добровольцев-деникинцев. И поначалу я как-то вообще по этому поводу не парился. Нормальные, адекватные, обстрелянные люди, с которыми сложились довольно неплохие отношения.
Но, судя по донесениям, тут может вылезти большая проблема. Просто, как оказалось, мои морпехи из бывших деникинцев, воспринимают местных офицеров служащих в армии УНР довольно презрительно, считая их изменниками! Рассуждая так – пока Россия вела мировую войну, бывшие офицеры русской армии дали присягу какой-то невнятной Украине и с немцами в десна долбились. Наружу это не выносится, но вот в разговорах нет-нет, да и проскакивало. И это люди из бригады, которых комиссар обрабатывал многие часы! Более того – «французы», попав под влияние моих гавриков, тоже начинают что-то подобное вякать. А когда появится офицерский полк, что будет? Деникинские отморозки прямо в лицо выскажут разным хоружным, сотникам и прочим панам полковникам что они о тех думают. И как их потом разнимать?
В общем, Кузьму по этому поводу я уже озадачил. А сам сейчас собирался поговорить с кавалеристами (да и прочими) чтобы они начали что-то думать. Тем более что Скоропадский уже убег, а служить Петлюре мало кто из них согласится.
Встретили нормально. Правда на мое – «здравия желаю, товарищи офицеры» некоторые покривили рожи, но права качать поостереглись. Во всяком случае – «тут нет „товарищей“, сволочь краснопузая» никто не орал. В кабинете (находящимся здесь же) переговорил со старшим комсоставом. Довольно неплохо поговорил. Тем более, что, пользуясь случаем, тут сейчас собрались командиры подразделений не только кавдивизии, а со всего города. Так что вдохновенно обрисовал большому количеству «панов офицеров» ближайшие перспективы и возможные выходы из сложившегося положения. Вроде прониклись. Но сразу, особо сильно давить не стал, дав людям время все хорошенько обдумать и связаться со своими коллегами из других частей за пределами города.
А вот когда уже собрался уходить, нарвался в общей зале на офицериков чинами поменьше, которые за полтора часа нашего разговора успели накидаться и устроили бурный митинг возле бильярдного стола. Хорошо еще хоть за кии не хватались, а просто орали друг на друга. Идущий рядом со мной полковник Левандовский мгновенно налился начальственной яростью и кинув на меня извиняющийся взгляд, рявкнул:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Панове офиц… то есть тьфу – господа офицеры! Прекратить! Что здесь происходит?
