Наш общий друг. Часть 1 - Чарльз Диккенс

— Я… Славный вечеръ.

— Будто? — сказала миссъ Белла, холодно оглянувшись кругомъ. — А вѣдь и въ самомъ дѣлѣ! Теперь и я это вижу, когда вы сказали. Я не думала о погодѣ.

— Книгой занялись?

— Да-а, — протянула миссъ Белла равнодушно.

— Это любовный романъ, смѣю спросить?

— О, нѣтъ! Я бы не стала читать такого романа. Тутъ говорится больше о деньгахъ, чѣмъ о чемъ-либо другомъ.

— Не говорится ли тутъ, что деньги лучше всего другого?

— Сказать по правдѣ, я забыла, что тутъ говорится, — отвѣчала миссъ Белла; — но вы можете сами взглянуть, если хотите. Книга мнѣ больше не нужна.

Мистеръ Роксмитъ взялъ книгу, причемъ она зашуршала листами, какъ вѣеръ, и пошелъ рядомъ съ ней.

— Я имѣю къ вамъ порученіе, миссъ Вильферъ.

— Не понимаю, какое можетъ быть у васъ порученіе ко мнѣ,- сказала Белла все такъ же равнодушно.

— Отъ мистрисъ Боффинъ. Она просила передать вамъ, что она съ величайшимъ удовольствіемъ приметъ васъ въ своемъ новомъ домѣ черезъ недѣлю или, самое большое, черезъ двѣ.

Миссъ Белла повернула къ нему личико съ слегка приподнятыми, прекрасными дерзкими бровями и опущенными рѣсницами, какъ будто говоря: «Прошу покорно! какъ же попало къ вамъ это порученіе?»

— Я только ждалъ случая, чтобы сказать вамъ, что я состою секретаремъ у мистера Боффина.

— Это не прибавитъ мнѣ мудрости, такъ какъ я не знаю, что такое секретарь, — гордо отвѣтила Белла. — Значить ли это, что вы поступили въ услуженіе къ мистеру Боффину?

— Несовсѣмъ. Я поступилъ къ нему на службу.

Украдкой брошенный на лицо ея взглядъ сказалъ ему, что она не ожидала отъ него такого отпора.

— Стало быть, вы всегда будете у нихъ въ домѣ? — спросила она такимъ тономъ, какъ будто это сбавляло цѣну «ихъ дому».

— Всегда? — Нѣтъ. Но часто.

— Вотъ какъ! — протянула Белла съ нескрываемымъ огорченіемъ.

— Но мое положеніе будетъ не такое, какъ ваше. Вы гостья. Вы мало или, вѣрнѣе, почти вовсе не будете слышать обо мнѣ. Я буду работать, а вы — развлекаться. Я долженъ буду зарабатывать свое жалованье, а вы будете веселиться и плѣнять…

— Плѣнять? Я васъ не понимаю, сэръ, — проговорила Белла, снова приподнявъ брови и опуская рѣсницы.

Не отвѣчая на эти слова, мистеръ Роксмитъ продолжалъ:

— Простите, но когда я въ первый день нашего знакомства увидѣлъ васъ въ черномъ платьѣ…

«Такъ и есть!» мысленно воскликнула Белла. «Что я говорила своимъ? Всякому бросается въ глаза этотъ дурацкій трауръ».

— … Когда я увидѣлъ васъ въ черномъ платьѣ, я не могъ понять этого страннаго различія въ костюмѣ между вами и другими членами вашего семейства. Надѣюсь, съ моей стороны не было дерзостью думать объ этомъ?

— Нисколько, — высокомѣрно отвѣтила миссъ Белла. — А что вы объ этомъ думали, — вамъ, разумѣется, лучше знать.

Мистеръ Роксмитъ наклонилъ голову съ покорнымъ видомъ и продолжалъ:

— Съ тѣхъ поръ, какъ я ознакомился съ дѣлами мистера Боффина, я неизбѣжно долженъ былъ разгадать одну маленькую тайну. И я позволю себѣ теперь сказать, что, по моему глубокому убѣжденію, многое въ вашей утратѣ, миссъ Вильферъ, можетъ быть вознаграждено. Я говорю только о деньгахъ. Утрата совершенно чужого человѣка, достоинства и недостатки котораго никто теперь уже не можетъ оцѣнить, вѣдь не идетъ въ счетъ. Что же касается остального, то эти добрѣйшіе люди (я говорю о Боффинахъ) такъ чистосердечно великодушны, такъ искренно желаютъ вамъ добра и такъ хотѣли бы… какъ бы это выразить… искупить чѣмъ-нибудь свое счастье, что вамъ стоитъ только пойти имъ навстрѣчу.

Онъ опять бросилъ на нее воровски-наблюдательный взглядъ и подмѣтилъ на ея лицѣ тщеславное торжество, котораго не могло скрыть напускное равнодушіе.

— Такъ какъ, благодаря случайному стеченію обстоятельствъ, мы съ вами сошлись подъ одной кровлей, а теперь судьба насъ сводитъ во второй разъ, то я и позволилъ себѣ, во избѣжаніе недоразумѣній, сказать вамъ эти немногія слова. Надѣюсь, вы не сочтете ихъ неумѣстными, — прибавилъ онъ почтительно.

— Я, право, не знаю, мистеръ Роксмитъ, какими мнѣ ихъ считать, — отвѣтила молодая дѣвица. — То, что вы сказали, для меня совершенная новость, и, можетъ быть, все это имѣетъ основаніе только въ вашемъ воображеніи.

— Увидите.

Лугъ, по которому они ходили, былъ какъ разъ противъ домика Вильфера. Выглянувъ въ окно и увидѣвъ свою дочку на совѣщаніи съ жильцомъ, разсудительная мистрисъ Вильферъ въ одну минуту накинула платокъ и вышла какъ будто случайно, на прогулку.

— Я только что говорилъ миссъ Вильферъ, — сказалъ Джонъ Роксмитъ, когда эта величественная матрона подошла къ нимъ, — что я, по волѣ случая, попалъ въ секретари къ мистеру Боффину.

— Я не имѣю чести быть интимно знакома съ мистеромъ Боффиномъ, — отвѣтила мистрисъ Вильферъ, помахивая своими перчатками въ хроническомъ припадкѣ чувства собственнаго достоинства и смутной антипатіи къ названному джентльмену, — и не мнѣ поздравлять мистера Боффина со сдѣланнымъ имъ пріобрѣтеніемъ.

— Довольно скромнымъ, къ слову сказать, — вставилъ Роксмитъ.

— Извините, — гордо возразила мистрисъ Вильферъ, — достоинства мистера Боффина могутъ быть очень высоки въ сравненіи съ достоинствами прочихъ смертныхъ; — я допускаю, что они болѣе высоки, чѣмъ это можно заключить по наружности его супруги, — но считать его достойнымъ лучшаго помощника значило бы доводить смиреніе до умопомраченія.

— Вы слишкомъ любезны… Я говорилъ еще миссъ Вильферъ, что ее скоро ждутъ въ ея новую резиденцію.

— Я, какъ мать, уже изъявила молчаливое согласіе на предложеніе, сдѣланное моей дочери мистеромъ Боффиномъ, — проговорила мистрисъ Вильферъ, взмахнувъ перчатками и демонстративно пожимая плечами, — а потому теперь не ставлю препятствій.

При этомъ случаѣ миссъ Белла не преминула осадить мамашу, сказавъ:

— Пожалуйста, мама, не говорите вздору.

— Потише, Белла! — сказала строго мистрисъ Вильферъ.

— Да, мама, я рѣшительно не хочу, чтобы меня дѣлали смѣшной. Не ставите препятствій — какая нелѣпость!

— Я говорю, что я не ставлю препятствій, — твердо повторила мистрисъ Вильферъ съ утроеннымъ величіемъ. — Если мистрисъ Боффинъ, наружности которой не одобрилъ бы за своей подписью ни одинъ изъ учениковъ Лафатера… если мистрисъ Боффинъ желаетъ (съ дрожью въ голосѣ) украсить свою новую резиденцію присутствіемъ въ ней моей дочери, то я согласна: пусть она будетъ счастлива обществомъ моей дочери.

— Я совершенно съ вами согласенъ, сударыня, что мистрисъ Боффинъ должна считать себя счастливой, пользуясь обществомъ миссъ Вильферъ, — замѣтилъ мистеръ Роксмитъ.

— Простите, я еще не кончила, — остановила его мистрисъ Вильферъ.

— Прошу прощенья.

— Я хотѣла сказать, — продолжала мистрисъ Вильферъ, не имѣвшая, очевидно, ни тѣни намѣренія что-нибудь еще сказать, — что, употребляя выраженіе: «пусть она будетъ счастлива» и т. д., я не разумѣла подъ этимъ ничего другого.

Почтенная дама выпустила это вразумительное объясненіе своихъ мыслей съ такимъ торжественнымъ видомъ, какъ будто она этимъ положительно разодолжила своихъ слушателей и сама какъ нельзя болѣе отличилась. На это миссъ Белла засмѣялась тихимъ, презрительнымъ смѣхомъ и сказала:

— Мнѣ, право, кажется, что на этотъ разъ достаточно съ обѣихъ сторонъ. Будьте добры, мистеръ Роксмитъ, передайте мою признательность и мое искреннее уваженіе мистрисъ Боффинъ.

— Позвольте, не такъ! — подхватила мистрисъ Вильферъ. — «Передайте мой привѣтъ»…

— «Уваженіе», — повторила Белла, слегка топнувъ ножкой.

— Нѣтъ, не «уваженіе», а «привѣтъ», — монотонно произнесла мистрисъ Вильферъ.

— Скажемъ: «уваженіе» отъ миссъ Вильферъ и «привѣтъ» отъ мистрисъ Вильферъ, — предложилъ Роксмитъ въ видѣ компромисса.

— Я съ удовольствіемъ къ нимъ переѣду, какъ только они будутъ готовы меня принять. Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.

— Еще одно слово, Белла, прежде чѣмъ мы войдемъ въ нашъ домъ, — сказала мистрисъ Вильферъ. — Я надѣюсь, что ты, какъ истинная моя дочь, становясь на равную могу съ мистеромъ и мистрисъ Боффинъ, всегда будешь помнить, что секретарь ихъ, мистеръ Роксмитъ, какъ жилецъ отца твоего, имѣетъ безспорное право на доброе словечко съ твоей стороны.

Снисходительность, съ которой мистрисъ Вильферъ изрекла эту покровительственную сентенцію, уступала по великолѣпію развѣ только быстротѣ, съ какою въ ея устахъ «жилецъ» былъ поглощенъ «секретаремъ».

Онъ улыбнулся, когда мать повернула къ дому, но когда и дочь послѣдовала за ней, лицо его затуманилось.

«О, какъ рѣзка, какъ тривіальна, какъ капризна, какъ разсчетлива, какъ эгоистична! Какъ недоступна! какъ горда!» горько прошепталъ онъ и, всходя на лѣстницу, прибавилъ: «Но какъ хороша! Какъ хороша!» И потомъ, расхаживая изъ угла въ уголъ по своей комнатѣ, онъ говорилъ себѣ: «А если бъ она знала!..»