Операция начнётся в полдень - Олег Красин

— Вас понял, «Третий» — отозвался Сергей, — девушка не наш объект, она скоро уйдет. Докладывайте о любых изменениях обстановки.

Он посмотрел на часы. Стрелки приближались к двум часам дня. Скоро должен появиться Соколовский.

Сергей внимательно просмотрел вчера и сегодня с утра сводки прослушивания кабинета Красовской. Ничего такого, что могло бы изменить её планы, там не зафиксировано: ни намеков, ни кодовых слов, ни потаенного смысла в общих фразах. Все как обычно. Сегодня она могла получить пятьдесят тысяч долларов. И получит, если не вмешается Забелин.

Он невольно вспомнил свой разговор вечером, когда приехал к Рите домой — та сокрушалась, что нигде не может достать нужную сумму — какие-то тридцать тысяч баксов, чтобы закончить свой торговый Центр. Она рассказала о беседе с заместителем мэра Серегиным.

Он знал этого человека: неприятный, нахрапистый тип, беспардонный жулик, милостиво пригретый градоначальником. Он угрожал Рите — фактически вымогал у нее взятку, но Забелин пока ничего сделать не мог. На заместителя мэра имелось несколько материалов об участии в возможных мошеннических схемах, используемых в ущерб городскому бюджету. Однако взяться за Серегина всерьез руки пока не доходили.

— Сергей, кажется, это Соколовский, — прервав размышления Забелина, сказал один из оперативников, сидящих позади. Тот знал Аркадия в лицо.

По улице действительно, бодрым шагом шел Соколовский. До двух часов оставалось всего несколько минут, и он торопился. Как всегда Соколовский был одет весьма просто — в футболку и вытертые джинсы. С его одеждой абсолютно не вязался небольшой черный кейс с цифровыми замками, который он держал в руках.

— Всем приготовиться! — сказал по рации Сергей, — объект входит в здание.

Соколовский все так же стремительно, энергично поднялся по ступенькам лестницы, ведущий в областную администрацию и скрылся за дверью.

Началось томительное ожидание.

Сергей взглянул в зеркало заднего вида и увидел, что его ребята-оперативники сидят с такими же сосредоточенными, напряженными лицами, которое сейчас было и у него.

Рация снова включилась.

— «База» это «Третий» — сообщил сотрудник наружки, — блондинка вышла из кабинета, вместо неё, вошли двое: мужчина в джинсах и женщина.

— Опишите женщину, — попросил Забелин.

— Волосы темные, очки.

— Это они! Включайте камеру! Как только откроют кейс, и увидите деньги, сразу сигнал мне!

— «База», вас понял. Камеру включили, снимаем. Объекты сели за стол, разговаривают. Видимость хорошая. Конец связи!

В нетерпении Сергей начал слегка постукивать ботинком по полу машины.

— Ну что, готовы? — повернулся он назад к оперативникам, — придется еще несколько минут подождать. Но уже недолго. Хотя, знаете что, возьмите с собой рацию и начинайте понемногу выдвигаться. Ваш позывной «первый». Старшим будет капитан Черепанов.

Он отдал запасную рацию недавно переведенному к ним в Управление из военной контрразведки капитану — чернявому усатому мужчине, внешностью чем-то похожему на лидера свободной Ичкерии Дудаева. Оперативники выбрались из машины, неторопливо пошли к входу в здание. Забелин тем временем связался с двумя оставшимися, сидевшими у Веревкина.

— Сейчас будем задерживать, — сказал он, — первая группа уже вышла. Но вам идти недолго, поэтому пока будьте наготове.

Сотрудники наружки, сидевшие в другой машине, увидев, что общее движение началось, тоже вышли и направились следом к крыльцу администрации, в руке одного была камера, а другой нес штатив на всякий случай. Они шли деловито, похожие на съемочную группу телевидения, подъехавшую взять интервью у какого-нибудь местного политика.

— Черт, черт! — внезапно раздались в эфире не предусмотренные радиообменом ругательства.

— «Третий», что там у вас? — с тревогой спросил Забелин — что случилось?

— Солнце сместилось и теперь стекла бликуют — ничего не видно.

Выскочив из машины, Сергей взглянул на окна кабинета Истоминой. И точно, стекла ее окон и окон соседних кабинетов были залиты ярким солнечным светом, который словно создавал огненную тонировку, не позволял сотрудникам наружки увидеть и зафиксировать, что происходит внутри.

В голове у Забелина пронеслись тысячи мыслей. Что делать, кому докладывать? Он должен немедленно принять решение: производить захват или нет. В эти мгновения Сергей представил строгий взгляд Алексеева, торжествующую ухмылку Кислицына, озабоченного Шумилова. От его решения зависело, по какому руслу, возможно, потечет вся его жизнь завтра. Что сделать, как не ошибиться?

Драгоценные минуты, отпущенные на принятие решения, текли не останавливаясь. И их становилась все меньше.

Между тем оперативники и сотрудники наружки с камерой уже поднялись на нужный этаж, где находился кабинет Истоминой, и направились к её двери. Черепанов держал рацию наготове, ожидая команды. Сверху спускалось еще двое.

— Всем отбой! — сказал по рации Забелин, приняв после некоторых колебаний окончательное решение, — повторяю, всем отбой! Сворачиваемся и уходим.

Он не должен был рисковать — на карту поставлено слишком многое. Что если Соколовский явился пустой? Такую возможность Забелин обсуждал вчера с Шумиловым, ведь никаких агентурных данных о его намерениях дать взятку Красовской именно сегодня, кроме информации Ирэны у Сергея нет. Под техникой это тоже не проходило. В таких условиях ничего не оставалось, как свернуть операцию.

«Ничего, — подумал Сергей, — ничего еще не кончено. Все еще только начинается. Впереди аукцион по заводу — вот где будут интересные события! Так что, Екатерина Евгеньевна, это не последняя наша встреча. Придется вас скоро снова пригласить на тур вальса».

Реакцию на доклад о неудаче операции, Забелин, в общем и целом предвидел.

Шумилов нахмурился, ничего не сказал, но закурил открыто — не стал прятаться. Кислицын начал кричать, что напишет рапорт, что Забелин лишится погон, а то и вовсе вылетит из органов.

Однако больше всего его поразила реакция генерала.

Начальник Управления при докладе, на котором присутствовали все трое, встретил негодование Кислицына очень спокойно. Он посмотрел на него строго, своим тяжелым взглядом темно-синих глаз, которые, когда он впадал в ярость, светлели, делались почти белесыми. От этого взгляда полковник Кислицын сразу осекся, прервался на полуслове.

— Борис Иванович! — сказал Алексеев, — я понимаю ваше негодование из-за провала операции, но считаю, что майор Забелин поступил совершенно правильно. Если нет уверенности, что операция будет на сто процентов успешной — нечего соваться. Мы, я имею в виду органы ФСК, не в том положении, чтобы бездумно, безголово рисковать. Особенно сейчас, когда волна нападок на нас еще не спала. Поэтому, полковник Шумилов, я вам и говорил, что по делу «Стрекозы» надо работать крайне осторожно, ювелирно.

— Но… — попробовал возразить Кислицын.

— Без всяких «но»! А Забелин абсолютно прав, что отменил эту операцию. Она была не до конца подготовлена. Сергей Павлович сделал ошибку, что запланировал её, не имея на руках козырей, но, он же, все исправил. Будем считать инцидент исчерпанным. Ну, что — он окинул взглядом всех троих, — еще есть вопросы? Если нет — приступайте к работе!

После разговора с генералом Забелин засел у себя в кабинете за текущими документами, чтобы отвлечься от мыслей о провале операции. Неудача угнетала его, несмотря на слова ободрения от Шумилова и генерала.

Уже поздним вечером, он, ссутулившись, положил локти на стол, опустил голову и прикрыл утомленные глаза. Он напоминал себе древнего старца, бессильно присевшего у обочины дороги — в голове много знаний, много мудрых мыслей, но сил, проделать оставшийся путь уже не хватает. Он может так и остаться сидеть на краю дороги: одинокий, никому не нужный, обдуваемый холодным ветром, до тех пор, пока его не занесет пылью Вселенной.

События сегодняшнего дня не давали ему покоя. Когда и что пошло не так?

Казалось, ничто не должно было помешать успеху операции. А потом был этот пожар — пожар в стеклах кабинетов на втором этаже. Горячий, нестерпимо яркий отблеск нагретого стекла в кабинете Истоминой. Если бы Забелин был поэтом и мыслил образами, то сравнил бы эти горящие окна с пламенем, в котором сгорают мечты и планы. А может, этот солнечный свет, так внезапно появившийся, был знаком сверху? Предостерег от ошибочного шага? «Наверное, всё это к лучшему, как гласит известный трюизм», — устало раздумывал Забелин.

Он вспомнил, что у Цыганкова в сейфе стояла бутылка водки, и тогда с трудом поднявшись со своего места, отправился в его кабинет.

Как оказалось, Саша был на месте.

— Ба, Сергей Павлович к нам пожаловал! Так кажется, говорят в старинных пьесах? — пошутил Цыганков, — что-то у тебя вид не очень.