Система Ада - Павел Кузьменко

- Спасибо,- с полным ртом сказала Катя.

- Запомни этот день, девочка, - заговорил круглоголовый. - То, откуда ты пришла, теперь для тебя останется в страшном сне. Здесь высшее общество, и здесь тебе будет хорошо. Здесь, можно сказать, Система Рая, да? - он выдержал паузу, дабы присутствующие оценили каламбур. Все действительно вежливо улыбнулись, закивали. Только Зотов оставался непроницаемым. - Редкий человек попадает сюда из Системы Ада. И назад уже никогда не возвращается. Отсюда можно только к коломенским ребятам в Соленую пещеру. И единственная причина сего предательство.

- Предательство, - пьяно повторила накрашенная женщина в белом платье под ватником.

- Теперь, Катя, ты избранная, - торжественно провозгласил круглоголовый, - и за это надо выпить.

- Кончай лабуду молоть, Федор, - неприязненно пробасил Зотов. - Дай с девочкой поговорить. Пойдем ко мне.

Просительные интонации властителю Зотову, казалось, были совсем не знакомы. Только приказатель-ные. Катя схватила яблоко и тоже поднялась из-за стола.

- Стоп! - вдруг сказала соседка по столу, нагнулась и быстро вытащила у Кати из-за голенища сапога длинный нож. - А это зачем?

Катя совсем забыла про нож и густо покраснела. Ведь действительно застигнута на месте преступления. Над столом повисло напряжение. Однако Зотов по-прежнему был спокоен.

- Это на всякий случай, - торопливо объяснила Катя. - Ваш часовой меня чуть не изнасиловал на глазах у Двуногого. Если б не нож...

- Ты убила часового? - спросил прадед.

- Нет, только поцарапала.

- Это который?

- В бейсболке такой, в американской кепочке "Ныойоркер".

- В расход его, Семеныч, - бросил Зотов и направился к другому малозаметному выходу из грота.

Катя направилась за ним, успев заметить, что один из мужчин, сидевших за столом, худощавый и жидкобородый, с готовностью кивнул.

В личном гроте великого и недостижимого Зотова было довольно уютно. Широкая и низкая кровать, электрический обогреватель, полевой телефон, множество книг, газет и журналов, среди которых валялся Даже "Пентхаус" на русском языке. Яркие лампы под потолком, на стенке, на столе. Из-за ковров можно было даже подумать, что это не каменный мешок, как все тут, а какое-то иное помещение. Не хватало толькo кота на лежанке, негромко работающего телевизора и занавешенного окошка, за которым завывает зимняя вьюга.

Зотов нашел в небольшом шкафчике чистые стаканы, достал початую бутылку виски. Налил себе и выпил. Еще раз плеснул - себе побольше, Кате поменьше.

- Садись. Давай за встречу.

- Спасибо, мне нельзя.

- Чего так? Крепкое, что ли?

- Нет, Иван Васильевич, я беременная.

- Вот как, значить. И до праправнуков я дожил.

Речь этого человека не отличалась богатством интонаций, а лицо богатством мимики. Он был плоть от плоти пещеры. Каменный. Иногда он застывал с жестко сомкнутыми губами, и Катя боялась, что застывал навсегда. Даже глаза его не блестели от алкоголя.

Если вся эта фантастическая встреча была реальной, то на Зотова она не производила особого впечатления. Встретился старик со своей взрослой правнучкой, хотя, кажется, даже сына своего никогда не видел взрослым. А Катя не то чтобы хотела, ей нужно было о многом расспросить Зотова, но она боялась его и молчала.

Но, наконец, молчание сделалось невыносимым.

- Иван Васильевич, я... Это так... Это просто невозможно.

- Что? - Зотов чуть ли не со скрипом вернулся из своих дум и посмотрел на правнучку из-под седоватых бровей.

- Я не знаю... Ну почему вы молчите? Если мы с вами правда родственники, почему вы больше меня ни о чем не спрашиваете? Почему не спросите, как я сюда попала, по какой причине?! - Катю вдруг, неожиданно для нее самой прорвало, она перешла почти на крик. - А... - она в испуге прижала к губам ладони, - а может, вы уже мертвец? И все тут мертвецы? Но почему же они, мертвецы, опять умирают? Но я-тo живая. Я даже забеременела тут, в пещере. Убейте меня, Иван Васильевич...

Катя сидела на стуле, а Иван Васильевич на низкой кровати, но смотрел он на нее с недостижимых высей своих лет.

- Иван Васильевич, а сколько вам лет? То есть я знаю, здесь нельзя так... Вы в каком году родились?

Ее отчаяние произвело на каменного впечатление. И мысль о нелепости всего происходящего доползла до его мозгов. Складки лица, углы фигуры снова начали разглаживаться.

- В первом.

- В каком смысле? В первом году зотовской эры? И тут Зотов даже улыбнулся. Одними уголками глаз.

- В тыща девятьсот первом. Там, в Марьино, и родился. Погляди-ка. У Васьки нет такой фотки?

Он выдвинул ящик тумбочки, порылся в нем и вытащил старинную черно-белую фотографию, даже слегка пожелтевшую. Протянул ее Кате.

Фотография была сделана в ателье, очевидно еще хранившем традиции и мастерство Серебряного века, Только в виньеточках по уголкам вместо цветочков было узорочье из серпов, молотков и самолетов. Внизу было написано "Лебедянский горкоммунхоз. Фотоателье No I".

Люди на снимке сурово, напряженно, словно выполняя трудную работу по фиксации времени, вглядывались в объектив. Рослый бритый мужчина с зачесанными на прямой пробор набрильянтиненными волосами. Он был в полосатом костюме, при галстуке, в до блеска начищенных сапогах. Рядом с ним на стуле, де-ревянно выпятив грудь, сидела небольшая женщина в белом платочке, светлом, достаточно длинном платье. Ее ноги в модных, должно быть, по тем временам ботиках доставали до пола только острыми носками.

По бокам от родителей стояли две девочки лет, наверное, восьми и пяти, тоже в светлых платьях и платочках. На коленях у матери сидел двухгодовалый мальчик в перепоясанной косоворотке, стриженный под ноль.

В уголке снимка было нацарапано еще на эмульсионном слое негатива "1932 год. 1 мая".

Можно было без труда догадаться, что на фотографии запечатлелась крестьянская семья. Все нарядились по такому случаю по-городскому, приехали в праздничный день в райцентр. Выйдя из ателье, они поглазели на первомайских демонстрантов, потом, может быть, чинно направились в кинематограф или покатать детей на карусели. Перед возвращением хозяин, с достоинством Отслюнивая совдензнаки, купил жене брошку с поддельным камешком, девчонкам и сынку петушков на палочке у цыган. А себе позволил только сто грамм и кружку пива.

Простая и крепкая крестьянская семья, перемолотая жерновами тридцатых...

Но Кате ни о чем не нужно было догадываться. Потому что точно такой же снимок она видела в Липецке у бабушки и тетки. Малыш, сидящий у женщины на коленях, был ее родным дедом Василием Ивановичем, а глава запечатленной семьи прадедом Иваном Васильевичем. Когда гостившая юная москвичка спросила о нем, ей можно было рассказать уже без суеверного советского ужаса, что прадеда в том же 1932 году раскулачили, а через пять лет и посадили. Слава богу, хоть детей не сослали в холодные края. Сгинул крепкий мужик Зотов и давно записан в поминальный синодик.