Система Ада - Павел Кузьменко

На голову ему посыпались каменные крошки, и он Яроснулся. Дудковцы усиливали натиск, на месте одного убитого вырастали двое неубитых, и пулемет Чугунко работал не переставая.

- За родину! За товарища Зотова! - раздался откуда-то голос Волкова. За успехи корейских охотников на самолеты! Вперед! Ура!

Новый революционный призыв оказал магическое действие. Изо всех щелей, как боевые муравьи, полез- ли зотовофлотцы, ведомые агрессивным инстинктом. И Шмидт поднялся, заскользил вперед по каменной осыпи. Маленький Энисаар был уже впереди. Ему с разбегу удалось воткнуть штык в живот длинному дудковцу. Рядом еще кто-то схватился врукопашную. Это было страшно, смертельно опасно, но разум догадывался о сем факте весьма отвлеченно. Ноги несли Михаила, неразумные ноги, не желающие отдыхать, подчиняющиеся глупому порыву.

Он врезал прикладом по затылку неизвестному солдату противника и дальше вперед по ничьим коридорам Системы Ада. Шмидт почувствовал себя проходной пешкой, которой, однако, не суждено было стать ферзем. Но не самой проходной. На несколько шагов его опережали Чайковский и Энисаар, чуть сзади торопился Савельев, а в качестве цели зигзагом от стенки к стенке бежал и испуганно оглядывался коренастый дудковский офицер. Хорунжий, что ли, или кто там у них?

- Живьем брать! - выдохнул Чайковский. - Языка! Язы...

Тут буревестник споткнулся и упал. Шмидт осознал, что они чешут вперед уже лишь вдвоем с Савельевым. Свернули за угол. Враг же явно выдыхался, бежал все медленнее. Они должны были его вот-вот настигнуть и неизвестно зачем схватить.

И вдруг произошло неожиданное. Дудковец оста новился и что-то метнул в преследователей. Граната сухим треском взорвалась у самых их ног. Ни пламeни ни осколков. Только мгновенно помутнел весь скудный пещерный пейзаж - серо-бурые стены, тусклая лампочка под потолком и спина удирающего противника. Мише показалось, что он с разбегу угодил мордой в ведро с уксусом. Ни дышать, ни видеть что-либо стало невозможно. Винтовка сама выпала из рук, ладони прижались к глазам. Шатаясь, он продолжал идти вперед, но уксус был, кажется, везде. "Что-то новенькое, - успело подуматься. - Слезоточивый газ? Но здесь же это смертельно! Сволочи!"

Газ разъедал его череп изнутри, глаза превратились в сплошные потоки слез, сопли и слюни душили его, словно утопленника. Смерть пришла в самом противном из своих обличий...

Когда их растолкали, они оба, Шмидт и Савельев, сидели, прислонясь к стене во вполне мирной позе отдыхающих туристов. Каждый вдох вызывал жгучую боль в горле и в груди. Сквозь все еще сочащиеся слезы можно было различить только склонившуюся к ним большую расплывающуюся звезду. Позже стало понятно, что пятиконечная звезда намалевана на шапке человека.

- Попались, проклятые агрессоры? Будете знать, как топтать наши села и нивы? Веди их Трошки, казачки. Слава Дуд ко, теперь ужо отыграемся на них за жинок, старых и малых.

- До куренного вести?

- До него, кормильца.

Дудковское подземное становище ничем особенным не отличалось от зотовского. Мише даже показалось, что вот сейчас они свернут направо и попадут в свою казарму, а там прямо штрек в грот для камнетас-ния, налево - в столовую. Он почти угадал. Казармa с двухъярусными нарами как казарма. Только интерьер поинтереснее, художественно оформленный. На твердой известковой стене был довольно неплохо вырезан барельеф усатого Сталина, а рядом совсем неоригинально и не без ошибок намалевано белой краской: "ДЕЛО ДУДКА ЖЕВЕТ И ПАБИЖДАИТ".

Двоих пленных заперли в небольшом гротике, куда вел узкий лаз. Заперли, то есть просто завалили вход камнями и поставили возле него часового. Шмидт и Савельев остались в темноте. Из штрека пробивалась лишь узенькая полоска света.

- Что ж теперь будет-то? - вздохнул Шмидт. - Слезоточивый газ начали применять. Там и до нервно-паралитического дойдет. Вымрем, как эти...

- Какого нервно-политического? - спросил Савельев.

- Нервно-паралитического... Саш, ты что?

Ему не было видно глаз давнего товарища по этому страшному приключению. Но очень хотелось посмотреть в них. Можно ли еще что-нибудь по ним прочитать? И очень хотелось спросить Сашу: помнит ли он имя своей матери? Или домашний адрес?

- Я твердо решил, и ничто меня не поколеблет, - прошептал Савельев, тронув Шмидта за плечо, - ничего не выдам проклятым врагам. Буду держаться с мужественным героизмом. Ведь родина нас не забудет, да, товарищ впередсмотрящий?

- Да, товарищ впередсмотрящий, - невидимо кивнул Миша и вдруг спросил: - Товарищ Савельев, а если нас будут пытать, чтобы мы выдали проклятым дудкам военную тайну и пытка будет невыносимой, мы мужественно погибнем с именем Зотова на устах?

- Нет, товарищ впередсмотрящий! Мы прозреем от наших политических заблуждений и возьмем на вооружение бессмертное учение товарища Дудко, великого вождя и учителя всего прогрессивного человечества. Убеждение в том, что дело Дудко живет и...

- Саш, ты в своем уме?

В ответ раздалось только отчаянное почесывание в грязной педикулезной голове.

- Саш, я тебе последний раз предлагаю. По-моему тут все равно кому признаваться, что дудковцам, что зотовцам. Надо сказать о том, что мы знаем, где погиб Крот. Пойдем туда показывать и попробуем удрать, вооружившись фонарем. Главное - пройти через тот туннель, где время не движется... Только я без Катьки не пойду. Надо и ее как-то взять. Сказать, например, что...

- Пораженческие разговоры, впередсмотрящий, то есть казак Шмидт, в условиях военного времени и нарастающей агрессии со стороны зотовских подпевал мирового империализма? Предательство светлых идеалов учения товарища Дудко, за которое отдали свои жизни лучшие сыновья и дочери отчизны? Я вас убью своими собственными трудовыми руками, товарищ предатель.

И тут, воспользовавшись темнотой; бывший студент действительно накинулся на Шмидта и попытался схватить его за горло. Мише с трудом удалось оторвать от себя цепкие сильные пальцы. Поднялась возня, сопровождаемая яростным пыхтением и шумом камней, раскатывающихся из-под ног.

Часовой услышал это и, немного освободив вход, посветил внутрь фонарем.

- Тю, подрались, как пауки в империалистической банке. Вот зараз шмальну из автоматического оружия, будете знать, чертяки, как агрессию тут разводить.

Дерущиеся мигом раскатились в стороны.

- Дурак ты, Сашка, - тяжело вздохнул Михаил. - Дурак ты, потому что позволил себе все забыть.

-- Изменник родины, зотовец, - прошипел Савельев.

- А может, и не дурак. А, напротив, счастливый человек.

Организм Екатерины оказался безнадежно испорчен цивилизацией. Местные подземные бабы рожали безо всяких правил гигиены, в условиях постоянного авитаминоза, не видя божьего света, с безотказностью фордовского конвейера. Не все дети выживали. Но тем, кто через год после рождения выходил из родильного подразделения в "большую жизнь", находилось в ней место. Их возраст уже соответствовал примерно десятилетнему земному. Мальчики покрепче задерживались в зоне быстрого времени, обучаясь на боевых пульников, а девочки покрепче - на матерей-героинь. Понятно, что сии науки не требовали многих знаний. Все же прочие обоих полов становились трудовыми бульниками, и жизнь человеческого термитника продолжалась.