«Совок» - Вадим Агарев

по которому в Октябрьске со своим косоглазым бойфрендом сейчас проживает Сутормина. До этого заштатного городишки было больше ста километров. Для себя я твердо решил, что если Софья Львовна откажет мне в льготной аренде своего авто, то в эту далекую зажопину на общественном транспорте я не поеду.

Сходив с Верой на обед в ведомственную столовую, и узнав, до которого часа она работает, я продолжил свою оперативно-розыскную деятельность на территории предприятия. К тому времени, когда вечером на проходной мы встретились с младшей диспетчершей, о коллективе ТТУ и о его незримых течениях я знал, если не все, то очень многое. И обоснованно надеялся, что выяснил немало для себя полезного. Но большую часть моей головы занимал таинственный пассажир нерусской наружности.

Жила Вера неподалеку от своей работы, всего в четырех остановках, поэтому медленно прогуливаясь, провожались мы с ней пешком. Метров через двести она взяла меня под руку. А еще через два километра я знал почти все то, что было пережито их любовным треугольником. Имеется в виду тот самый равнобедренный треугольник, состоявший из двух первых тэтэушных красавиц-водительниц и одного маляра-интеллигента всё того же ТТУ.

- Зайдешь? – глядя куда-то на левый лацкан моего пиджака, спросила Вера, когда мы остановились напротив ее подъезда. –

У меня кофе хороший есть!

Не зайти было нельзя. Было бы большим свинством теперь к ней не зайти. Утро сегодняшнего дня и весь вечер, вплоть до этой вот минуты, я, с цинизмом прозектора ковырялся в еще незаживших ранах ее души. Вновь заставляя вспоминать и переживать не самые веселые моменты крайнего года ее жизни. Однако и зайти сейчас к Вере тоже не представлялось возможным. По той простой причине, что нелегкое вчерашнее объяснение с Софьей и последующая за ним процедура доказывания своей симпатии к ней, высосали из моего организма все жизненные силы. Более или менее достоверно убедить вдову, что она есть вершина совершенства и, что ее возраст совсем ничего для меня не значит, удалось уже далеко за полночь. И только лишь после того, как я трижды и очень добросовестно вскарабкался на эту самую вершину. Процесс доказывания растянулся на большую половину ночи и теперь мне было необходимо выспаться. И, если до обеда я еще как-то держался, то последние часа три я жил на автопилоте.

Мне очень не хотелось обидеть отказом эту незаслуженно обойденную счастьем молодую женщину. Надо было опять как-то извернуться и в очередной раз сыграть в футбол на минном поле. Я приобнял Веру за талию и подтянул ее к себе. Она не противилась.

- Зайду, конечно! Вот отосплюсь и обязательно зайду! – не стал я врать, ссылаясь на службу, которая порой и опасна, и трудна. – Ты ведь девушка очень красивая, так что после кофе я не удержусь и непременно домогаться тебя стану. И да, ты на будущее имей в виду, я парень настырный, мне проще дать, чем отказать!

- Ну-у-у.. – оживившись, протянула Вера, – Ладно, домогайся, я потерплю!

- Ты-то потерпишь, а я всю последнюю неделю спал лишь урывками. Опасаюсь я, вдруг, конфуз у меня выйдет? И как мне потом с такой душевной травмой дальше жить? Только и останется мне потом, что взять и застрелиться! Или в ванной от стыда на твоих колготках повеситься, пистолет-то я не взял сегодня, – похлопал я себя по бокам для пущей убедительности.

- Не волнуйся, я тебе отдельно постелю и ты выспишься! – немного повеселев, по-прежнему не сдавалась Вера.

- Ты сама-то веришь в то, что сейчас сказала? – укоризненно посмотрел я в глаза не столь уже печальной молодицы. – Ночевать рядом с такой шикарной красавицей и на отдельной постели?! Ты за кого меня принимаешь, Вера? Или обидеть хочешь? Эх, ты, Вера! – бессовестно перегрузил я свое чувство вины на добрую девушку. Попрощались мы хорошо, по-доброму, Вера не обиделась, что я не остался. Но она взяла с меня слово, что в гости к ней я зайду в самое ближайшее время.

К остановке я шел, планируя свой завтрашний день, исходя из того, что заниматься буду только женским вопросом. День сегодняшний, проведенный в дамском коллективе, всколыхнул в моей душе ностальгические проблески из той, из предыдущей жизни. Вспомнился мой прежний женский коллектив. Золотые были времена! Теперь уже без чьих-либо понуканий, мне самому хотелось помочь прекрасной половине трамвайно-троллейбусного коллектива. По той лишь причине, что эта половина женщины. Поначалу, вроде бы встретив меня хмуро и настороженно, эти тетеньки быстро ко мне переменились и потом всячески стремились мне угодить. От всей своей женской души угощали и искренне старались помочь.

В результате сегодняшних мытарств, в контуженной голове постепенно проявлялось понимание того, из чьей задницы растут те злые руки. Руки, так по-хамски хватающие лучшую половину человечества за ее интимные места. По-хорошему, чтобы окончательно увериться в своих подозрениях, мне бы надо порасспросить Сутормину и еще раз посетить отдел труда и заработной платы ТТУ. В ОТИЗе я рассчитывал ознакомиться со сменными табелями выхода трудящихся на работу. А еще завтра мне надо будет решить пару организационно-технических вопросов для поимки дамского угодника прямо на месте его злодеяний. На том самом месте, изменить которое нельзя.

Поскольку ночевал я сегодня дома и один, то утром, во время бритья, я смотрел в отражение своих глаз с глубочайшим уважением. Потому, как в зеркале видел морально-устойчивого и выспавшегося человека. По крайней мере, сегодня. Позавтракав, я поехал не в Волжский, а в «Светлану» к Софье Львовне. После того, как я вкратце рассказал ей о сексуальном терроризме по отношению к городскому трамвайному сообществу и по секрету поведал о своих оперативно-розыскных планах, она безропотно отдала мне машину на целый день. Условие, что ночевать я приеду к ней, не озвучивалось, но оно подразумевалось по умолчанию. То, что в благодарность за предоставление во временное пользование автомобиля мне приходится расплачиваться с Софой услугами интимного свойства, меня конечно, коробило. Я уже и так,без какой-либо корысти скучал по ней, если мы не виделись несколько часов. Единственное, что меня хоть как-то мирило с душой и совестью, так это то, что на торговлю своим телом я иду не ради блуда, а ради