Сумма теологии. Том VII - Фома Аквинский

Отвечаю: неверие принадлежит уму, а отчаяние – желанию, и при этом ум связан с универсалиями, а желание подвигается к связи с единичностями, поскольку движение желания направлено от души к вещам, которые сами по себе единичны. Затем, порою случается так, что человек, имея правильное мнение относительно универсалий, не расположен правильным образом относительно движения своего желания, и тогда его мнение относительно той или иной единичности искажается, поскольку для того, чтобы перейти от универсального мнения к желанию частной вещи, необходимо сформировать частное мнение, что подобно тому, как невозможно вывести частное заключение из универсального суждения иначе, как только посредством вынесения частного суждения. По этой причине даже обладающий правильной верой в отношении общего человек может подчас совершать неверное движение своего желания в отношении некоторой единичности, если его частное мнение искажено навыком или страстью. Так, например, прелюбодей, выбирая прелюбодеяние как некое свое благо в этот вот частный момент, обладает испорченным мнением относительно частного, хотя в том, что касается универсального, он может обладать и истинным, согласным с верой суждением, а именно, что прелюбодеяние – это смертный грех. И точно так же человек, сохраняя истинное универсальное мнение относительно веры, а именно, что Церковь наделена властью отпускать грехи, может претерпевать движение отчаяния постольку поскольку он, так сказать, обладает извращенным мнением о том, что у него в таком вот его частном состоянии нет никакой надежды на прощение. При этом [конечно] возможно наличие отчаяния, равно как и других смертных грехов, и без веры.

Ответ на возражение 1. Следствие устраняется не только с устранением первой причины, но и с устранением причины вторичной. Поэтому движение надежды может быть устранено не только с устранением универсального мнения веры, которое, так сказать, является первой причиной уверенности надежды, но также и с устранением частного мнения, которое является, если так можно выразиться, вторичной причиной.

Ответ на возражение 2. Если кто-либо выносит универсальное суждение о том, что милость Божия не бесконечна, то он является неверующим. Но отчаявшийся судит не так, а так, что для него в этом вот его состоянии в силу некоторого частного расположения нет никакой надежды на милость Божию.

Этот ответ является также и ответом на возражение 3, поскольку новатианцы вообще отрицали возможность церковного отпущения грехов.

Раздел 3. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОТЧАЯНИЕ НАИБОЛЬШИМ ИЗ ГРЕХОВ?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что отчаяние не является наибольшим из грехов. В самом деле, как было показано выше (2), отчаяние возможно и без неверия. Но наибольшим из грехов является [как раз] неверие, поскольку оно отвергает самую основу духовного здания. Следовательно, отчаяние не является наибольшим из грехов.

Возражение 2. Далее, как говорит Философ, самое плохое противоположно самому лучшему[203]. Но, согласно сказанному [в Писании], любовь больше надежды (1 Кор. 13:13). Следовательно, ненависть к Богу является большим грехом, чем отчаяние.

Возражение 3. Далее, в грехе отчаяния нет ничего, кроме неупорядоченного отвращения от Бога, в то время как в других грехах есть не только неупорядоченное отвращение от Бога, но и неупорядоченное обращение. Следовательно, грех отчаяния является не наиболее, а наименее тяжким из всех грехов.

Этому противоречит следующее: похоже, что наиболее тяжким является неисцелимый грех, согласно сказанному [в Писании]: «Рана твоя – неисцельна, язва твоя – жестока» (Иер. 30:12). Но грех отчаяния неисцелим, согласно сказанному [в Писании]: «Рана моя так неисцельна, что отвергает врачевание» (Иер. 15:18). Следовательно, отчаяние является наиболее тяжким из грехов.

Отвечаю: те грехи, которые противоположны теологическим добродетелям, сами по себе тяжче других – ведь коль скоро объектом теологических добродетелей является Бог, то противоположные им грехи предполагают отвращение от Бога непосредственно и преимущественным образом. Затем, всякий смертный грех изначально порочен и тяжек вследствие отвращения от Бога, поскольку если обращаться к изменчивому благу, пусть даже и неупорядоченно, без отвращения от Бога, то это не будет смертным грехом. Следовательно, тот грех, который изначально и по самой своей природе содержит в себе отвращение от Бога, является наиболее тяжким из всех смертных грехов.

Далее, неверие, отчаяние и ненависть к Богу противоположны теологическим добродетелям, и если мы сопоставим их друг с другом, то обнаружим, что каждый их этих грехов сам по себе является в своем роде наиболее тяжким. В самом деле, неверие принадлежит тому, кто не верит самой истине Бога, ненависть к Богу возникает в человеческой воле, которая противопоставляет себя самой божественной благости, а отчаяние находится в человеке, прекратившем надеяться на причастность божественной благости. Отсюда понятно, что неверие и ненависть к Богу противны непосредственно Самому Богу, в то время как отчаяние – противно Ему постольку, поскольку мы причастны Его благу. Поэтому в строгом смысле слова неверие истине Бога и ненависть к Богу являются более тяжкими грехами, нежели отсутствие надежды на обретение от Него славы.

Однако если сравнивать отчаяние с двумя другими грехами со стороны нас самих, то наиболее опасным [для нас] окажется отчаяние, поскольку надежда удаляет нас от зла и побуждает стремиться к благу, и потому люди, лишившись надежды, оставляют добрые дела и с головой погружаются в грех. Поэтому глосса на слова [Писания]: «Если ты утратил надежду, оказавшись в день бедствия слабым, то бедна сила твоя»[204] (Прит 24:10), говорит: «Нет ничего ненавистнее отчаяния, поскольку отчаявшийся утрачивает постоянство как в снесении каждодневных тягот нынешней жизни, так и – что наиболее печально – в сражении за веру». И Исидор говорит: «Совершить преступление означает убить душу а отчаяться означает низринуться в ад»[205].

Сказанного достаточно для ответа на все возражения.

Раздел 5. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОТЧАЯНИЕ СЛЕДСТВИЕМ ЛЕНИ?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что отчаяние не является следствием лени. В самом деле, одно и то же следствие не может быть обусловлено разными причинами. Но отчаяние в будущей жизни, согласно Григорию, является следствием похоти[206]. Таким образом, оно не является следствием лени.

Возражение 2. Далее, как отчаяние противоположно надежде, точно так же лень противоположна духовному утешению. Но духовное утешение является следствием надежды, согласно сказанному [в Писании]: «Утешайтесь надеждою» (Рим. 12:12). Таким образом, лень является следствием отчаяния, а не наоборот.

Возражение 3. Далее, у противоположных следствий противоположны и причины. Но надежда, противоположностью которой является отчаяние, похоже, проистекает из рассмотрения божественных милостей, и в первую очередь – Воплощения, поскольку, как сказал Августин, «что ещё было столь необходимо для возведения нашей надежды, как не показать нам, насколько Бог любит нас? И какое ещё есть тому более очевидное и ясное доказательство, нежели то, что Сын Божий соизволил соучаствовать в нашей природе?»[207]. Таким образом, отчаяние скорее возникает из пренебрежения вышеупомянутым рассмотрением, чем от лени.

Этому противоречит следующее: Григорий полагает отчаяние одним из следствий лени[208].

Отвечаю: как было показано выше (17, 1), объектом надежды является благо, обрести которое своими силами или с помощью кого-то другого трудно, но возможно. Следовательно, человеку может недоставать надежды на обретение блаженства двояко: во-первых, если он не считает его трудным для обретения благом; во-вторых, если он полагает, что его невозможно обрести ни своими силами, ни посредством кого-то другого. Затем, то, что духовные блага могут представляться нам или [вообще] не благами, или же не слишком ценными благами, в первую очередь связано с нашими склонностями, зараженными любовью к телесным удовольствиям, среди которых главными являются удовольствия похоти, поскольку любовь к таким удовольствиям приводит человека к отвращению к духовным вещам и [обусловливает] отсутствие надежды на них как на трудные блага. Поэтому в указанном отношении отчаяние обусловливается похотью.