День отдыха на фронте - Валерий Дмитриевич Поволяев

Мельников тоже взвалил на спину рюкзак, огляделся — не видно ли где мужиков в длинных рубахах и ватных безрукавках, — душманов, которых по непонятной причине стали именовать "борцами за веру", видно не было, и старший лейтенант скомандовал спокойным негромким голосом:

— Вперед, камрады, глядите в оба! И помните — лучше блин комом, чем земля пухом…

— Шавкат говорил как-то, что у соседей их, у узбеков, есть хорошее пожелание в одно слово "Хорманг!" — неожиданно вспомнил Морозов, привычно пошевелил плечами, получше прилаживаясь к рюкзаку на ходу — в движении меняется, ездит из стороны в сторону центр тяжести, — важно его поймать и получше закрепить.

— Что такое "Хорманг", говоришь?

— То, что нам сейчас нужно, товарищ старший лейтенант… В переводе — "Не уставайте"!

— Толковое пожелание, — заметил Мельников. — Надо запомнить.

Троп на этой высоте не было, следов тоже, хотя присутствие людей ощущалось — люди здесь бывали часто, и Романюк, который попал сюда впервые, корнями волос почувствовал: надо быть настороже, иначе срубят на ходу. Даже ахнуть не успеешь…

Настораживало даже одно ощущение того, что здесь, в подбрюшье небесном, где раньше люди появлялись не более двух раз в году, сейчас дух их не истаивает вообще, бывают они тут каждую неделю, и, как сообщили наводчики, здесь имеются склады, в которых душманы хранят не портянки, поскольку даже не знают, что это такое, а кое-что посущественнее. Ну не могли же они просто так, от нечего делать, прикипеть к пыльным, грязным, заснеженным макушкам, под воздействием холода превращающимся в камень, — явно у них есть интерес.

А вот что это за интерес, надо было узнать. За этим сюда группа и пришла.

И последнее. При всем том главной целью (или задачей, если хотите) был "стингер", — взять его, понять, что это за стреляющая походная баклажка, а уж в Москве головастые люди раскусят этот бидон с компотом и найдут способ, как защищаться от него… Не то ведь и вертолеты, и самолеты (причем гражданские, компании "Ариана") гибнут от "стингеров" едва ли не каждый месяц.

Разве это дело?

Первый склад нашли уже к вечеру, в печальном лиловом сумраке, опускающемся на горы, под тихий посвист ветра, облетавшего в преддверии ночи подчиненные ему просторы…

Среди мертвой асфальтовой поверхности горы Морозов первым засек свежую зеленую травку, разместившуюся на довольно большой, хотя и узкой плешине.

— Откуда здесь зеленая трава? — удивился Морозов. — Весенняя — осенью? Ведь сентябрь же на дворе!

Он нагнулся, сорвал несколько травинок — не искусственные ли? Нет. Травинки были естественные, — и рвались легко, и вкус у них был травяной.

Что-то здесь было не то. И не так. Морозов ножом подцепил пластину дерна, потом еще и неожиданно увидел кусок фанеры, окрашенной в зеленый цвет, чтобы поменьше поддаваться прели, подцепил фанеру. Дальше за конец ножа зацепился клок прочной прорезиненной ткани.

Когда с полянки, прикрытой с трех сторон камнями и, в общем-то, почти непродуваемой, сдернули весь зеленый слой, целиком, а потом вытащили непромокаемую оболочку, оказалось, что нащупали вещь довольно ценную — американскую радиостанцию; вещание с ее помощью можно было вести даже в Пакистан, не говоря уже о том, что можно было слушать вертолетные переговоры, мешать наведению машин на цели, ретранслировать передачи, серьезно усиливая их…

Лично группе станция не была нужна, но все равно решили забрать ее и унести на площадку подскока, куда должны будут прийти вертолеты — пригодится ведь. Если не в полку, то в дивизии.

Следом нашли закладку с американскими, немецкими, французскими и прочими забугорными лекарствами — тоже вещь необходимая, в тумбочку за снадобьями приходится лазить каждый день; Романюк осмотрел коробки, изучил наклейки и сказал Мельникову:

— Наиболее ценные лекарства надо унести, те, что попроще, имеющие аналоги у нас, — перепрятать и забрать в следующий заход.

— Согласен. Лекарств никогда много не бывает.

В лекарственном складе обнаружили одну штуку, которая удивила несказанно и Романюка, и Мельникова, и Морозова, — вообще всех, кто находился в группе, это даже не штука была, а штукенция — некое новое направление в деятельности душманов…

Отдельно от лекарств на складе были сложены стенгазеты, в которых "Прохоры" освещали деятельность своего учебного центра (опыт партийной и воспитательной работы они заимствовали явно у нас), переиздания журнала "Советский воин" на языке дари, — для внутренних нужд и изучения жизни в войсках шурави; среди курсантов в длинных рубахах были и отличники, которых бородатые наставники поднимали на душманскую "Доску почета", были и отстающие.

Все происходило как у нас, в наших школах младшего командного состава, на курсах артиллерийских наводчиков и водителей тягачей.

Мельников пошуршал полотнищами стенгазет, повертел их в руках, пытаясь что-нибудь разобрать, не разобрал и сунул назад, в яму, из которой сильно попахивало йодом.

— Если будет возможность взять на обратном пути с собой, пару газет возьмем, — сказал Мельников, — пусть наши агитаторы полюбуются.

Ночью в горах все стихает — ни ветра нет, ни гулкой мороси, превращающейся на глазах в мелкий колючий снег, ни треска, с которым на землю приходит мороз, разрушает камни, делая их мягкими, способными рассыпаться в песок: ночь есть ночь, у нее своя жизнь и своя, если хотите, музыка, даже если ее никто не слышит. Но при всех "даже" она все равно существует.

Всякий шорох, даже очень малый, заставляет просыпаться. Для подобных ночевок это закон. Если не засечешь шорох и в тот же миг не проснешься, то может случиться так, что не проснешься вообще. Это знали все ребята из группы разведки, это мигом понял и намотал себе на ус Романюк.

Ночи стояли такие холодные, что студь легко пробивала спальник, похожий на безразмерный вещмешок, некоторые бойцы брали с собою в этот матерчатый контейнер даже автоматы, — были у десантников случаи, когда стрелять приходилось прямо через ткань…

В первую же ночевку Романюк проснулся от едва слышимого стеклянного щелчка, вскинулся в мешке… Минут пятнадцать не мог уснуть, слушал тишину, вспоминал город свой, реку, богатую рыбой, отца Анатолия Макаровича, врача "скорой помощи", которого сотрудники — и старые и молодые — звали просто Макарычем, для всех он был одинаково дорог, мать Марию Ивановну… Как вы там сейчас живете, все ли у вас в порядке, как здоровье, что делаете, где вы?

Для осенней рыбалки сейчас самое подходящее время. И рыба хорошо клюет, и надоедливые комары не пристают. А если есть машина или мотоцикл, то самое лучшее дело — уехать на рыбалку в горы. Там и только там можно поймать горную форель, которую местный