День отдыха на фронте - Валерий Дмитриевич Поволяев

— Кто знает, где Паночкин?

— Здесь был, только вот взял да сплыл… Утек куда-то.

— Жаль. У меня два письма от Каххарова, не знаю только, прочитал он их или нет?

— Это знает только Паночкин.

Про ефрейтора Шавката Каххарова Романюк слышал еще в Ташкенте — Шавкат был одним из самых удачливых разведчиков в дивизии, более того, — когда его тяжело ранило, доставлял Каххарова в Союз лейтенант Романюк, вначале из Кабула в ташкентский госпиталь, а из Ташкента в Москву, в тамошний госпиталь.

В последний раз Шавкат искал с группой душманские оружейные склады на горе Вути и около одного искусно заминированного склада зевнул — наступил на мину-противопехотку…

Шавката спустили вниз, в медсанбат полка, там ногу отняли (врачи пытались ее спасти, но попытка не удалась, ударной волной ногу размололо в пыль, грозила гангрена), потом перевезли на кабульский аэродром и — на Большую землю. Сейчас Каххаров находится в госпитале, пробует ходить на учебном протезе — вроде бы получается…

С ребятами своими Шавкат расставаться не хочет, постоянно шлет письма, ну а ребята соответственно отвечают ему.

Пришел Паночкин. Оказалось, что письма Шавката он читал, Морозов кивнул понимающе и выдернул из-под кровати старый эмалированный таз, махом сгреб в него всю переписку, — не только с Каххаровым, — и бумажную груду эту ловко подпалил зажигалкой.

— А письма что… сжигать обязательно? — Романюк не верил тому, что видел.

— Обязательно. Говорят, так у разведчиков было и в Великую Отечественную войну, когда они уходили за линию фронта.

— В первый раз слышу.

— В общем, у нас это обязательное правило, товарищ лейтенант.

Сжег бумаги Морозов мастерски — ни дыма не было, ни запаха, ни огня, — ничего такого, что могло родить высокое пламя, пепел сбросил в мусорное ведро и посмотрел на часы:

— Пора спать, завтра, в темноте — подъем.

В горах Гиндукуша есть много мест, куда можно добраться только на своих двоих, пешком — ни вертолетом, ни на ишаке, ни на волке не доскрестись. На орле тоже не добраться — брыкаться ведь, зараза, будет и скинет ко всем чертям на острозубые камни, по этой части орлы — большие мастера.

На гору Мангаль-Хула и "своими двоими" добираться непросто, высота ее — 4091 метр, летом там скапливается столько нерастаявшего снега, что в нем можно скрыться с головой, можно вообще утонуть. Но в военном, в стратегическом отношении гора эта такая важная, что кое-кому и следует утонуть, с нее все видно, это господствующая высота, с помощью которой можно остановить кого угодно.

Альпинисты, чтобы забраться на нее, тратят трое суток, идут с двумя ночевками, страхуются и подстраховываются, десантники же тратят всего шесть-семь часов, после чего оказываются на самой макушке Мангаль-Хулы.

На двух грузовиках группу забросили на аэродром, где ее встретил сам Виталий Павлов, командир смешанного авиационного полка, через десять минут в воздух поднялась пара "Ми-восьмых", ведущий и ведомый, и низами, взяв на малой скорости несколько ближайших ущелий, ушла в глубину гиндукушских хребтов.

В Афганистане вертолеты взлетают не так, как, допустим, на Кавказе или в Карпатах — только вертикально, не допуская ни одного градуса отклонения, иначе — каюк. Так взлетали и они — будто на лифте поднялись.

Морозов не выдержал, заметил как бы между прочим:

— В Афгане даже куры взлетают вертикально.

Произнес пять увесистых цветистых слов и умолк. Он был прав, старший сержант Морозов, иначе курица могла легко разбиться.

Из вертолетного окошка горы выглядели совсем иначе, чем из окна самолетного, рождали другие, совсем не похожие на "самолетные", ощущения. Впрочем, все можно было понять, только испытав на самом себе.

И вершины, и высохшие ломины-ущелья, в некоторых местах прихлопнутые нахлобученными сверху скальными плитами, и растрескавшиеся от старости стоячие каменья-жандармы были мрачны, веяло от них чем-то недобрым, — это были чужие горы… Совсем не то, что родные для Романюка Карпаты. Карпаты — горы добродушные, даже веселые.

Пока вертолеты шли по узким, наполненным злым мраком ущельям, Романюк удивлялся тому, как близко от борта проносятся тяжелые каменные выступы и острые молодые сколы, коих в старых, оглаженных временем горах не должно быть, тем более — выступов, готовых пропороть машине брюхо, но они есть, — серьезные, опасные, и ходят здесь очень опытные летчики, которые могут вместе с вертолетом проскочить даже в ушко иголки, ничего не задев, поэтому было понятно, что группа еще жива только благодаря этим мастерам.

Целью движения была маленькая, высушенная и вымороженная площадка на очень приличной высоте, дальше "Ми-восьмые" идти не смогут — и плотность воздуха жидковата, и горный туман грузным одеялом ложится на вертолет, от нехватки воздуха и тяжести начинает беспомощно сипеть вертолетный мотор, а людей туман делает слепыми.

На площадке подскока приземлились благополучно, выбросились на камни тоже благополучно, вертолеты задерживаться не стали и, взбивая с земли мелкое каменистое крошево, пыль, окостеневшие остатки травы, ушли в ближайшее ущелье, полное темных недобрых красок и горного холода, способного не только легко пробить человека до костей, но и досуха выморозить кровь в жилах.

— Нынешней весной мы также полетели в горы, рассчитывали на удачную охоту, но вышло все не так, как хотели, — окутавшись паром, проговорил Морозов, берясь за лямки рюкзака, — у пилотов что-то не сошлось в картах, и они ошиблись на десять километров. Начали садиться на площадку — вроде бы все нормально, но самым глазастым из нас оказался врач, старший лейтенант, который неожиданно засек душков, скатывавших свои манатки и готовившихся дать деру… Но перед тем, как уйти, они бы могли перестрелять нас всех. Врач опередил бородачей в длинных рубахах — бросил гранату. Она и разметала "борцов за веру" в разные стороны, остались только рубахи, да еще немного стоптанной обуви.

— Молодец коллега, вовремя смикитил, что надо делать, — довольно проговорил Романюк, также берясь за лямки своего "сидора".

— И сделал, — утвердительно произнес Морозов. — Получил за это орден Красной Звезды. И рекомендацию для вступления в партию. — Старший сержант взгромоздил на спину рюкзак, поерзал под ним, устраивая поклажу поудобнее, иначе хребет будет натерт так, что кровь не только по нему будет течь, но и литься даже из ноздрей, а это совсем не нужно.

Группой командовал старший лейтенант Мельников, Морозов считался его помощником, все, кто шел на задание, невзирая на знаки отличия, находились на одинаковом положении, у всех каменная крошка под ногами проминалась так, что невольно мнилось тем, кто видел следы: тут шагал не человек, а какой-то носорог, обутый в сапоги с железными подошвами… Много