Последний орк - Сильвана Мари

Птица Феникс осталась совершенно невозмутимой.

— Госпожа, — ледяным тоном промолвила она, — я не сомневаюсь, что, будучи незамужней, вы бы так и поступили, но я уверена в том, что ваш супруг не допустит подобного.

У Роби перехватило дыхание. Это была чистая правда. То есть нет, это была чистая ложь: даже без Йорша она никогда и ни за что на свете не подумала бы убить и съесть существо, наделенное даром речи. Слова Птицы Феникс должны были лишь подчеркнуть разницу, которая всегда существовала между Роби и Йоршем, даже не просто подчеркнуть, а преувеличить настолько, чтобы между ними возникла пропасть. Она сама спровоцировала Птицу Феникс на эти слова. Так ей и надо.

Еще невозмутимее, чем Птица Феникс, оказался Йорш.

— Госпожа, — безмятежно заметил он, — то, что вы сейчас сказали, соответствует истине. Моя супруга использовала в беседе с вами гиперболу, то есть убедительный риторический прием, заключающийся в чрезвычайном преувеличении сказанного. Моя супруга никогда бы не съела вас, но я считаю правильным то, что она именно этим вам угрожает, потому что данный метод один раз уже показал свою эффективность в том, чтобы заставить вас замолчать, — а речь ваша крайне неприятна. Но, так как теперь угрожать вам съедением уже бесполезно, я предлагаю другую, более действенную и легко осуществимую угрозу: если вы посмеете еще раз неуважительно отозваться о моей семье, я водружу вас на плот и отправлю обратно на остров, где вы останетесь если не до конца ваших дней, то наверняка до конца моих, которые вне вашего общества будут намного приятнее.

Тревога Роби улетучилась в одно мгновение. Она спросила себя, как ей только в голову пришло расстраиваться из-за глупых слов глупого существа: сейчас все казалось простым и ясным, и мнение курицы не имело больше никакого значения.

Птица Феникс не заткнулась, а вновь затянула свой невыносимый плач. И снова никакого визга — сладчайшим голосом, все ярче и ярче сияя оперением, она взывала к своей извечной грусти, к своему бесконечному одиночеству, к бездонному отчаянию своей жизни, в которой век за веком не появлялось ни проблеска утешения. Как и в прошлый раз, сбежались все жители селения. Но возмущение жестокостью Роби на этот раз было не таким громким. Гала и Карен Ашиол не показывались. Птица Феникс, хоть и без особой радости, была принята в дом Соларио. Он и его супруга через некоторое время постучали в дверь Йорша и Роби, умоляя забрать от них злобное создание и простить им этот проступок.

— Ее плач трогает до глубины души, — заметил Йорш, — но он стоит ей огромного труда. Она не в силах продлить его воздействие надолго. И когда она возвращается к своему обычному визгу и к оскорблениям, никто ее не выдерживает. К тому же тот, кто слышит ее плач не в первый раз, с каждым повторением сочувствует ее грусти все меньше и меньше.

— Это глупое и всем недовольное существо, — проговорила Роби, — но похоже, что придется нам держать ее у себя дома. — В некотором роде они считались главами селения. — Впрочем, теперь, когда мы знаем ее оружие, она ничего не сможет нам сделать.

Поднялось солнце, развеялся туман, и воздух стал постепенно нагреваться. За холодным утром последовал теплый ясный день. Берег был залит солнечным светом. Небольшие облака красовались на небе, поддерживаемые легким бризом. Высоко за облаками бледный серп луны упрямо оставался над горизонтом даже днем. В небе лениво летали чайки, наполняя воздух своими криками.

В нескольких шагах от линии прибоя Йорш и Роби забрались на рифы, что торчали из моря песка, образовавшегося после отлива моря воды, и вскоре поймали огромного краба с тонкими длинными клешнями. Тот и вправду был гигантским. Роби взялась чистить добычу: охота и приготовление еды делали ее счастливой, как никогда. Как никогда, она радовалась, видя, как ее дочь вонзается зубами в пищу.

Роби знала, что такое голод. Голод был основной составляющей ее жизни в Доме сирот. И Йорш, тоже круглый сирота, и до, и после побега из «места для эльфов», куда были сосланы все представители его народа, тоже познал голод. Их дочь никогда не должна была узнать, что это такое, даже если бы им обоим пришлось вступить в борьбу с самими демонами, чтобы добыть для нее пищу. И Роби, и Йорш были отличными охотниками. Он мог мысленно слышать будущую жертву и определять ее местонахождение. Для Йорша всегда было пыткой убивать живых существ, но ради того, чтобы накормить Эрброу, он был готов на все — и отправиться в ад, и пронзить стрелой карася. Что касается Роби, она унаследовала от своего отца способность заранее определять, в каком направлении побежит добыча. Ей понадобилось какое-то время на то, чтобы понять, что это был необычный дар, которым обладали далеко не все.

Что особенно радовало Роби, так это то, что Йорш начал есть вместе с ними: это значило, что он преодолел древнее отвращение эльфов к употреблению в пищу существ, наделенных мыслью. Сначала он просто пробовал, но постепенно стал питаться почти так же, как все остальные, и не просто из-за чувства голода. Йорш ел вместе с ними, потому что желал этого. Он желал быть, как они.

Как она и Эрброу.

Это началось прямо в день их свадьбы, когда Йорш съел вместе с Роби половину моллюска. С тех пор как у них родилась Эрброу, он превращал принятие пищи в веселый спектакль, демонстрируя свое ликование, отчего покатывались со смеху и малышка, и сама Роби. Со временем он перешел от моллюсков к крабам, потом к осьминогам и, наконец, к рыбе.

Пока Роби чистила краба, явилась Птица Феникс со своей прыгающей, как у крупной курицы, походкой, с качающейся на длинной шее головой и сияющим на солнце оперением.

День выдался настолько прекрасным, что Роби подумала, что никакой злобной птице, как бы та ни старалась, не удастся испортить ей настроение. После слов Йорша, произнесенных утром, она твердо верила, что ничто на свете не может заставить ее сомневаться ни в самой себе, ни в своем супруге.

— Простите, госпожа, — завела разговор Птица Феникс, устраиваясь на стволе морской сосны, которую ветер низко, практически горизонтально пригнул к песку, — разрешите ли вы побеседовать с вами?

— Если вам это доставляет удовольствие… — весело ответила Роби. — Я лично предпочитаю быть одна, когда работаю.

Птица Феникс затянула было свое жалобное пение, но Роби прервала ее:

— Ладно, ладно, оставайтесь, — она ничуть не желала повторения знакомой сцены, когда сбегались все жители, кто-то вызывался утешить бедное создание и потом униженно возвращал его. — Говорите, если хотите. Даю слово, что сегодня я не выйду из себя.

— Даете слово? — переспросила Птица Феникс.

— Даю слово, — подтвердила Роби.

За Птицей Феникс она видела сверкающее море. Йорш и Карен Ашиол плели из тростника ловушку для осьминогов. Неподалеку от них Гала с Кикко на руках собирала моллюсков вместе с другими детьми. Кикко, красивый и веселый ребенок, родился через несколько дней после Эрброу.

— Я хотела убедиться, что не ослышалась, — заметила Птица Феникс, — ибо я уже узнала, насколько мягок ваш характер с его неожиданными вспышками ярости.

Роби сглотнула: на нее нашло сомнение, не переоценила ли она стойкость своего терпения и, быть может, своего хорошего настроения, приняв предложение курицы, но было уже поздно.

— Я хотела бы побеседовать с вами о вашем супруге, — продолжала Птица Феникс.

— Слушаю вас.

— Видите ли, госпожа, эльфийский народ всегда отличался завидной красотой, но ваш супруг, кроме того, что он последний и самый могучий из своего рода, обладает также самой совершенной красотой лица и тела среди всех эльфов, а их было немало, которых повстречала я на протяжении многочисленных моих жизней.

— Да, — согласилась Роби.

Она никогда не встречала других эльфов, но Йорш, безусловно, был красив до невозможности.

Роби посмотрела на него издалека. Лучи солнца блестели в его волосах.

Птица Феникс заговорила вновь:

— Я по-прежнему продолжаю задавать себе вопрос, как могло случиться, что он спутался… то есть, я хотела сказать, соединился с вами, — и она глубоко вздохнула. Роби, окаменев, прервала свою работу. — Несомненно, одиночество должно было быть ужасной пыткой, и когда утрачена даже малая надежда найти что-то лучшее… Когда я задала ему этот вопрос — как можно было допустить, чтобы кровь ваша смешалась, — он, ваш супруг, ответил, что действительно не смог найти ничего лучше. Он также заверил меня, что они с девочкой превосходят, и намного, всех остальных жителей селения.

Роби резко склонила голову над крабом и вновь начала чистить его. Лицо ее осталось в тени, и она смогла не выдать своих мыслей. Она вскрыла панцирь краба ударами камня и стала вытаскивать его содержимое, засовывая пальцы во все углубления, чтобы не потерять ни капли. Ее руки были покрыты тем, что еще недавно было живым телом краба и содержимым его головы: розовое и скользкое, оно стекало по ее рукам до локтей. Небольшой рой ос появился неподалеку и стал кружить вокруг нее, раздражая своим жужжанием. Взгляд Птицы Феникс наполнился отвращением.