Молодая элита (ЛП) - Мари Лу

Губы Данте злобно кривятся.

— Я прекрасно знаю, что видел. Как давно ты служишь Терену?

— Я не служу ему! Он нашел меня… некоторое время назад, во дворце… — Я не знаю, как рассказать ему о случившемся так, чтобы не казалось, будто во всём виновата я сама. А я сама во всём и виновата.

— Но ты не рассказала об этом никому из нас. Почему ты это скрыла?

— Я не хотела этого скрывать! Но я боялась за себя. Моя сестра…

Данте презрительно усмехается:

— Я знал, что ты никчемна. Наверное, нужно отрезать тебе губы, чтобы ты перестала лгать.

У меня перехватывает дыхание.

— Ты должен поверить мне, — прерывисто прошу я. — Я ничего ему не рассказала.

— Ты говорила ему о Турнире Штормов?

— Я…

Я мешкаю, и Данте замечает заминку. Его глаза сужаются.

— И ты выдала Рафаэля?

Я пораженно моргаю. Что? Рафаэля?

— Рафаэль не вернулся?

Мне не нужен ответ Данте. Рафаэль не праздновал вместе с нами и не вернулся от своего клиента. Нет, только не он! Мысль о том, что Рафаэль пострадает первым…

Данте опять бросается на меня. Сбивает с ног и пригвождает к земле. У меня нет сил бороться с ним. Виолетта приглушенно вскрикивает.

— Я притащу тебя к Энцо, — рычит Данте, недобро прищурившись. Его ладонь давит на мое горло, душит меня.

Нет, этого не будет. Я сама должна ему всё рассказать. Я, а не ты.

— И ты ответишь перед ним, жалкая трусиха.

«Если ты не сделаешь так, как я велю, то я тебя убью».

Слова отца, сказанные им в ту роковую ночь, эхом отдаются в моей голове, заполняют слух и возвращают меня на залитую дождем рыночную площадь, где он умер. Вспоминается и то, что Данте говорил Энцо. Тьма, растущая во мне с той самой минуты, как я ушла из дворца, теперь терзает меня изнутри, жаждая свободы — она растет и растет, питаясь страхами и ненавистью Данте и Инквизиторов, ужасом находящихся на улицах людей. Тьма вокруг нас. Я более не вижу над собой Данте… вместо него я вижу отца, и его рот искривлен в жестокой улыбке.

Хватит! Я сплетаю вокруг себя поблескивающие нити энергии — ее внезапно так много, что у меня кружится голова. Столько силы! Мне кажется, будто я парю, оторвавшись от собственного тела. Рафаэль однажды показал мне, как создавать иллюзии прикосновения. Получится у меня сейчас ее сотворить?

Оскалившись, я спускаю с поводка свою злость.

На одно жуткое мгновение вижу каждую из энергетических нитей, соединяющих меня с Данте. И вижу те, что тянутся от меня к его болевым ощущениям. Я неосознанно дергаю за них. Сильно.

Данте отскакивает от меня, убрав руку с шеи, и я отчаянно хватаю ртом воздух. Глаза парня округляются. Он роняет свое оружие и издает леденящий душу стон. Меня накрывает таким возбуждением, что я дрожу с головы до пят. Иллюзия прикосновения, иллюзия боли. О, как же давно я этого желала! Я тяну за нити сильнее, скручиваю их, укрепляя веру Данте в то, что его мучит дикая боль — что ему одну за другой отрывают конечности, что с его спины сдирают кожу. Данте падает на землю и корчится. И кричит, жутко кричит.

Всё, что я чувствую от него сначала — ярость. Он прожигает меня убийственным взглядом.

— Я убью тебя, — шипит он, превозмогая боль. — Ты не на того напала.

Я холодно смотрю на него. «Нет, это ты не на ту напал».

И тогда его ярость сменяется страхом. Подпитываясь сочащимся из него ужасом, я становлюсь лишь сильнее. И направляю всю энергию на то, чтобы мучить его. Часть меня ужасается тому, что я делаю. Но другая часть — часть, которой я пошла в отца, — восторгается. Я пьяна от наслаждения. Я купаюсь в нем, пока не начинаю ощущать себя совершенно другим человеком. Я подхожу к извивающемуся Данте и с интересом смотрю на него, склонив голову на бок. Открываю рот, и из него льются слова отца:

— Покажи мне, на что ты способен, — шепчу я в ухо Данте.

Краем подернутого тьмой сознания вижу забившуюся в угол Виолетту. Ее полный ужаса взгляд прикован ко мне. «Она обладает силой, способной меня остановить, — осознаю я сквозь пьянящий дурман. — Но не делает этого».

Остановить. А почему я должна останавливаться? Этот парень посоветовал Энцо меня убить. Он угрожал мне с той самой минуты, как я присоединилась к обществу «Кинжала». Он пытался убить меня прямо сейчас. Как и все остальные. Я имею полное право мучить его. Он заслуживает смерти от моих рук, и я уж точно сделаю так, что он прочувствует каждое последнее мгновение на этой земле. Злость и горечь, копившиеся в моем сердце, переливаются через край. Выгнувшегося от боли Данте снова заменяет образ отца. На мои губы возвращается улыбка, и я дергаю за нити сильнее, сильнее, сильнее.

Я уничтожу тебя.

— Хватит, пожалуйста!

Сначала я думаю, что это просит Виолетта, но потом осознаю, что это отец. Он умоляет меня о пощаде. Его сердце бьется в ненормальном ритме.

Что-то внутри меня вопит, что я зашла слишком далеко — я ощущаю, как тьма завладевает всеми моими чувствами. Мой отец — Данте — охает. Он кричит, и его лицо застывает искривленной маской. Я безуспешно пытаюсь обрести над своей силой контроль. Не могу. Из уголков губ Данте течет кровь. Внутри меня всё дрожит. Этого не должно было случиться. Я — создатель иллюзий. Разве иллюзия боли может по-настоящему убить? Я пытаюсь остановить себя, но призрак отца лишь смеется, и ему вторит ликующий шепот у меня в голове.

«Продолжай, Аделина, и больше никто не посмеет командовать тобой».

Я чувствую, как что-то лопается в сердце Данте — это рвутся нити.

Он замирает. Его рот раскрыт в беззвучном крике, губы окрашены красным. Пальцы еще дергаются, но взгляд уже стекленеет. Тьма, затмившая мое сознание, мгновенно испаряется. Я падаю на колени, задыхаясь, и обессиленно прислоняюсь к стене. Я ощущаю себя так, словно опять вернулась в свое тело. У меня совсем не осталось энергии. Призрак отца исчезает, и его голос растворяется в ночи. Виолетта так и сидит, забившись в угол, молча и потрясенно уставившись на тело Данте. Я тоже смотрю на него. В уши еле-еле пробивается царящий на улицах шум — как будто я слышу его, находясь под водой.

Я хотела причинить ему боль. Защитить себя. Отомстить. Сбежать. Но я не просто причинила ему боль. Я сделала так, чтобы он больше никогда в жизни не коснулся меня и пальцем.

Охваченная яростью, я убила его.

Балиры жестоки, если их разозлить. Но если будешь с ними тих и молчалив, то увидишь, как обнимают они крыльями свое потомство, и поймешь, что в их огромных телах бьются трепетные сердца.