Рыцарь в сверкающих доспехах - Джуд Деверо

Вернулась Гонория с деревянной дощечкой, заточенными птичьими перьями, чернилами и тремя листочками бумаги. Наигрывая песни, она попросила Даглесс записать ноты. Очевидно, Даглесс немало упала в ее глазах, признавшись, что она не знает нот.

– Что такое «колотушка»? – поинтересовалась Даглесс.

– Такая плоская палка, чтобы выколачивать пыль из одежды, – пояснила Гонория, записывая ноты.

– А Николас… э… э… не пропускает ни одной юбки?

Гонория отложила перо и укоризненно покачала головой:

– Не стоит терять свое сердце из-за сэра Николаса. Женщина должна отдавать сердце только Господу. Люди умирают, а Господь бессмертен.

Даглесс вздохнула:

– Верно, но пока мы живы, можно подумать и о делах мирских.

Она хотела сказать что-то еще, но подняла глаза и увидела на террасе чье-то лицо, удивительно похожее на…

– Кто эта девочка? – спросила Даглесс, кивнув в сторону незнакомки.

– Она должна выйти за лорда Кристофера, когда немного подрастет. Если доживет до того времени. Она болезненное дитя и не часто выходит из дома.

С этого расстояния девочка выглядела копией Глории: такая же толстая, такая же капризная. Даглесс вспомнила, как Николас рассказывал, что старший брат был помолвлен с французской наследницей и поэтому отказался жениться на Леттис.

– Значит, Николас женится на Леттис, а Кристофер обручен с ребенком. Скажи, а если девочка умрет, Кит захочет жениться на Леттис?

Гонория даже растерялась от столь вольного употребления знакомых имен.

– Лорд Кристофер – наследник графского титула и родня королевы. Леди Леттис ему не ровня.

– Но годится же она в жены Николасу.

– Сэр Николас – младший сын. Он не унаследовал ни поместья, ни титул. Леди Леттис – хорошая для него партия. Она тоже в родстве с королевой, но очень дальнем. Да и приданое невелико.

– Но если Леттис выйдет за Николаса, а Кристофер, скажем, умрет, тогда Николас будет графом?

– Да, – кивнула Гонория, оторвавшись от своего занятия. Жирная, прыщавая француженка болезненного вида медленно побрела в дом. – Сэр Николас станет графом, – задумчиво протянула Гонория.

Глава 23

К тому часу, когда настало время ложиться спать, Даглесс ног под собой не чуяла и едва нашла силы забраться в постель рядом с Гонорией. Неудивительно, что здешние обитатели такие худые! Стальные корсеты просто не давали жиру осесть на костях!

Покинув сад, они с Гонорией отстояли службу в красивой маленькой часовне на первом этаже дома: слушали богато одетого священника и почти всю церемонию провели на коленях. Правда, Даглесс не особенно вникала в смысл проповеди, поскольку рассматривала роскошные одеяния мужчин и женщин: меха, атлас, бархат, парча, драгоценности.

Именно здесь она впервые увидела Кристофера. Он был похож на Николаса, только не так молод и красив. Но от него исходила спокойная сила, приковавшая взгляд Даглесс. Он ответил таким заинтересованным взглядом, что Даглесс, краснея, отвернулась. Она не заметила, как Николас, хмурясь, наблюдает за ними.

После службы все отправились на ужин, проходивший в приемном зале. Даглесс сидела вместе с леди Маргарет, Гонорией и еще четырьмя женщинами. Слуги подавали овощной суп с говядиной, мерзкое горькое пиво и жареного кролика. Мужчина, который, как объяснила Гонория, был дворецким, выколупывал угольки из корки каравая, прежде чем подать его на стол. Теперь Даглесс поняла, откуда в корке так много дыр.

Остальные женщины оказались служанками и камеристками леди Маргарет. Насколько смогла понять Даглесс, всем в этом доме были назначены определенный ранг и положение, и слуги имели слуг, которые, в свою очередь, тоже имели слуг. Кроме того, к ее удивлению, оказалось, что у каждого из этих слуг имеются определенные часы работы. До сих пор ее знание быта прошлых веков основывалось на том, что она читала о викторианских хозяйствах, где слуги работали с рассвета до полуночи, но, расспросив Гонорию, она поняла, что в доме Стаффордов было столько слуг, что никто не работал более шести часов в день.

За ужином Даглесс познакомили со служанками, и те наперебой расспрашивали о Ланконии и ее дяде, короле. Даглесс, терзаясь вынужденной необходимостью лгать, что-то бормотала, а потом стала расспрашивать дам о нынешних модах. В ответ она получила занимательные сведения об испанском стиле одежды, а также о французских, английских и итальянских модах.

Даглесс так увлеклась, что уже вскоре придумывала себе костюм в итальянском духе, под юбками которого, как выяснилось, были не фижмы, а кринолин.

После ужина слуги убрали со столов и отодвинули их к стенке. Леди Маргарет выразила желание послушать песни Даглесс.

Вечер прошел очень весело и забавно. Поскольку здесь никогда не слышали о телевидении или профессиональных актерах, никто не стеснялся петь или танцевать. Даглесс знала, что выглядит кошмарно по сравнению с модными певцами, но еще до конца вечера не задумываясь спела соло.

К ним присоединился Кристофер, и Гонория научила его мелодии «Ветер по имени Мария», которую он и сыграл на лютне. Оказалось, что всех дам обучали музыке, и леди Маргарет вместе с дамами показала свое искусство. Даглесс пришлось услышать странно звучащие инструменты необычной формы: гитару, больше похожую на скрипку, трехструнную скрипку, крошечное пианино, гигантскую лютню, несколько видов флейт и пару рожков.

Даглесс обнаружила, что ее тянет к Киту. Он так походил на Николаса, Николаса, которого она знала в двадцатом веке, и уж конечно, не того Николаса, который менял женщин как перчатки. Она спела «Доставь меня в церковь вовремя», и Кит мгновенно уловил мелодию. Вскоре они уже пели хором смешную песню.

В какую-то минуту она заметила стоявшего в дверях мрачного, как туча, Николаса. Он отказался войти, хотя леди Маргарет поманила его к себе.

Около девяти часов леди Маргарет объявила, что пора расходиться по комнатам. Кит поцеловал руку Даглесс, она улыбнулась ему и последовала за Гонорией.

Служанка Гонории пришла, чтобы помочь им раздеться. Когда корсет был снят, Даглесс с наслаждением вздохнула несколько раз и, не снимая длинной сорочки и маленького чепца, легла в постель рядом с Гонорией. Льняные простыни были колючими и не слишком чистыми, но в перине из гусиного пуха можно было утонуть. Девушка заснула, не успев натянуть на себя одеяло.

Она не знала, сколько проспала, и проснулась от того, что кто-то словно звал ее. Но когда Даглесс подняла голову и прислушалась, вокруг стояла тишина. Поэтому она снова легла, но не смогла избавиться от ощущения, что кто-то ее зовет.

– Николас! – внезапно сказала она, снова садясь.

Гонория мирно спала, повернувшись к ней спиной. Даглесс выбралась из постели, накинула тяжелый парчовый халат, лежавший у изножья кровати, и сунула ноги в мягкие широкие туфли. Может, елизаветинские корсеты и были чистым орудием пытки, зато в обуви она чувствовала себя как в раю.

Даглесс потихоньку вышла из комнаты, постояла у закрытой двери и прислушалась. Ни малейшего шороха, тем более что полы были устланы соломой, заглушавшей шаги. Оглядевшись, она пошла направо, поскольку зов, по ее мнению, с этой стороны был всего сильнее. Она подошла к одной закрытой двери, сжала ручку, но ничего не почувствовала. То же самое она проделала у второй двери. Зов донесся из-за третьей.

Открыв дверь, она без особого удивления увидела сидевшего на стуле Николаса в расстегнутой до пояса рубашке. В камине горел огонь, но свечи не были зажжены. Николас держал в руке серебряную кружку. Судя по красным глазам, он пил весь вечер.

– Чего ты хочешь от меня? – спросила Даглесс. Она не на шутку боялась этого нового Николаса, даже отдаленно не напоминавшего человека, явившегося в ее век.

Он не оглянулся, продолжая смотреть в огонь.

– Николас, я готова поговорить обо всем, но если ты будешь и дальше молчать, тогда я лучше пойду к себе.

– Кто ты? И откуда я тебя знаю? – тихо спросил он.

Даглесс села на соседний стул, лицом к огню.

– Мы каким-то образом связаны. Я не могу объяснить, в чем дело. Я позвала на помощь, и ты пришел ко мне. Я нуждалась в тебе, и ты услышал мой зов. Ты дал мне…

«Любовь», – едва не выпалила она, но сдержалась. Все случившееся, казалось, было давным-давно, прошло и забыто и сейчас перед ней – чужой и не слишком приятный человек.

– Похоже, на сей раз моя очередь. Я пришла предупредить тебя.

– Меня? – удивился он. – Ах да. Я не должен изменять стране и королеве.

– Твой цинизм неуместен. Если я смогла пройти путь длиной в четыреста лет, мог бы, по крайней мере, меня выслушать. Если, конечно, сумеешь хотя бы ненадолго держать руки подальше от очередной юбки.

Лицо Николаса побагровело от ярости.

– Шлюха! – выругался он. – Ты, которая своим колдовством свела с ума мою матушку и бесстыдно вешалась на шею моему брату, смеешь чернить меня?!