Щит - Василий Горъ

Зал потрясенно молчал. Весь, включая членов Внутреннего Круга и королевского судью. И слушал, как рыдает девица, сгорающая от стыда и страха.

Следующие свидетели постепенно усиливали впечатление от ее рассказа: один из чудом выживших защитников замка — одноногий и одноглазый мальчишка лиственей десяти, — с ненавистью глядя на меня, рассказал, что видел, как Бездушный, то есть я, бежал по стене замка с баронессой на плече; купец из Меллора, тот, к которому нас привел Серый, то краснея, то бледнея, признался, что был вынужден бесплатно отдать мне неимоверное количество всяких товаров, так как был до смерти запуган — видите ли, «слуга Бездушного», который меня к нему привел, обещал лишить его жизни. А охотник из какой-то Раздергаевки, вышедший проверить силки ни свет ни заря, описал, с каким зверским выражением на лице я тащил бессознательную баронессу…

Свидетелей, льющих воду на мельницу мэтра Шайгера, было человек двадцать. Купцы, приказчики, прачки, хозяева постоялых дворов, в которых мы останавливались, подавальщицы, конюхи и даже нищие. Правильно построенная последовательность их появления на Помосте Истины и умело расставленные акценты постепенно делали из меня нечто, в разы превосходящее по злобности и кровожадности самого Двуликого! Не знаю, как остальные присутствующие, а я к концу выступления последнего свидетеля начал всерьез задумываться о причинах, помешавших мне-чудовищу выпить души сразу всех жителей Горгота.

Кстати, об этом задумался не только я — мэтр Сезар, внимательно вслушивающийся в каждое слово, сказанное с помоста, несколько раз презрительно морщился. А когда «дятел», заметивший очередную гримасу, поинтересовался, чем вызвана эта усмешка, в сердцах бросил:

— У меня такое ощущение, что они рассказывают не о Бездушном, а о самом Боге-Отступнике!

Мэтр Шайгер изобразил отвращающий знак и скорбно процитировал Изумрудную Скрижаль:

«В каждом Бездушном живет частичка Двуликого. У тех, кто только-только встал на путь служения Богу-Отступнику, она маленькая, чуть больше пшеничного зернышка. Бездушные, прошедшие половину Пути, несут в себе частичку с кулак ребенка. А самые сильные и преданные превращаются в один большой сосуд под божественную сущность и иногда принимают в себя своего Хозяина. Понять, что в Бездушного вселился Бог-Отступник, несложно: в такие моменты у него стекленеет взгляд, движения приобретают божественную мощь и скорость, а Посох Тьмы превращается в размытый диск, каждое касание которого ввергает жертву в бездну невыносимых мук…»

Устоять перед таким аргументом защитник не смог — махнул рукой, сел и молчал до того самого момента, когда Огарок поинтересовался, хочет ли он что-нибудь добавить к этой Строке обвинения…

Сезар ответил, что нет, и Шайгер, состроив на лице еще более скорбную гримасу, повернулся к королю:

— Ваше величество! Согласно Строке двадцать второй двадцатого Слова, в случае, если у Обвинения достаточно доказательств для признания обвиняемого виновным в совершении преступления против короны, в убийстве или похищении дворянина, а также насилии над детьми, Суд имеет право не опрашивать свидетелей, чьи показания… — он опустил взгляд и развел руки, — способны… э-э-э… кому-нибудь навредить…

Видимо, большинство собравшихся в Зале Справедливости знали более точную формулировку этой Строки, так как, выслушав трактовку «дятла», мужчины начали глумливо улыбаться, а женщины — презрительно морщиться или брезгливо фыркать.

Увидев такую реакцию на слова обвинителя, Вейнарский Лев гневно сверкнул глазами:

— Для тех, кому смешно: представьте на месте леди Мэйнарии свою мать, жену или дочь, а потом попробуйте улыбнуться еще раз!

Выражения лиц большей части присутствующих сразу же изменились — вместо нетерпения на них появилось сочувствие. А во взглядах — сожаление о том, что им не удастся посмаковать подробности изнасилования…

Поняв, что его подданные жаждут только зрелищ, король в сердцах врезал кулаком по подлокотнику, откинулся на спинку кресла и коротко кивнул Арзаю…

— Рассматривать третью Строку обвинения нет необходимости… — поймав его взгляд, веско сказал хейсар. — Суду достаточно тех доказательств, которые вы уже привели…

— Благодарю вас, сир! Благодарю вас, ваша светлость! — церемонно произнес «дятел» и медленно сошел с Помоста…

Прежде, чем приступить к оглашению приговора, королевский судья, имевший достаточно времени, чтобы прийти в себя и подготовиться к вынесению решения, передвинул в сторону стопку свитков, расправил мантию, сдвинул брови к переносице и тяжело вздохнул. Потом, наконец, собрался с духом и зычно поинтересовался:

— Есть ли здесь человек, который считает, что Суд рассмотрел не все обстоятельства слушаемого дела?

— Есть, ваша милость! Это я, баронесса Мэйнария д’Атерн!!!

Я вцепился в прутья решетки и попробовал поймать взгляд леди Мэйнарии, чтобы показать ей, что вмешиваться в ход дела нет никакой необходимости, но не тут-то было — она смотрела на королевского судью и ждала его реакции!

— Э-э-э… Вы… уверены, ваша милость, что у вас действительно есть чем дополнить вышесказанное?

— Да, ваша милость! Вы позволите мне выйти на Помост Истины?

Возможности запретить ей выступить у судьи, судя по всему, не было, поэтому через считаные мгновения девушка легко взлетела по ступенькам, с грохотом вбила мой посох в пол, произнесла требуемую клятву и… ослепительно улыбнулась. Залу.

— Знаете, будь у меня желание оспорить показания каждого из свидетелей, я бы сделала это без всяких проблем. Ибо они говорили только то, что устраивало Обвинение. Скажем, тот, кто описывал, с каким наслаждением Бездушный убивал «несчастных» меллорских грабителей, забыл о том, что они — вне закона, а значит, получили заслуженную смерть. Тайяра Лосиха забыла упомянуть, что в мои покои и обратно Бездушный был вынужден прорубаться через мятежников графа Варлана. И даже если бы слуга Бога-Отступника был туп, как дерево, то все равно догадался бы, что сделать ключ из попавшейся на пути прачки намного легче, чем из дворянки, добраться до которой мешают вооруженные мятежники.

Услышав ее последние слова, мэтр Сезар согласно кивнул и заулыбался.

Не обратив внимания на его реакцию, леди Мэйнария сделала небольшую паузу и ободряюще посмотрела на меня:

— В общем, подробный разбор всей той лжи, которую нагородило обвинение, займет слишком много времени, поэтому я ограничусь тем, что вызову на этот помост всего одного свидетеля…

Не успела она договорить последнюю фразу, как в ложе для членов Внутреннего Круга заскрипело сдвигаемое кресло:

— Леди Мэйнария, простите, что перебиваю, но я бы хотел сообщить Суду о том, что по ряду причин вы не можете…

— Ваша светлость, первое, что сделает мой свидетель, это докажет суду, что я совершенно нормальна! — посмотрев на графа Рендалла взглядом, полным презрения, фыркнула баронесса. Потом повернулась к королю и присела еще раз: — Сир, я не прошу, а требую справедливости!!!

Король, почему-то не меньше Первого министра расстроенный ее словами, поморщился, но кивнул:

— Вызывайте…

— Благодарю вас, ваше величество! — снова улыбнулась леди Мэйнария и царственно повернулась к залу: — Мэтр Регмар? Могу я попросить вас подняться на этот Помост?

Судя по выражениям лиц короля и членов Внутреннего Круга, этот самый мэтр Регмар был еще более жутким чудовищем, чем я: Неддар Латирдан проводил его взглядом, полным гнева и изумления, граф Грасс — ненависти, Арзай из рода Уммар — презрения. Честно говоря, мне стало его жалко — согласившись свидетельствовать за меня, он в одночасье стал врагом слишком большого количества влиятельных лиц.

— Сир! Ваша светлость! Ваша милость! Я, Регмар из Молта, глава Гильдии Лекарей Вейнара, на основании тщательного исследования личности баронессы Мэйнарии д’Атерн, утверждаю, что она совершенно нормальна и имеет полное право свидетельствовать в суде.

Граф Грасс рухнул в свое кресло, король обреченно закрыл глаза, а Арзай из рода Уммар подался вперед и изумленно уставился на леди Мэйнарию.

Выждав некоторое время, глава Гильдии Лекарей зачем-то прикоснулся к руке леди Мэйнарии и вздохнул:

— И еще одно: на основании проведенного мною осмотра, я утверждаю, что баронесса Мэйнария д’Атерн невинна…

В этот момент мне показалось, что я оглох — все, слышавшие его слова, от короля и до последнего «ворона», потеряли дар речи и несколько долгих-предолгих мгновений открывали рты, как выброшенные на песок рыбы! Потом на самой верхотуре белой ложи раздался первый возмущенный женский возглас, за ним — второй, третий — и в Зале Справедливости воцарился сущий бедлам.

Слушать, как поливают грязью девушку, не побоявшуюся пойти наперекор всем писаным и неписаным законам Вейнара, я не собирался. Поэтому подошел вплотную к решетке и рявкнул во всю силу легких: