Замуж за принца - Элизабет Блэквелл

Был ли мой брак счастливым? Я этого не знала. Мы были такими разными, что это нередко приводило к ссорам. Когда мы катались верхом, Дориан досадовал на мою медлительность, а его попытки объяснить мне тонкости турнирной тактики заставляли меня зевать. Попечительство Флоры его откровенно забавляло, и баночки и бутылочки со снадобьями, которые я держала в углу нашей спальни, он называл не иначе как ведьмино варево. Впрочем, он охотно позволял мне лечить этими бальзамами и мазями свои растяжения и ушибы. Даже женившись, он по-прежнему стремился находиться в центре всеобщего внимания и всячески добивался восхищения со стороны как женщин, так и мужчин. В своей беспрестанной погоне за развлечениями Дориан с удовольствием использовал меня в качестве предмета своих шуток. Он оплакивал свою утраченную свободу и жаловался на острый язык жены, хотя мы оба знали, что я ни разу слова ему поперек не сказала. Когда я говорила ему, что такие жалобы меня обижают, он закатывал глаза и заявлял, что замужество притупило мое чувство юмора, и это только доказывает его правоту.

Как же мне объяснить, как он очаровывал меня, когда мы оставались наедине? В те вечера, когда я отворачивалась от него в раздражении, раздосадованная очередной легкомысленной выходкой, он проводил пальцами по моим волосам или покрывал поцелуями грудь вдоль выреза платья. И мое собственное тело меня предавало, откликаясь на его прикосновения. В отличие от большинства мужчин, которые берут от женщины только то, что нужно им, Дориан любил дарить наслаждение. Тот факт, что в замке меня знали как скромницу и недотрогу, лишь подстегивал его стремление доводить меня до неистовства. Я представала перед Дорианом с такой стороны, о которой не догадывался больше никто, а подобные совместные тайны способны скрепить брак, как не может этого сделать ни одно венчание.

Я не ожидала, что Дориан будет мне верен, а он и не стремился к верности. Я рассматривала это как цену за право проводить время так, как мне хочется, потому что днем он практически на мое общество не претендовал. Дориан мог быть грубым и высокомерным, но также благородным и обаятельным. Он мог нечаянно оскорбить, но не был способен на преднамеренную жестокость. Мои собственные родители служили мне примером того, какой тяжелой бывает участь жены. Я надеялась, что отцовство обуздает его рыщущий взгляд и юношеские замашки, но прошел год, а затем еще один без малейших нарушений в моем цикле.

Опасения в собственном бесплодии не заслоняли от меня опасностей, нависших над королевством. Даже поимка младшего из братьев де-Роли, на первый взгляд казавшаяся победой, стала для бунтовщиков дополнительным стимулом. Юношу судили за государственную измену, но весь этот процесс был сплошным подлогом, потому что он не имел отношения к заговору старших братьев. Жестокость его казни, рассчитанной на то, чтобы причинить ему как можно больше страданий, только еще больше ожесточила сердца тех, кто уже и так был настроен против короля. Сэр Уолтур целыми днями обсуждал сложившееся положение с королевским советом. Рассматривали возможность отправки дополнительных войск на север, где уже открыто говорилось о возможности захвата трона принцем Бауэном. Хотя самому Бауэну удавалось ускользнуть от лазутчиков короля, было ясно, что он активно действует в тех местах, сея недовольство правлением брата.

Дориан дни напролет проводил в седле, вместе с другими рыцарями разрабатывая тактику ведения боя. Эти взрослые мужчины напоминали мальчиков-переростков, играющих в войну в ожидании настоящей битвы. Когда мы уединялись в нашей спальне, Дориан учил меня орудовать подаренным королем кинжалом, которым он дорожил больше, чем любой другой из принадлежащих ему вещей. Он становился у меня за спиной, прижимаясь грудью к моей спине, и сжимал мою руку, чтобы продемонстрировать выпад или удар. Благодаря ему я начинала понимать всю притягательность военной службы, потому что ощущение стального клинка в руке наполняло все мое тело ощущением неожиданной силы. Предчувствие опасности будоражило кровь, и наши тренировки обычно заканчивались тем, что кинжал падал на пол и мы тянулись друг к другу.

Хотя Дориан открыто заявлял о своей готовности драться, король и его советники считали, что им удастся усмирить бунтовщиков, не прибегая к полномасштабному вторжению. Неизбежность войны всегда понимаешь только задним числом. Месяцами и годами мы возлагали надежды на другие способы решения проблемы. К примеру, мы могли захватить в плен старшего из братьев де-Роли, положив конец заговору. Высокомерие принца Бауэна могло оттолкнуть от него его сторонников. Король прилагал все усилия к тому, чтобы заручиться поддержкой союзников, которая укрепила бы его власть, сделав ее непоколебимой. Правители соседних земель были заинтересованы в оказании помощи королю Ранолфу, потому что любые волнения в нашем королевстве могли перекинуться и на их страны. Краеугольным камнем этой стратегии являлся Гиратион, наш северный сосед, который больше остальных рисковал пострадать от угрожающего нам кровопролития.

Если бы Гиратион публично встал на нашу сторону, оплот мятежа оказался бы в окружении верных королю Ранолфу территорий, что нанесло бы смертельный удар в самое сердце заговора. Поэтому, когда король Гиратиона сообщил о том, что вскоре в замок прибудет его представитель для создания официальной коалиции, это расценили как благоприятный знак.

Я не видела, как прибыли посланцы из Гиратиона. Они почти мгновенно скрылись за дверью зала для совещаний, приступив к переговорам с королем Ранолфом. Но вскоре по замку пролетел слух, что делегация состоит лишь из нескольких чиновников, возглавляемых послом, имя которого сэру Уолтуру было незнакомо. Дориан ворвался в нашу комнату в грязной после недельного учебного похода одежде и пожаловался на то, что юность посла свидетельствует о безразличии Гиратиона к нашим затруднениям.

Все же для придворных дам любая перемена в жизни замка являла собой приятное разнообразие и повод для волнения. В первый же вечер в честь посла устроили роскошный пир, и даже королева Ленор на этот раз оказалась на высоте положения, украсив себя драгоценностями, от которых она обычно отказывалась. Я надела красное свадебное платье, вызвавшее похотливую ухмылку на губах Дориана, когда я вышла в нем из спальни. Все придворные уже собрались в Большом Зале, когда в него вошла делегация Гиратиона, возглавляемая смуглым и темноволосым молодым человеком, который держался с удивительным для его лет достоинством. Не обращая внимания на пронесшийся по залу любопытный шепоток, он обвел взглядом собравшихся, и я ощутила его неуемное любопытство и стремление запомнить все, что ему удастся увидеть. Дориан шепнул мне на ухо, что это и есть Джоффри Оберлисс, посол, от которого могла зависеть наша судьба.

Я обратила внимание на отсутствие титула, еще одно доказательство его относительной незначительности. Тем не менее, судя по его изящным манерам, он привык вращаться в аристократических кругах, и его усадили на почетное место рядом с королевой. На протяжении всего ужина я не могла отвести глаз от этого человека, поддерживавшего беседу с королевой Ленор и сосредоточенно прислушивавшегося к ее репликам. Роза, которую от почетного гостя отделяли ее родители, то и дело наклонялась вперед, чтобы с нескрываемым восхищением вслушаться в его слова. Я неодобрительно поглядывала в ее сторону, но не могла винить ее в том, что гость казался ей неотразимым. Джоффри излучал утонченность и вдумчивость, редкие качества среди самоуверенных и неистовых рыцарей из окружения короля Ранолфа.

После того как участники пира смели со столов угощение и многократно опрокинули кубки под многословные и цветистые тосты, король подал знак музыкантам. Придворные помоложе поднялись с мест и собрались в центре зала, готовясь к танцам. Мужчины и женщины выстроились в две шеренги напротив друг друга. Я совсем недавно, только после свадьбы, выучила все необходимые па и решительно отклонила приглашение Дориана, умолявшего меня присоединиться к нему в танце. Я опасалась того, что от волнения у меня начнут заплетаться ноги, и не желала позориться на таком официальном мероприятии.

Музыканты ударили по струнам, и Роза, обернувшись к отцу, коснулась его руки. Я не расслышала ее слов, но король встал и потребовал тишины.

— Прошу внимания! — заявил он. — Моя Красавица хотела бы присоединиться к танцующим, но только если наш гость сделает то же самое в качестве ее партнера.

Он с игривой улыбкой обернулся к Джоффри, наслаждаясь изумлением молодого человека. Тень тревоги промелькнула по лицу королевы Ленор, но так быстро сменилась ее привычной вежливой улыбкой, что ее беспокойство мало кто заметил. Дерзость Розы, пригласившей на танец человека, занимающего существенно более низкое общественное положение, нежели дочь короля, было серьезным нарушением этикета. Но если король Ранолф решил поощрить желание дочери, королева Ленор не имела права вмешиваться.