Джек Ричер, тлт Личный интерес - Ли Чайлд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще я хотел сохранить хотя бы небольшую инициативу. Если Найс будет вынуждена начать стрелять, она выберет направление от дома, тогда мне имело смысл вести огонь под углом девяносто градусов. Основы триангуляции. На то имелось много убедительных причин. Впрочем, видно было довольно плохо – очевидно, хозяева боулинг-клуба проголосовали против расходов на внешнее освещение. В некоторых соседних домах светились окна, не говоря уже об обычном сиянии городских огней, отражавшихся от низко нависших туч. В результате получался дымный желтый свет, но в остальном нас окружала полнейшая темнота. Задняя часть моего мозга напомнила мне, что Беннетт среднего роста и его центр масс будет находиться в тридцати семи дюймах за вспышкой дула его пистолета.
Я ждал.
* * *
Мне пришлось простоять на холоде еще семь минут, которые при сложении с исходными пятнадцатью давали двадцать две, что позволило мне сделать вывод: Беннетт действительно рано покинул место засады и поджидал дальнейшего развития событий где-то в центре. Я услышал его шаги в начале прохода, тихие шуршащие звуки, усиленные и слегка измененные параллельными линиями дощатых заборов. Когда он подошел ближе, под его подошвами захрустел гравий, и тут же раздался стук – ра-та-та, – словно он не удержал равновесие и что-то в его руке задело за забор. Что-то кожаное, подумал я, судя по звуку.
Он вышел на лужайку и остановился. Я смутно видел бледное сияние его лица, но больше ничего разглядеть не удавалось, в том числе и руки.
Я ждал.
Потом он заговорил своим обычным напевным голосом, словно мы находились вдвоем в комнате и нас разделяло шесть футов.
– Ричер? – сказал он. – Вероятно, вы находитесь под углом в девяносто градусов слева или справа от меня. У меня с собой фонарик. Я не стану светить в вашу сторону. Сейчас я направлю его луч на себя, потом на дорожку, чтобы вы убедились, что я пришел один.
Я не стал отвечать.
Он включил фонарик, его луч осветил землю, потом Беннетт направил его на себя и быстро провел им вдоль тела, словно это пена огнетушителя, направленная на пламя. Он был одет как обычно и держал в руке кожаный портфель. Наконец, он направил луч вниз, на тропинку, как головку душа.
– Ладно, я вам верю, – сказал я.
Он посмотрел в мою сторону, оставаясь внутри конуса света, направил луч фонарика вперед и зашагал к двери. Я последовал за ним, он вошел, поставил фонарик на пол, так что свет отразился от потолка и залил все помещение. Беннетт бросил долгий тяжелый взгляд на Чарли Уайта и повернулся ко мне.
– Что случилось с биноклями? – спросил я.
– Я приказал их убрать, – ответил Беннетт.
– Почему?
– Там были не просто бинокли. Вы помните? Они передавали видеоизображение. Подумайте об истории. У кого бывает меньше всего неприятностей? У того парня, кто попадает на запись, или того, кто на нее не попадает?
– Вы ведете за нами наблюдение?
– Мы здесь для того, чтобы помогать друг другу.
– Спасибо.
– Я ожидал, что сегодня вечером произойдут разные события.
– Вы получили информацию для меня?
– Я получил информацию, – после короткой паузы сообщил Беннетт.
– Но не для меня?
– В некотором смысле она ваша. Думаю, вам следует ею владеть. Многие идеи принадлежали вам.
– Какие идеи?
– Ошибочные.
Он присел на корточки, открыл портфель, и я увидел внутри черно-белую фотографию, которую он поднес к свету. Затем Беннетт предложил нам с Кейси Найс на нее посмотреть, держа снимок между нами, словно выполняя какой-то церемониал. Это была обычная распечатка, сделанная на компьютере, тонкая бумага, тусклая поверхность. Возможно, ее прислали по электронной почте и распечатали в офисе.
На фотографии был покойник, лежащий на больничной кровати. У меня сложилось впечатление, что снимок сделан в какой-то иностранной больнице. Отделка стен показалась мне непривычной. Вероятно, больница находилась в стране с жарким климатом, из тех мест, где пол вымощен желтыми глиняными плитками. Узкая койка из металлических труб, выкрашенных в белый цвет, простыня тщательно натянута, светлое чистое одеяло. Высокие требования к персоналу. Или они специально готовились к фотографированию. Снимок явно предназначался для полицейских архивов. Кто-то сделал его, встав в ногах у кровати. Об этом свидетельствовал угол и края снимка. Как фотографии с места преступления. В углу я обнаружил дату и время. В зависимости от места, фотографировали тело недавно или совсем недавно.
Не вызывало сомнений, что человек, лежавший на койке, умер нелегко. На лбу виднелась рана, напоминающая след от пулевого ранения. Вся кожа была разорвана, однако это не являлось входным ранением. Или выходным. Скорее было бороздой. Чем-то вроде касательного удара, рассекающего плоть, но лишь заставившего треснуть кость. Возможно, неудачный рикошет.
Рана не производила впечатления свежей. Я чуть ли не ощущал это через бумагу. Мне уже доводилось видеть такие. Я решил, что он получил ее от двенадцати до двадцати дней назад, потому что рана не успела зажить. Даже не начала. Казалось, почти сразу наступило заражение, и не вызывало сомнений, что инфекция вызвала резкое повышение температуры; складывалось впечатление, что парень тяжело переносил последствия, потел, метался и дрожал, потерял вес, побледнел, кожа лица натянулась на выступающих скулах, и только после этого его сфотографировал скучающий правительственный служащий. Покойся с миром, или как там еще говорят. По фотографии было невозможно определить, как этот человек выглядел три недели назад. Я мог лишь сказать, что он был белым, а его череп имел обычные размеры.
– Итак? – сказал я.
– Это один из ушедших на покой снайперов, за которым мы следили, – сказал Беннетт.
– И?..
– Его наняли для работы в Венесуэле. Но там все пошло не так. Вы знаете, как это бывает. Все предают всех. Наш парень вступил в перестрелку с полицией и сумел от них уйти, однако сначала он получил ранение в голову. Парень пустился в бега, но ему не удалось обработать рану. Снайпер спрятался в курятнике и попытался там отсидеться. Он ел сырые яйца, по ночам пил воду из шланга. Однако инфекция оказалась слишком серьезной. Женщина нашла его в бреду и отвезла в больницу в кузове своего грузовичка. Но у него уже началось заражение крови. Он умер через сутки. Никто не знал его имени, документы, естественно, отсутствовали. Однако им показалось, что он иностранец, поэтому они отправили отпечатки его пальцев в Интерпол.
– И?..
– Уильям Карсон.
Глава 49
– Получается, что остался только один снайпер, которого нам не удалось найти, – Котт. Таким образом, возникают две возможности. Естественно, у них началась паника. Теперь им пришлось выбирать. Либо вы ошиблись и один человек мог сделать оба выстрела, или в мире больше снайперов такого класса, чем они предполагали.
– И к какому выводу они склоняются? – спросил я.
– Уверен, что им хотелось бы взвалить всю вину на вас, но пока они сохраняют хладнокровие. На самом деле они попросту не знают.
– Даже ваш подкомитет?
– Даже они.
– Имеет место первая возможность: Котт действует в одиночку.
– Почему вы делаете такой вывод?
– Беззубый бродяга в Арканзасе.
– Вы готовы признать, что ошиблись?
– Я готов признать, что меня ввели в заблуждение.
– Каким образом?
– Пока это не имеет значения и не меняет наших планов.
– И в чем они состоят?
– Нам необходимо выманить Малыша Джоуи из дома.
– В качестве выкупа?
Я покачал головой.
– Начальная цена. Пока всем известно только одно: Чарли похищен неизвестными лицами, так что теперь мы можем тайно продать его; тогда Джоуи получит возможность выбить из него всю информацию, и концы в воду. Дело сделано. Ему станут известны номера счетов и пароли, остальное он и так знает. И Джоуи автоматически превратится в нового босса.
– И он на такое пойдет?
– Вы шутите?
– Но понимает ли он логику?
– Это вопрос ДНК. Как у крыс. Он сразу прибежит. А нам только это и нужно.
– Почему вас не удивила история с Карсоном?
– У меня было предчувствие.
– О чем?
– Джоуи удвоил охрану. Он ее не утроил. Однако он любит устраивать представления. В доме только два человека – Джоуи и Котт.
– Почему не Джоуи и Карсон?
– В Париже стрелял Котт. Такой ответ дал химический анализ. Верьте мне. Все дело в Котте.
– Нет, все дело во встрече «Восьмерки».
– «Большой восьмерке» ничего не грозит. Верьте мне и в данном вопросе.
– Мы не можем быть спокойны до тех пор, пока Котт на свободе. Он последний.
– «Большая восьмерка» никогда не была его целью, – сказал я.
– А какова его цель?
– Мне нужна информация о стекле, – потребовал я.
– Вы ее получите. Какова его цель?
– Она никак не повлияет на наши дальнейшие действия.