Ричард Длинные Руки — эрбпринц - Гай Орловский

Он улыбнулся, но смолчал, потом сказал осторожно:

— Ваше высочество, с вашего позволения я поспешу обратно, торопясь принести радостные вести императору.

— Не очень и радостные, — предостерег я. — Я, к сожалению, помешал их брачному союзу, а говорят же, что и собачью свадьбу нельзя портить… Ладно, в добрый путь, виконт! Но насчет баронства подумайте. У меня и графом стать недолго… но это вы наверняка уже знаете, ведь вы хороший разведчик.

Он польщенно улыбнулся или сделал вид, что польщен, и вышел, пятясь, словно от восточного сатрапа.

Разведчики доложили, что уехал он на той же лошадке, зачем-то свернул с дороги и углубился в лес, а когда они тайком двинулись следом, то отыскали там только коня под седлом, а самого лазутчика обнаружить не удалось, даже следы оборвались как-то весьма неожиданно.

— Как раз ожидаемо, — сказал я и пояснил в ответ на недоумевающие взгляды: — Он и должен был уйти именно так, все-таки разведчик экстра-класса, какими и вы станете, если будете слушать маму, мыть уши и шею, кушать кашу и усердно упражняться в своей крайне нужной стране и обществу профессии плаща и кинжала!

Армия мунтвиговцев сразу же замедлила движение, как только мы остановились. Следят, значит, молодцы. Сейчас ожидают, когда подтянется их обоз, там наверняка везут тяжелое оружие, доспехи, а также палатки, чтобы воины хорошо выспались и утром сами рвались в бой. Молодцы, грамотно.

Я заметил на дальних холмах просторный замок, указал на него Норберту.

— Как называется?

— Азенкерл, ваше высочество.

— Почти Азенкур, — сказал я. — Это сражение будет именоваться битвой при Азенкерле!.. Постарайтесь, чтобы все было сделано с блеском!

Военачальники подтянулись, смотрят преданно, никто не сомневается в победе. Клемент сказал гулко:

— Если это сражение и не войдет в историю, ваше высочество, то лишь по одной причине…

— Какой? — спросил я.

Вместо него договорил улыбающийся Альбрехт:

— Потому что у нас выигранных сражений много, а будет еще больше!.. Я правильно выразил вашу мысль, дорогой герцог?

Клемент громыхнул:

— Что бы я без вас делал, дорогой друг? Вы всегда умеете придать словам самую нужную форму.

Альбрехт повернулся ко мне, в глазах появилось хитрое выражение.

— Ваше высочество горит желанием заглянуть к ним в гости?

Я ответил недовольно:

— Гореть не горю, но если противник только через двое суток выйдет на нужные нам позиции, то что еще делать?

— Тогда едем? — предложил Альбрехт.

— Да хоть сейчас, — ответил я, повернулся к военачальникам. — Отдыхайте, проверяйте готовность войск. Я вряд ли там заночую, но если даже и так, то завтра утром буду здесь. Если что срочное, пришлите гонца.

Клемент заверил благодушно:

— Развлекайтесь, ваше высочество!.. Двое суток здесь будет тихо.

Я повернул Зайчика в сторону далекого замка, а за спиной послышался голос озадаченного Норберта:

— И откуда он узнал, что у хозяина замка дочь редкостная красавица?

Почти у самых стен замка трое музыкантов, стоя на холодном ветру, натужно исполняют на дудках нечто веселое, а миловидная девушка с бледным усталым лицом поет о любви, время от времени делая несколько танцевальных движений, не сходя с места.

У ее ног старая потрепанная шляпа, я бросил пару серебряных монет, но с высоты седла Зайчика в шляпу не попал, обе угодили в грязь, перемешанную подошвами сапог.

Один из музыкантов, выронив флейту, бросился вылавливать монеты, пока их не ухватил раньше кто-то из проходящих мимо.

Девушка искательно улыбнулась мне и прокричала тонким голоском:

— Спасибо вам, щедрый господин!

Мы проехали дальше, я сказал Альбрехту не оборачиваясь:

— Дорогой граф, вы можете себе представить мир, где вот певцам и музыкантам будут принадлежать наши дворцы и замки?

Он ответил удивленно:

— Разрази меня Господь! Как это?

— И будут ездить они в самых роскошных повозках, — сказал я, — и на самых дорогих конях, окруженные слугами. А мы, что интересно, будем ходить пешком.

Он захохотал:

— Ну и фантазия у вас, мой лорд!..

— Да уж, — пробормотал я, — иногда такое наворочу…

Он продолжал похохатывать, даже всхрюкивая от удовольствия, но, похоже, так и не смог вообразить такое дикое и невероятное, хотя да, пытается, вижу, даже в глазах отсвечивает некая титаническая работа мысли, а ведь Альбрехт — умница, что же говорить о других, никто не может вообразить такой мир… и не мог бы в нем жить.

Замок на скалистом выступе, такой же серый, массивный, потому почти сливается с горой и выглядит ее вершиной, заостренной в виде пика.

Альбрехт посмотрел на тропку, что резво ведет вверх, покрутил головой.

— Либо я старею, либо горы растут, — пробурчал он. — Если скажу, как хорошо здесь жить… убейте меня сразу, ваше высочество. Не хочу жить сумасшедшим.

— Но люди живут, — резонно возразил я. — Вон и деревни вокруг…

— Даже пара сел, — уточнил Альбрехт.

Наши кони, даже лошадка Альбрехта, идут по тропке резво, не такая уж и крутая, сейчас редко встретишь замок на равнине. Обычно это уже не замок, а крепость, мощная и огромная, на горе размещать такую вообще нерентабельно, замаешься туда таскать продовольствие и прочие товары.

Замок типичен, из массивных глыб, толстые стены, две башни, окружен стеной, ворота закрыты, стражники наверху.

Альбрехт прокричал:

— Так вы встречаете гостей?

Один из стражников молча повернулся к нам спиной и махнул вниз рукой. Створки ворот раздвинулись, в каменном туннеле решетка уже поднята, как и на другом конце, что выводит в залитый солнцем двор.

Мы проехали медленно, чтобы не пугать обитателей, Бобик идет рядом со стременем, тихий и мирный, я пригрозил больше не брать его с собой, если будет непослушничать.

Во дворе люди в кожаных латах и с копьями в руках держатся настороженно, но не враждебно, нас всего двое, хотя видно, что настоящие рыцари, однако вдвоем замки не захватывают.

Пока мы слезали, передавали коней в руки слуг, я инструктировал, как и чем кормить, а еще не ставить рядом с драчливыми лошадьми, на порог донжона вышел старик в настолько богатой одежде и с обилием золотых украшений, что будь их поменьше, я бы принял его за хозяина.

— Благородные лорды? — спросил он богатым звучным голосом церемониймейстера.

Альбрехт ответил с достоинством, но весело:

— Ричард Завоеватель, вы о нем слышали, и я, его скромнейший друг, барон Альбрехт…

— Граф, — поправил я, — граф!