Смертельный лабиринт - Андрей Станиславович Добров

ему в руку хлеба с куском колбасы. Тогда я прямо спросил – не Благодетель ли это приезжал. Он посмотрел на меня как на врага, а потом махнул рукой – иди, мол, спать. Или читать. Но я уверен, что это был именно Благодетель. Я вернулся к себе. Было так холодно, что решил достать бутылку, припрятанную с прошлого раза, и сделал несколько глотков. Потом еще несколько. Стало намного лучше. И тут мне в голову пришла мысль, которая теперь не дает уснуть. А что, если Благодетель – мой настоящий отец? Который отдал меня на усыновление? Я читал и об этом тоже – причем несколько книг. Там герои могли долго лет воспитываться в бедной семье, а потом вдруг оказывалось, что это не его родные родители, а усыновители. А на самом деле он – знатного рода. Я должен в лепешку разбиться, но выяснить все у матери! Господь не дал ей речи, но дал доброе сердце! Я буду умолять ее, буду плакать, буду в ногах валяться, но выпытаю все!

Лефортово

Он рассказал Луизе все – прямо там, на бревне за старым фонтаном. Сначала пытался сделать недоуменное лицо, перевести все в шутку, но очень неумело. К тому же девушка сразу предупредила:

– Не думай, что я такая уж дура. Я сопоставила все, что ты рассказывал. И ничего не сходится. Вывод только один – ты не тот, за кого себя выдаешь. А значит, у тебя есть какая-то цель.

Теперь, закончив рассказ, Федя Скопин сидел понуро, не глядя на Луизу, чувствуя, как земля плавится под его ногами. Юноше было стыдно. И даже прежнее стремление выполнить задание, данное ему неведомыми друзьями, теперь казалось глупым.

– Поклянись, что ты рассказал все честно, – ровным голосом произнесла Луиза.

– Клянусь.

– Повернись ко мне.

Он поднял голову. Тогда она обхватила ее руками и поцеловала юношу прямо в губы. От неожиданности он широко распахнул глаза.

– Что?

Но она снова поцеловала его. И он ответил ей – они целовались страстно, не умея этого, но с пылкостью подростков. Наконец Луиза отстранилась, но рук с его лица не убрала.

– Значит, ты хочешь украсть бумаги моей бабки? – хитро прищурившись, улыбнулась она.

– Да… то есть я хотел…

– А я для тебя – просто возможность пробраться в дом.

– Нет! – он схватил ее за пальцы и сжал их крепко. – Вернее, я так думал раньше. Но теперь нет, и больше не будем об этом, бог с ними, это теперь не важно.

– Бумаг в доме нет, – сообщила Луиза.

– И хорошо! – воскликнул Федя. – Не нужны мне теперь никакие бумаги!

Но ее взгляд тут же выразил разочарование.

– Почему? Ведь если ты их получишь, то сможешь отомстить за отца!

Юноша поник головой.

– Я совсем запутался, – признался он. – Хочу отомстить за отца. Но и обижать тебя не хочу. Ты…

– Как я бы хотела отомстить за своего отца, – вздохнула Луиза, – и вовсе не туркам, которые потопили его корабль. Нет – бабке, за то, что отказалась признать его брак с мамой. Когда бы не ее сумасшествие, мама была бы жива. Нет, ты не должен отказываться!

– Но если бумаг нет в доме…

Она встала и потянула Федю за руку.

– Я принесу тебе их. Скоро. Бумаги не здесь, они в другом месте, куда я должна буду отправиться. Тебе не надо ничего делать, только ждать.

Юноша вскочил и тут же попал в объятия Луизы.

– Сегодня вечером, – шепнула она ему на ухо, – приходи под мое окно. Я хочу, чтобы ты нарисовал меня еще раз. Обнаженной.

Она с жаром поцеловала его, потом подобрала юбку и быстро побежала в сторону дома.

Федя рухнул на бревно – сердце гулко колотилось в груди.

10

Зал Овна

Дневник

Как ужасно, что я могу только писать об этом, но не смею сказать ни матери, ни отцу. Впрочем, говорить отцу что-либо просто бесполезно! Кажется, он просто-напросто сошел с ума. И если посмотреть отстраненно, то жизнь моя, наверное, плоха. А между тем я счастлив! И даже не потому, что сижу у окна, смотрю на снег и попиваю из бутылки. Нет! Я счастлив, потому что влюблен! Да, я отчаянно влюбился в Настеньку Гаврилову, ах, боже мой, как странно, что мы раньше не встречались, ведь они живут так недалеко! Да и неважно! Что мне до прошлого, когда я счастлив в настоящем!

Постараюсь по порядку. Поскольку отец теперь почти не выходит из дома, мне приходится самому запрягать кобылу и ездить в Останкино, обходить этот старый громадный дом со статуями. И отказаться невозможно – отец взял с меня клятву. А мать, как приходит срок ехать, собирает меня и просто выталкивает на улицу. Что за странные люди! Впрочем, я посещаю этот Чертов дом не без пользы. У меня там обустроен тайник в одном из залов. Сначала просто хотелось иметь такое тайное место. А теперь я точно понял – зачем. В тайник я потихоньку приношу ценные безделушки, которые еще остались у родителей. И когда наберется достаточно, мы с Настенькой сбежим! Я мог бы, конечно, посвататься к ней, но боюсь, что ее отец, отставной бригадир, даст мне от ворот поворот. Он и так был груб со мной, когда кричал из своего окна.

Но как она была хороша в тот вечер! Я просто уверен, что еще чуть-чуть, и мы бы поцеловались! Как я хотел этого! Я даже плакал ночью.

* * *

Заснул и тут же проснулся. Бросился перечитывать написанное. Какой же я глупец! Как же можно быть настолько слепым, чтобы принять сквозняк за попутный ветерок! Откуда я, болван, взял, что Настенька тоже любит меня? И что даже хотела поцеловать. Я глупец! Это только мои мечты, только французский роман, который я принял за реальность! О, если бы у меня было хоть одно ее письмо – я мог бы перечитывать его, искать тайные слова, знаки, сообщающие мне либо о взаимности, либо о холодности.

Я хотел было распахнуть окно, чтобы впустить морозный воздух в затхлую атмосферу комнаты, но только напрасно дергал рамы – заботливая матушка забила все паклей и проклеила полосами, нарезанными из пожелтевшей бумаги. И вдруг я застыл. Нет, не чистый воздух мне был нужен, а рюмки с серной кислотой, помещенные внутри двойных рам, чтобы стекла не запотевали. Вот! Это испугало меня – неужели я был так безрассуден, что решил отравиться под минутным влиянием плохих предчувствий!