Неограненный алмаз - Милли Крисуэлл

– Слезь со стула. Ты упадешь. Она рассмеялась.

– Не будь смешным. Я делаю это каждый год. – Брок молча подошел к ней, обхватил за талию и спустил на пол. – Полагаю, ты должен мне поцелуй, поскольку обнял меня под омелой.

– Ладно, Рыжая, хватит чудачеств. Мне надо работать.

Он попытался отстраниться, но теперь она обхватила его рукой. Однако, к ее глубокому разочарованию, поцелуя не последовало: Брок отвел ее руки.

– Тебе надо уйти, Рыжая, пока мы не наделали глупостей, о которых ты потом будешь жалеть.

– А кто сказал, что мы будем жалеть? – спросила она.

И прежде чем Брок успел ответить, Пруденс быстро скользнула за дверь и плотно ее прикрыла, оставив Брока изумляться – на самом ли деле он это услышал?

– Ох, женщины, – вздохнул он. – Самые противоречивые создания из всех, кого сотворил Бог. – Издав еще одно сдавленное проклятие, он вернулся к своему столу, чтобы продолжить подготовку к завтрашнему суду.

Глава 23

Юристы выручают вас из беды, в которую вы бы никогда не попали, если бы юристов не было вообще.

– Внимание! Внимание! Окружной суд Абсолюшена, территория Колорадо, открывает свое заседание. Председатель суда – почтенный Джонас Купер.

Пруденс напряженно вслушивалась в слова клерка. Ее ладони вспотели от волнения. Она вытерла их о платье и заметила, что Сара, сидящая рядом с ней, сделала то же самое.

Пруденс сидела в первом ряду зрителей. Ей удалось избежать унизительной обязанности сидеть за столом подзащитных благодаря Броку, который заявил судье, что она должна находиться с беременными женщинами на случай ухудшения их состояния.

Глядя на широкие плечи Брока, она подумала, как невероятно красив он в своем черном костюме, приобретенном накануне. Рубашка была белоснежной, шею обвивал тонкий черный галстук. Из кармашка черной парчовой жилетки свешивалась золотая цепочка часов отца Пруденс, которые она подарила Броку «на удачу».

Ее немало удивило, как меняет человека одежда. Кто бы мог подумать, увидев этого серьезного адвоката, что совсем недавно он был грубоватым ковбоем?

– Все в порядке, мисс Даниелс? – повернулся к ней Брок, заметив ее внимательный взгляд.

Пруденс кивнула, отметив, как странно, официально прозвучали в его устах слова «мисс Даниелс». Обычно он называл ее «Рыжая». Но, видимо, сейчас следовало во всем соблюдать формальности.

Судя по суровому выражению лиц сидящих за столом судей, дело обещало быть нелегким. Хотя ни одна из четырех женщин-присяжных не ставила своей подписи под обращением Энтвистла, по их взглядам можно было сделать вывод, что они уже вынесли обвинительный приговор.

У мужчин же на лице была написана скука, как на службе в церкви. Один рыжеволосый человек с тонким пенсне на переносице постоянно поправлял воротничок, который нещадно душил его. Пруденс узнала в нем мистера Тургуда, школьного учителя.

Из-за своего стола поднялся обвинитель, Томас Рид, и Пруденс затаила дыхание.

– Уважаемые члены суда! – начал он. – Граждане нашего города подписали петицию, в которой потребовали удалить мисс Даниелс, а также проживающих у нее беременных женщин с ее ранчо. В петиции сказано, что мисс Пруденс дает приют женщинам сомнительного поведения, чем наносит ущерб нравственным ценностям, которых придерживаются граждане Абсолюшена. Мы надеемся доказать вам, господа присяжные заседатели, призванные защищать закон, что мисс Даниелс должна быть лишена своего имущества и изгнана с этой территории.

Следом за обвинителем поднялся Брок, чтобы в своей вступительной речи коротко представить позицию защиты.

Затем наступил черед свидетелей. Ни у кого не вызвало удивления, что первым из них был преподобный Энтвистл.

Преподобный начал пространно распространяться о своей борьбе против сил зла и греха, и Пруденс с радостью отметила, что заунывный голос священника погрузил кое-кого из присяжных в дремоту. Одна из присяжных, сидящая в заднем ряду пожилая женщина, начала тихонько похрапывать, и соседка поспешно дернула ее за рукав. Подобная реакция была легко объяснима – граждане города привыкли досматривать сны под этот монотонный голос на воскресных службах.

– Действительно ли мисс Даниелс представляет собой угрозу нашему городу, преподобный Энтвистл? – спросил Рид.

Этот вопрос пробудил весь зал. Повисла напряженная тишина.

– Протестую, ваша честь. Мистер Рид спрашивает то, что имеют право установить только присяжные. Мы же имеем право высказывать только факты, а не собственное мнение.

– Протест отклоняется. Мнение священника в данном случае важно, поскольку он является духовным лидером местного общества. – Купер повернулся к Энтвистлу: – Вы можете ответить на вопрос, святой отец?

– По моему мнению, – поднял острый подбородок Энтвистл, и на губах его зазмеилась тонкая улыбка, – мисс Даниелс представляет Собой очень плохой пример для жителей города, особенно для детей. Я определенно считаю мисс Даниелс угрозой моральным устоям города.

Пруденс сидела с каменным лицом. В высказываниях священника не было ничего нового; за прошедший год она уже достаточно хорошо поняла, насколько он ограничен.

Когда преподобный окончил свою речь и повернулся, чтобы покинуть трибуну, из-за стола поднялся Брок.

– Одну минуту, преподобный. У меня есть к вам несколько вопросов.

Недовольство, с которым священник вернулся обратно, вызвало смешки в зале, и судья постучал молоточком, взывая к тишине.

– Это правда, преподобный Энтвистл, что мисс Даниелс каждое воскресенье приводила своих подопечных в церковь, чтобы послушать вашу проповедь?

Преподобный нервно покрутился на месте:

– Да, это так.

– Вы согласны, что этим самым она показывала хороший пример и своим подопечным, и своим работникам?

– Но это женщины с плохой репутацией и греховодницы!

От этих слов Сара вдруг выпрямилась и застыла неподвижно; Пруденс взяла ее за руку.

– Разве Библия не говорит, преподобный: «Пусть первым кинет камень тот, кто сам без греха»? Вы сами без греха, святой отец?

Худенький человечек не сразу нашелся, что ответить. Он принялся нервно вытирать со лба пот.

– Я... у меня церковный сан.

Взявшись за перила, Брок наклонился вперед.

– Это верно. Значит, вы – без греха? Бросив взгляд на присяжных, Брок заметил, что этот вопрос заинтересовал всех; даже дама во втором ряду окончательно проснулась. Священник никак не мог ответить, и это замешательство вызвало со стороны присяжных неприязнь, которая росла с каждой секундой его молчания. Признание вины может быть выражено не только вслух, но и молча, заключил Брок.