Что сказал покойник - Иоанна Хмелевская

Я сдвинулась с порога, пропуская вновь прибывшего. У него была рассечена губа, и он вытирал лицо носовым платком. Невзирая на травму, он почему-то улыбался.

– Что происходит? – спросил полковник. – Что все это значит?

– Предмет кухонной утвари в руках женщины – страшное оружие, – объяснил пострадавший и любезно поклонился мне. – Напрасно вы нас посылали, товарищ полковник, мы только зря потеряли день. Этой скалкой пани смогла бы разогнать целый батальон.

И, обратясь ко мне, добавил:

– Честное слово, когда здесь, на стоянке, вы ринулись на нас, у меня душа ушла в пятки. Никогда в жизни мне не было так страшно.

– Ведь я же вас просил не бить наших! – Полковник с упреком посмотрел на меня, и глаза его весело заблестели. – А теперь, – обратился он к своему подчиненному, – доложите, что случилось и почему гражданка в таком виде?

– Ее пытались задержать. Двое мужчин остановили машину, в которой она ехала, и попытались увезти ее, причем один уже сел за руль ее машины. Я не совсем понял, что произошло. – Тут он обратился ко мне – У них что, не было ключей от зажигания?

– Вот именно, – с мрачным удовлетворением подтвердила я. – Пытались вырвать их у меня. Как же!

– Так я и думал, но было темно, и я не все смог разглядеть. Мы ехали сразу за «ягуаром» и бросились пани на помощь, но она разогнала нападавших прежде, чем мы подоспели. Не убила же она их только потому, что при виде нас они сбежали. Я хотел помочь ей сесть в машину и узнать, не ранена ли она, но, так как она и меня хотела огреть своей деревяшкой, я счел за лучшее оставить ее в покое. Мы не смогли преследовать нападавших, так как нашей задачей было сопровождение гражданки. А знаете ли вы, – тут он опять обратился ко мне, – что мы из-за вас чуть под трамвай не угодили?

– Ну что вы на это скажете? – спросил меня полковник со вздохом.

Я недоверчиво выслушала отчет поручика и решительно заявила:

– Все это враки. Он гнался за мной на «сирене». И мешал мне сесть в машину. И пусть объяснит, как это он умудрился не отстать от меня на своем драндулете. Или эти «сирены» у вас были понатыканы по всей трассе?

– Сказать? – спросил поручик полковника, который кивнул:

– Скажите. Иначе эта женщина не успокоится.

– На «сирене» установлен двигатель от «ягуара», – объяснил поручик. – Но, учтите, это служебная тайна, никто не должен знать. Ну и кое-какие еще детали – сцепление, коробка скоростей, еще кое-что. От «сирены» остался, по сути дела, только кузов.

– А подвеска? – поинтересовалась я неожиданно для самой себя.

– От «фольксвагена».

– И держится?

– Вроде держится. Приварили на совесть…

– Послушайте, давайте кончим с технической частью, – перебил его полковник. – Что будете пить – чай, кофе?

– Я напьюсь воды прямо из-под крана. Ну что, убедились? Я была права, когда не хотела выходить из дому. И меня не так легко переубедить. Но вернемся к присутствующим. Кто же этот человек, по-вашему?

– По-моему, это наш сотрудник. Сколько лет вы у нас работаете, майор?

– Четырнадцать, – улыбнулся майор, и тут я вспомнила, откуда его знаю. Мы вместе были на одной из городских конференций. Он тогда рассказал мне много интересного о деятельности контрабандистов.

– Ох, извините. – Я испытала нечто вроде укоров совести и решилась наконец сесть. – Ну хорошо, так и быть, дайте мне немного холодной воды и горячего кофе. Но чтоб все пили то же самое!

– Разрешите нам хоть воду не пить, – попросил полковник, и я вдруг почувствовала, что атмосфера разрядилась. Мир вроде бы приходил в норму, но пока в это трудно было поверить.

С гневом и возмущением рассказала я о событиях последних трех дней, хотя это и нелегко мне далось – столь сильно укоренилось недоверие ко всем на свете. Рассказала я и о роли Дьявола.

Присутствующим я лишь изложила факты и воздержалась от комментариев. Полковник слушал внимательно, веселый блеск в его глазах погас. Потом он взглянул на поручика.

– «Фольксваген» въехал во двор в шестнадцать ноль восемь, – доложил тот. – В машине два человека. До отъезда гражданки находились во дворе.

Полковник повел подбородком, и поручика как ветром сдуло.

Не знаю, откуда взялась секретарша в столь позднее время, но она принесла кофе для всех и воду для меня. Воду я выпила, а свою чашку кофе демонстративно заменила на чашку майора, дождавшись, когда он положил себе сахар и размешал его. Можно сказать, не успел человек и рта раскрыть… Глубокие корни пустила во мне подозрительность.

Под рукой у полковника звякнул звонок. Он нажал кнопку.

– Приехали, – приглушенным голосом информировал стол.

– Пусть войдут, – распорядился полковник и обратился ко мне – Прибыли представители Интерпола. Я лично ручаюсь за них. В состоянии вы с ними говорить или опять станете обижать их?

– Не знаю, – мрачно ответила я. – Посмотрю.

В комнату вошли два человека. Я знала обоих. Первым был весь отливающий розовым лысый боров, вторым – мужчина, который на Пальмирском шоссе налил бензин в мою машину.

Я проявила потрясающую выдержку. Никаких резких жестов, никаких обидных слов. Просто я медленно поднялась и отошла к креслу, стоявшему в углу у стены. Обеспечив безопасность тыла, я присела на подлокотник кресла. В правой руке я держала колотушку, в левой, лязгнув, открылся пружинный нож.

– Несколькими фразами я с ними обменяюсь, – холодно заявила я полковнику, – но отсюда я выйду лишь под эскортом вооруженных милиционеров. Этот лысый у меня уже в печенках сидит, а второй подвернулся мне под Пальмирами, там, где меня собирались пристукнуть. Бензинчик мне наливал! И вы хотите, чтобы я их приняла за сотрудников Интерпола и все им рассказала? Да я лишь потому-то и жива до сих пор, что не болтала! Пожалуй, и дальше помолчу.

– Да что же это такое! – в отчаянии воскликнул полковник и отер пот со лба. – Господа, я бессилен что-либо сделать, – обратился он по-французски к вошедшим. – Мадам пришлось много пережить, этим объясняется ее… гм… странное состояние. Не знаю, что и делать. Боюсь, придется пригласить врача.

– Простите, может быть, разрешите попробовать мне? – тихо произнес по-польски пальмирский проезжий.

Он с улыбкой взглянул на меня, и я вдруг вспомнила, как жутко выгляжу. Опасность опасностью, переживания переживаниями, драма в личной жизни своим путем, но ведь жизнь продолжается! Говорят, есть такие женщины, в присутствии которых мужчины вдруг сразу начинают чувствовать себя мужчинами, и наверняка должны быть мужчины, в присутствии которых каждая женщина осознает, что она прежде всего женщина. И ничего с этим не поделаешь! Настоятельная необходимость немедленно посмотреться в зеркало и полная невозможность сделать это окончательно испортили мое и без того не наилучшее настроение.

Отчаявшаяся, озлобленная, ожесточившаяся против всего света, я мрачно глядела на него и ждала, что он мне скажет.

– Ведь есть же на свете кто-нибудь, кому вы полностью доверяете? – мягко и сердечно спросил он.

– Раз-два и обчелся, – с горечью ответила я. – А если быть точнее, то именно два человека. Интересно, кто из них дал вам рекомендации.

– Зразы говяжьи по-варшавски, – медленно произнес он. – И нельзя два раза войти в одну и ту же реку.

Воцарившееся молчание длилось долго, неимоверно долго. Я не верила собственным ушам. Медленно, с трудом, через толстую оболочку кошмара пробивался к моему сознанию смысл услышанного. Я чувствовала, как постепенно тает переполнявший сердце леденящий ужас и спадает то страшное напряжение, в котором я пребывала все это время. Меня душили с трудом сдерживаемые слезы, слезы невыразимого облегчения. Колотушка и нож вывалились у меня из рук, я всхлипнула, кинулась на грудь этому замечательному человеку и разревелась.

Пальмирский знакомый терпеливо держал меня в объятиях, а я рыдала ему в жилетку, судорожно вцепившись в отвороты его пиджака и с отчаянием думая о том, что мое лицо годится теперь лишь для того, чтобы сидеть на нем.

– Каким образом, – всхлипывая и сморкаясь в его носовой платок, с трудом выговорила я, – каким образом вы узнали о них?

– Вашего друга я знаю очень давно, так получилось, что он и мой друг. А с вашей подругой я познакомился несколько дней назад в Копенгагене. Насколько мне известно, она проявила поразительную дотошность в установлении моей личности.

Он смотрел на меня с улыбкой, тактично скрывая отвращение, которое в этот момент я не могла не вызывать. Лысый боров тоже дружелюбно и с интересом поглядывал на меня, хотя было видно, что он ничего не понимает. Полковник и майор проявляли доброжелательное любопытство. Мир вокруг меня с каждой секундой терял свой угрюмый облик и начинал сверкать и переливаться всеми цветами радуги.