Хозяин бабочек (ЛП) - Олейник Тата

— Про завтрак не забудьте, пожалуйста, — слабым голосом попросил Лукась, который лежал на коврике, скрестив руки на груди.

— А ты, — сказала Ева, — кончай ныть! Бери пример с Гуса. Он, похоже, вообще не переживает.

— Некоторым, — сказал Лукась, усаживаясь и вытягивая ноги перед собой, — может, вообще без разницы, есть у них голова или нет. И не знаю, что видело это создание в смертном мраке, меня же увиденное убедило в бессмысленности этого мучительного существования. Все — лишь обман. Сон. Пустота. Ничто не имеет смысла.

— Ну, — скептически отозвалась Ева, — кроме завтрака, да, Люк?

— Если я пребываю в иллюзии своего существования, то мне необходимо поддерживать и иллюзию питания моего иллюзорного тела, — назидательно ответил Лукась.

— Посмотрите на этого Декарта недоделанного! Не канючь, мы попытаемся раздобыть какой-нибудь еды. В конце концов, фиолетовые сами не заинтересованы в том, чтобы мы сдохли тут от голода, а потом воскресли не пойми где на необитаемом острове.

Эллана куда-то провалилась, и Сиборна тоже не было. Базиль вместе с парой инженеров возился с двигателем и был столь явно и безусловно занят, что мы разумно решили его не отвлекать. Поэтому информацию о Кае Камероне у нас приняла Тибита, которая безмятежно возлежала на палубе в шезлонге и читала большую книгу, потрескавшийся кожаный переплет которой украшало рельефное изображение паука с рубиновыми глазками. Наверное, что-то юридическое.

— Да, — сказала она, — мы о нем инфу уже собрали. Этот Кай Камерон был помешан на путешествиях, этакий Христофор Колумб местный. В одном из них и сгинул.

Ева была явно раздосадована тем, что ее гениальные изыскания оказались бесполезны.

— А его спутников в этом путешествии мы сумеем разыскать? — спросил я, — Спустя столько веков-то?

— Уже разыскали, — кивнула Тибита. — В списке экспедиции был трансильвийский архивариус Торфир, он единственный вернулся из нее живым. Ну, как живым… в своем привычном виде.

— А что это за Торфир-то? — спросил стоящий сзади Акимыч.

— Ты не помнишь? — спросил я, — То привидение, которое сочинения по истории тут пишет.

— Не только по истории, — сказала Тибита, сморщившись, — курс юриспруденции в Аммельском университете включает изучение тридцати томов его работ по закону и праву. Он же сам и экзамены принимает.

— Ни фига себе, — сказал Акимыч, — тридцать томов… Так в реальности юристом проще стать.

— Значительно проще.— согласилась Тибита, — Впрочем, изучение права здесь ТАМ тоже очень помогает. Принципы-то всюду примерно одинаковые.

— Слушай, — сказал я, — извини пожалуйста, но, раз такое дело, ты не знаешь где тут раздобыть еды какой-нибудь? А то мы не успели к путешествию подготовиться, ничего съестного с собой.

В трюм мы вернулись с двумя коричными булочками, которые нашлись у Тибиты, а также со ржавым крошечным примусом, который она изъяла у кого-то из соклановцев. Я успел поймать несколько морских окуней и малюсенькую, размером с комнатную собачку акулку, когда меня разыскал Базиль и сообщил, что пришла пора приняться за меня всерьез. На мои разъяснения, что пол-булочки — это очень мало для снятия дебаффа «голод», он ответил дружеским тумаком промеж лопаток и заверением, что голод ученью не помеха.

— И вообще, набивать желудок тебе сейчас — не лучшая идея.

Я со вздохом отдал рыбу Акимычу, который пообещал проследить, чтобы мне оставили хотя бы один жареный хвост. После чего меня обвязали веревкой и швырнули за борт. А потом чуть не пришибли скинутым на веревке же плотиком из кое-как сколоченных досок со столбиком-мачтой в центре, на котором болтался кусок парусины, долженствующий изображать парус. Я поймал брошенное сверху короткое весло и какое-то время учился удерживать плот, чтобы он не переворачивался, переставлял парус то на зюйд-вест, то на норд-ост, застревал ногами в досках, словом, весьма насыщенно проводил время. Когда же Базиль решил, что мы с плотом начали переворачиваться гораздо реже и зрелище, соответственно, утратило немалую часть веселья, он призвал на помощь водяного мага Скриптиса, который с азартом принялся терроризировать меня волнами, воронками, а также небольшими, но настырными водяными смерчами, от которых я безуспешно пытался отбиваться веслом.

Не знаю, какое отношение все это безобразие имело к мореходству, но навык, как ни странно, рос. Сейчас, залепленный мокрым парусом, измученный и полусумасшедший от всей этой водной свистопляски, я кое-как выбрался из вороха грубой ткани, хватаясь за столб мачты, поднялся и тут услышал испуганный крик Скриптиса. Повернулся и увидел, как из воды ко мне поднимается нечто белое, огромное и мучительно страшное. Пустые глаза, как черные дыры, огромные кровавые десны, треугольники зубов-пил, багровая бесконечная глотка с рифлеными стенками жабр. Чудовище, чья пасть была больше моего плота, рванулось и сомкнуло челюсти. К этому моменту я уже взлетал по воздуху на канате, который тянули Базиль и маг. Акула, раскусив плот, казалась уязвленной и оскорбленной, уже через секунду она, задрав морду, выпрыгнула из воды, пытаясь ухватить меня за ноги, но не успела — меня уже втаскивали через поручень.

— Класс! — сказал Базиль, — Вот такую рыбалку я люблю! Скрипт, расчехляй гарпун — уйдет же!

Я не стал дожидаться, чем все закончится, и уполз в трюм, где меня, и правда, ждал жареный хвост окуня. Очень маленький хвост. Но и его вида хватило, чтобы меня вконец замутило. Лишь отлежавшись пару часов, я собрался с духом и снова пошел рыбачить. Акула, как выяснилось, от гарпуна удрала, но мне пообещали, что если я выловлю что-нибудь приличное, то «ребята разгребут камбуз и устроим большое рыбное барбекю».

— Ладно, — сказал Базиль, — отдыхай пока. После стоянки в Беловодье переведем тебя в полноценные матросы и будешь вахту стоять. С тридцаткой мореходства уже потянешь.

— Спасибо, — сказал я через силу.

Ну, а чего, он действительно круто меня тренировал, хоть и не слишком щадящими методами. То, что я был в команде действительно большого корабля, конечно, давало серьезный бонус к росту навыка, но сам над собой я бы так измываться не смог. Прыжки по мачте принесли еще пятерку к альпинизму и два к ловкости, во время истязания на плоту я разжился единичкой выносливости. Особой благодарности не испытывал, но «спасибо» сказать не развалюсь.

Рыба клевала хорошо, даже удалось поймать раритетного «златозуба лысобрюхого», которого, правда, как следует никто из фиолетовых приготовить не смог, нормальных кулинаров, у них, оказывается, тут не было. Запихнуть сорокакилограммовую тушу в инвентарь тоже было нельзя, бездарно разделывать ценную рыбу, превращая ее в скучное рыбное мясо, было жалко, но все равно мы порубили ее на стейки и, зажаренные на камбузной плите, они оказались очень даже ничего. Набив сумки жареной рыбой, я уже меньше волновался за будущее. Человек все-таки очень примитивное существо. Еще и целая золотая монета выпала из разделываемой трески, хоть какие-то деньги.

А наутро на горизонте уже появились очертания Беловодья.

Глава 30

Я стоял у борта и услаждал взгляд серым цветом, благо он был представлен тут в бесконечном разнообразии. Море цвета темного свинца ежилось мелкой острой рябью, небо было подернуто кисеей прозрачного серого тумана, сквозь который проступали то и дело, как летящие призраки, очертания рваных темных облаков. Серо-зеленая дымка берега вжималась в еле различимые громады асфальтово-серых гор, вершины которых были скрыты бесконечной серостью. Почему-то это зрелище казалось мне очень красивым.

Услышав знакомый кашель, я обернулся. Ева с Лукасем выглядели под стать пейзажу — немного жалкие, словно вымокшие, закутанные в свисающие тряпки. Ева натянула прямо поверх обычного платья свой парадный костюм с меховым воротничком, что касается Лукася, то тот был закутан уже в совершеннейшие тряпье, да еще и сверху обернулся потрепанным походным ковриком.