Почему плакал Пушкин? - Александр Лацис

Прошло четыре года. В 1835 году царь принялся размышлять о том, как сложится после его кончины будущее страны. Наследнику престола царь вручил письмо, род завещания или наставления. Главная мысль была такая: скоро придет твой черед. Не спеши все менять. Оставь министров на своих местах, присматривайся к их работе. Перемены начинай не ранее, чем через год, меняй министров постепенно, поодиночке.

Тревога оказалась преждевременной, до конца царствования оставалось двадцать лет.

Будучи в столь беспокойном настроении, не задумался ли Николай заодно и о своей посмертной репутации?

Поэт незамедлительно предаст огласке хранящиеся у него пометы на рукописи. Отчеркивания, сделанные Николаем, окажутся преподнесены, как личный произвол. Не усилит ли сей сюжет тех, кто попытается расшатать обручи государства?

Не только ради защиты своего посмертного облика, но и по более веским соображениям, царь обратился к поэту.

Царь попросил ту рукопись, где его помарки, предать сожжению. И, разумеется, получил соответствующие заверения.

Свои придворно-служебные обещания поэт полагал нужным исполнить неукоснительно. Но, вместе с тем, он считал своим обязательным долгом отстаивать независимость художника от правительственных притеснений.

Вот какими нам представляются обстоятельства, при коих возник и осуществился замысел «разбросанных строк».

Не сочтите изложенное за плод безудержной фантазии. Сейчас будет предъявлено первое – не единственное, и, пожалуй, не главное, но несомненно «пушкинское подтверждение».

В сентябре следующего, 1836 года, вышел из печати III том пушкинского журнала «Современник». В памфлете «Вольтер» поэт в начале говорит о Вольтере и о себе. В конце – о себе и о Вольтере. Обе параллели давно замечены и прокомментированы. А нет ли, кроме того, чего-нибудь еще и в середине?

Там речь идет о короле Пруссии Фридрихе (Фридерике) II, о его сложных отношениях (то дружба, то антипатия) с Вольтером.

Читаем о Вольтере (и, значит, о Пушкине):

«…Он однакож не мог удержаться, чтоб еще раз не задеть своих противников. Он написал самую язвительную из своих сатир…

Следствия известны. Сатира, по повелению Фридерика, была сожжена…»

Почему параллель, на мой взгляд, несомненная, остается нераспознанной?

Очевидно потому, что в сознании наших ученых никак не укладывается тот факт, что десятая глава все ж таки была закончена.

Она была сожжена не для утайки от царя, а как раз наоборот, по его, царя, прямому настоянию. Сожжение могло произойти в любой год, начиная с 1831, и кончая последними днями жизни умирающего поэта, когда он попросил какой-то пакет из ящика стола бросить в огонь, не читая.

Несколько укрепив свои позиции, продолжим построчный разбор. Руководствуясь «магическим квадратом», то есть в соответствии с формулой его первой горизонтали «3–4; 1–2», прежний четвертый куплет передвигаем на место второго. Здесь он оказывается прямым продолжением бывшего третьего куплета.

Вплотную после ранее рассмотренных 13 и 14-ой строк начинается новая онегинская строфа. Приводим ее первые стихи, пока что в доселе принятом, «стабильном», «академическом», то есть никуда не годном прочтении.

13. Настигло… – Кто Руси помогь?

14. Б‹арклай?›-3‹има!› иль Р‹усской› Б‹огь.›

1. Но богь помогь – сталь ропотъ ниже,

2. И скоро силою вещей

3. Мы очутилися въ п‹…›.

Сколько-нибудь опытный редактор, попадись ему под руку стихи подобного уровня, понаставил бы птички-галочки. Прежде всего, мешает топтание на одних и тех же словах: помог – бог – бог помог. В действительности в первой строке такого повтора нет. Там, где кому-то привиделся «богъ», – там находится другое слово, записанное сокращенно, спрятанное особо тщательно. Определить его по смыслу? Надо подождать, пока по соседству не будут внесены другие уточнения и замены.

Как только зрение освободилось от гипноза привычных прочтений, оно сразу подсказывает: читать «помогь» тоже не обязательно. Более вероятно – «пошелъ».

В сем случае возникает новая несуразность: уместно ли столкновение двух противоположных глаголов: «пошелъ» и «сталъ»?

Дальнейшее сочетание выглядит совсем бессвязно: «сталъ ропотъ ниже». А что это значит? Разве может «ропотъ» сделаться «ниже»?

Вместо «ропотъ» предлагалось «рокотъ» и «грохотъ». Обе замены не меняли смысла, то есть не снимали отсутствие смысла.

Относительно легко на фотокопии удалось разглядеть: не «ропотъ», не «грохотъ», не «рокотъ», а «деспотъ». По смыслу «деспотъ» уместней, содержательней Но нельзя не признать, что сочетание «сталь деспотъ ниже» ничуть не краше своих предшественников.

Откуда ни подступись, «сталъ» торчит как заноза Значит, перед нами очередной случай умышленной порчи, очередная подмена.

Любопытно, что оба слова – подлинное и мнимое – Пушкин сумел уложить на одном и том же месте. Сначала написано «палъ». Затем, как и в ранее рассмотренном случае ‹Руси›, была испорчена первая буква. К ней прибавлена слева еще одна палочка, превращающая «п» в трехпалочковое «т». И еще один виток. При беглом взгляде вроде бы ясно видно «сталъ». Но какое-то необычное «с». На самом деле буквы «с» нет. И нет никакой другой буквы. Это всего лишь знак зачеркивания. Он отменяет лишнюю, приставную палочку. В силе остается первоначальное «палъ».

Попутная справка. О Наполеоне, не названном по имени, в стихотворении, написанном в 1815 году, Пушкин дважды повторяет:

«И с трона гордый пал», «ужели грозный пал?..»

Итак, первая строка постепенно откапывается:

«Но… пошелъ, палъ, деспотъ ниже».

Покамест переходим ко второй строке. Очередную порчу текста на сей раз учинил не Пушкин, а его нынешние душеприказчики, пушкинисты.

«И скоро» – пустышка, словесная вата, забивка свободного места, приставленная для соблюдения стихотворного размера.

Публикаторов не насторожило, они даже не потрудились упомянуть, что в рукописи «и» написано не отдельно, а вместе. Конец малопонятного слова оборван. Вместо окончания – хвостик, обычно заменяющий не одну буковку, а, по меньшей мере, два-три знака.

Отвлечемся от миража печатных публикаций. Последняя видимая буква вовсе не «р». На этом месте находится «л».

Доверимся тому, что видим. «Искол» читается безупречно. Перед нами недописанный глагол, предстоит восполнить его окончание. Что получается? Искол‹отъ›.

…палъ деспотъ ниже,Исколоть силою вещей.

Где же пушкинская ясность? Разве сей результат достоин имени великого поэта?