Хаидэ - Елена Блонди

Притихнув, Ахатта лежала под ним. И медленно поворачиваясь, вдруг прижалась к его груди, утыкаясь лицом в шею. Убог замолчал, вздрогнув. Пошевелив ногой, женщина подала ее в сторону, чувствуя, как слабеет его колено, послушно сдвигаясь. Что-то шепнув, раскрыла губы навстречу его лицу.

Убог закрыл глаза, опуская к ней голову. И дернулся, валясь на бок, когда женщина вывернулась из-под его тела и вскочила, пиная в ребра носком сапожка. Повел плечами и охнул. Руки были стянуты кожаным ремешком, с застегнутой на запястьях пряжкой.

— Победила! — вполголоса выкрикнула Ахатта, кружась рядом. Села на траву с размаху, — победила тебя, здоровяк.

— Да госпожа. Ты сильнее.

— Соврал?

— Зачем мне врать? Ты женщина. Ты сильнее. Только ремень. Он слабый.

Убог напряг руки и развел их, сбрасывая обрывки ремня в траву.

— Верно. Нужно, чтоб были очень крепкие. Да!

Она задумалась, что-то шепча и кивая своим словам. Убог смирно сидел рядом, касаясь ее плечом. Наконец, Ахатта вздохнула.

— Хорошо. Иди спать, певец, завтра поможешь мне с луками. Надо сделать мишени.

— Ахи…

— Что?

Он повернулся к ней, белея лицом в лунном свете.

— Я сделаю. И луки тоже. Я все сделаю. Ты только сейчас, ты меня поцелуй. А? Как только вот было. Но просто. Или как хочешь, можешь из хитрости. Один раз, моя госпожа Ахатта. Я…

Ахатта взяла его за плечи, прижала губы ко рту. И он замолчал, обмякая в тонких женских руках.

Хаидэ шла в стойбище, следом за Фитией по узкой тропке, что уже не зарастала, натоптанная от главного лагеря к лагунам Морской реки. Теперь тут, у самой воды будут жить девочки, до самой осени. Ахатта станет учить их ненависти. Но вот старая нянька рассказала легенду. И это не просто так.

— Фити?

— Что, моя птичка?

— Лахья нашла Кесмета? И убила его?

Хаидэ сошла на траву, чтоб идти рядом с нянькой и не пропустить слов.

— А ты нетерпелива, как девочки твоей сестры.

— Мне надо знать.

Низкие вершины холмов приближались, за черными краями взлетал в небо легкий столб огненных искр.

— Ты все еще хочешь убить своего мужа?

Хаидэ замедлила шаги. Когда-то она хотела этого каждый день. Но после, обретаясь меж сном и явью, испугалась, что останется одна, без возможности утолить голод тела, без медлительной жизни в тихих покоях. А еще позже, проснувшись, и ощутив, как жизнь возвращается, наполняя ее радостью, хотела ли?

— Нет. Мне жаль его.

— Ты сладкая Хаидэ, женщина с сердцем. Вот разница.

— Значит, она все же убила Кесмета. Ведь у нее сердца нет.

Они поднимались по внешнему склону холма и уже слышали говор мужчин, что коротали ночь у костра, топот коней и изредка — детский плач из палатки.

— Надо поспать, птичка. Завтра услышишь все. Вместе с остальными девчонками.

Хаидэ посмотрела вслед старухе и пошла к костру, поговорить с мужчинами о завтрашнем дне.

Глава 18

— Время, что текло так медленно в укрытых коврами покоях, ускорило ход, холодно радуя Лахью. Меняя один город на другой, живя в красивых домах, открытых для праздников, сладкая Лахья без сердца спала днем и просыпалась к ночи. Рабыни холили прекрасное тело, облекали его в драгоценные одежды. А после обутые в золотые парчовые туфельки ножки ступали на лестницу, усыпанную алыми лепестками. И снизу гремели радостные возгласы пирующих:

— Слава Лахье, подобной Луне! Вот идет она, выбрать себе спутника ночи!

— Возьми меня, драгоценная Лахья! Я пригнал сотню баранов к воротам твоего дома! И сам пришел как первый баран из второй сотни.

— К чему тебе бараны, сверкающая Лахья! Вот мой кошелек, а утром я принесу еще золота!

Улыбаясь, Лахья кивала гладко причесанной головой, украшенной каменьями и обязательно — алой розой, воткнутой в тяжелый узел волос.

Хмельные мужчины не знали, что срезая розу, Лахья всегда оставляла на стебле шип, и при каждом движении он колол ее шею под волосами.

«Кесмет» говорила ей роза, «Кесмет».

И Лахья ждала.

Слава о ней бежала быстрее день ото дня. Все знают, как короток женский век и мужчины бросали семьи, ехали следом, торопясь, пока не сморщится прекрасное лицо, побелеют тяжелые волосы, искривится годами гибкая спина — вкусить, чтоб после рассказывать до конца дней, гордясь ласками сладкой Лахьи. И каждую ночь Лахья смотрела на лица мужчин, такие разные, что лежали под ней или нависали над ее лицом. Каждое лицо говорило ей «Кесмет». И она отвечала телом. Так, что мужчины уходили из ее покоев, еле переступая дрожащими ногами и хватаясь за витые столбики перил.

А Лахья ждала.

И вот однажды к полудню слуги ввели в покои грязного мальчишку, который, поедая глазами красавицу у высокого зеркала, сказал сипло:

— Кесмет…

И рука Лахьи замерла на тяжелых волосах.

— Он едет сюда?

— Нет, госпожа сладкая Лахья, он идет пешком к богине-матери, в дальний храм.

Лахья нахмурила тонкие брови, слушая дальше.

— С ним идет его молодая жена. Чтоб попросить богиню Азнут сохранить их еще нерожденного ребенка. Босиком идут они, тайно и без охраны, как положено идти просить мать Азнут.

Пряча под рванье кошелек и кланяясь, мальчик убежал, по-прежнему оглядываясь на задумавшуюся красавицу. А Лахья, кривя губы, встала и кликнула воинов.

«Кесмет» говорили копыта жемчужной кобылы. «Кесмет-кесмет-кесмет» вторили копыта черных боевых коней ее воинов.

На берегу маленькой речки она оставила стражу и одна выехала на невысокий обрыв. Смотреть сверху вниз, как, смеясь, мужчина в исподних штанах плескает водой в лицо юной девочке, а та, тоже смеясь, закрывается тонкой рукой, другой придерживая круглый живот.

Услышав шаги, мужчина выпрямился. Опуская сильные руки, заступил жену, глядя на Лахью, чей силуэт закрывал солнце. Тишина легла ярким солнечным светом на блеск воды и стало слышно, как быстро журчит она, и, жестко треща крыльями, пролетают над рыбами зимородки. Много слов хотела сказать Лахья, тех, что молча говорила в лицо каждому мужчине, лежащему на ней. Тех, что повторяла и повторяла, засыпая и просыпаясь. Но сказала лишь имя.

— Кесмет.

И двинула кобылу на песок, в воду, прямо на грудь полуголого безоружного мужчины, вынимая из ножен короткий меч.

— Нет! — крикнула новая жена, кидаясь вперед и падая в воду, вскочила, снова крича:

— Нет, нет! Убей меня!

Но Лахья усмехнулась, и молодая снова упала, когда лошадь подступила ближе. Бедная глупая девочка. Можно смотреть на скорпиона, можно даже потрогать его пальцем. Но лучше раздавить, пока не ужалил. Разве пристало знающей Лахье слушать крик женской глупости. Лучше потом выслушать слова ее благодарности за избавление.