Магия венецианского стекла - Наталья Солнцева

– Я сама! – решительно отвергла она помощь Матвея. – Ненавижу лежать. Ты и так из-за меня на работу не пошел. Как твое бюро?

– Команда маленькая, зато надежная, – справляются. Вот мальчишки мои брошены на произвол судьбы, а я им поход обещал.

– Какой поход? Холодина, дождь со снегом.

– В этом весь смысл. Выжить в экстремальных условиях, закалить волю, тело, да еще и ухитриться получить удовольствие! Чем не развлечение для разочарованных и циничных подростков, которые уже успели попробовать легкой жизни и легкого кайфа? Я им предлагаю вместо наркоты и уличных стычек «отрываться» другими способами.

– Зачем тебе это? Лавры Макаренко покоя не дают?

– Лавры? Да нет, просто скука одолевает порой. Хочется выйти на балкон и выть на луну. Авось, кто-то услышит, такой же заблудившийся в джунглях мегаполиса. И отзовется…

– Скучно, значит? Бизнес развивай.

– Ой, насмешила. Превратить жизнь в добывание денег? Чтобы в один прекрасный, вернее, ужасный момент осознать, что всё прошло мимо… всё! Большие деньги требуют взамен душу… Не потому, что они есть зло: просто они отнимут у меня время и силы.

– А куда ты хочешь вложить свои силы?

Ее вопрос поставил Карелина в тупик. Он долго молчал, потом развел руками.

– Ну не в банк, это точно. Я бы картины писал или музыку, как Моцарт. Только таланта нет! Вот и вожусь с пацанами, с тобой тоже… связался на свою голову. Может, еще не все потеряно, и впереди меня ждет что-то интересное? Какая-нибудь великая тайна… зашифрованная древними кельтами в символах, записанных на небезызвестной кассете?

Он подавил улыбку, но Астру не обманул нарочито серьезный тон – этот мужчина явно смеялся над ней.

– Позвони Борисову, – сказала она. – Может быть, есть новости.

Матвей посмотрел на часы:

– Поздновато… Давай, завтра. Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше. Давно я так не болела, с детства. У меня довольно выносливый организм. И вдруг промочила ноги, промерзла и свалилась. Наверное, все вместе повлияло: пожар, испуг, смерть… пусть чужая. Знаешь, в бреду мне мерещился тот бешеный пес – исчадие ада. И Ворон!

– Еще бы.

– Это существа из потустороннего мира. В кельтской мифологии, – я сейчас вспомнила, – Ворон отождествлялся с Браном…

Она запнулась, увидев, какую кислую мину состроил Карелин.

– Ты думаешь, я не в своем уме? Понятно… Тогда вот, что: предлагаю заварить чай по рецепту покойной Эльзы, из «сухофруктов». И попробовать.

– Я эту гадость пить не стану! – воспротивился он.

– Почему гадость? Пахнет приятно. Я бы рискнула.

– Без меня.

Астра разочарованно вздохнула и начала разливать обычный чай. Она предугадала реакцию Матвея и заранее бросила в заварной чайник щепотку «сухих яблок» из эльзиной банки, – украдкой. Ей было интересно сравнить ощущения: свои и другого человека. Для чистоты эксперимента. Этическая сторона вопроса ее не волновала, – ведь она тоже будет пить этот «чай». Эльза употребляла его не один раз, и умерла по совершенно иной причине.

Матвей отхлебнул из своей чашки, замер, проверяя напиток на вкус – ну и чутье!

– Боишься? – усмехнулась Астра. – Кажется, при некоторых королевских особах находились дегустаторы, которые пробовали пищу и вино на предмет наличия в них яда. Смотри! – Она выпила чай, показала ему пустую чашку. – Ты осторожен, как старый лис.

Тому стало неловко, и он последовал примеру гостьи.

Ничего не произошло. Они еще поболтали о разных пустяках. Астра принесла «венецианское» зеркало и показала полустертые загогулины на обратной стороне бронзовой рамы.

– Я кое-что обнаружила.

– Клеймо мастера? – из вежливости спросил Матвей.

У него начали слипаться глаза. Он едва смог разглядеть на потемневшей от времени бронзе знаки, похожие на буквы, – A L R U N A.

– Старинное название мандрагоры, – подавив зевок, объяснила Астра. – Происходит от слова «руна» и означает сокровенное, тайное. Руны – магические древние знаки… – Ее губы и язык онемели, плохо слушались. – Между прочим… плоды мандрагоры похожи на маленькие яблочки и пахнут… как яблоки…

«Чай… – возникло в меркнущем сознании Матвея. – У него был какой-то привкус и запах. Да… он показался мне… странным…»

– А ты… выпил и не заметил… – улыбалась Астра. Ее черные глаза опасно приблизились и горели, точно у кошки. – Волшебница Цирцея с зачарованного острова… готовила из мандрагоры колдовское снадобье… чтобы возбудить в людях непреодолимое влечение… и любовь… Знаешь, как еще называют это растение? Чертово яблоко… свеча дьявола…

Ее голос все отдалялся и отдалялся, пока не превратился в шепот, похожий на шорох падающих за окном хлопьев снега…

Глава 36

Шел мокрый снег. Дороги развезло так, что колеса тяжелой кареты проваливались в грязную кашу чуть ли не до половины. Окошки залепило белыми тающими хлопьями.

Путешественники остановились на постоялом дворе. Нужно было поменять лошадей…

В комнате с низким потолком было натоплено, пахло дровами и перебродившим медом. За большим столом ужинали двое мужчин, – выпивали, закусывали пирогами.

– Эй, Акулина, помоги барыне! – велел хозяин.

Белобрысая девка в синем сарафане кинулась снимать с молодой дамы верхнюю накидку, стряхивать с широкой юбки снег. Ее спутник, – судя по повадкам, вельможа, – устало опустился на скамью, подозвал хозяина.

– Нам бы передохнуть до утра. Чистая кровать имеется?

– Как же, – подобострастно осклабился бородатый мужик, стриженный в кружок. – Мигом соорудим. Пожалуйте за мной.

Он зажал в кулаке золотые монеты, сунутые постояльцем, и, оглядываясь, засеменил к маленькой грязной дверце в углу. За нею оказалась спаленка с печкой, слюдяным окошком и высокой кроватью с перинами и горой подушек.

– Клопов нет? – брезгливо поморщился вельможа, наклоняясь, чтобы войти.

– Акулина у нас чистеха! – заверил бородатый. – Не извольте беспокоиться!

Дама все время молчала, держа в руках какой-то сверток.

«Ребенок, что ли? – подумал хозяин. – Не похоже».

– Поди прочь, – заметил его любопытный взгляд вельможа. – Да не смей нас тревожить!

Мужика как ветром сдуло.

Приезжий тотчас проверил, запирается ли дверца изнутри, и озабоченно покачал головой. Увы, поспать не доведется.

Он зажег толстую, наполовину оплывшую свечу, поставил на полку под образами. В печке трещали поленья. Дама прилегла, закрыла глаза…

– Ложись, Яша, – прошептала она.

Ее губы малиной розовели на белом лице, завитые локоны рассыпались по подушке, по наволочке из простенького ситца в цветочек, мерно вздымалась затянутая корсажем грудь.

«Вот оно, счастье, – подумал вельможа. – Не в наградах, не в царской ласке да милости, не в славе мирской… а в этой красоте женской, в этой сладостной мимолетности, в этом тихом дыхании, слетающем с любимых губ. Только как его удержать? Как предаться ему без остатка, без сожалений и страха, без упреков и сетований? Слаб человек и тем умножает свои горести несчетно».

Невольно пришла на память другая, давняя поездка: тоже в ноябре, из домика царя Петра на Петербургской стороне через Неву в деревянную часовенку за Фонтанкой, где при неверном свете лампад государь тайно обвенчался со своей возлюбленной.

«Только мне выпала честь сопровождать тогда царя и Екатерину, присутствовать при сем обряде, – с тоской подумал вельможа. – Никогда более не видел я государя и государыню столь сияющими, столь безмятежно радостными!»

Великий Петр, монарх российский, приказал долго жить. И цари не вечны! И самые геройские битвы уходят в небытие. И грандиозные свершения остаются в прошлом. И громкие победы забываются. Одна любовь остается у человека… одна мечта…

– А Меншикову я служить не присягался, – пробормотал вельможа.

– Что, Яша? – сонно спросила дама.

– Все хорошо, спи…

Пришлось выйти в отставку, покинуть Петербург, обжитый дом, лабораторию, забросить опыты… «Ну, не беда, наверстаю! Подмосковную усадьбу оборудую, как захочу. Подземные хоромы устрою, тайные ходы проделаю, чтобы дворовых да иных людишек зря не будоражить».

Багрово светилось пламя за печной заслонкой, вздрагивала, потрескивая, свеча. Во дворе распрягали и кормили лошадей.

Вельможа боролся с дремотой, напрягал слух. Чудится ему, или правда кто-то прильнул к двери, шепчется, достает клинок из ножен? Ах, ты! Не подвел его дар провидения…

Скрипнула дверца… Первым сунулся хозяин. Блеснул в красноватом сумраке нож постояльца, и грузно, беззвучно осело тучное тело. За ним хоронился высокий, сильный человек в черном камзоле и парике, с бледным лицом и длинным, как у птицы, носом. Один из тех, что закусывали в трактире пирогами. Завязалась короткая, жестокая схватка. Длинного вельможа одолел не сразу, – ловок оказался вор, скользок и увертлив. Но и с ним управился Яков Вилимович, сказалась боевая закалка.