Дерзкая - Н Шитова

За всю мою жизнь никто ни разу не сказал мне грубого слова, никто ни разу не оскорбил и, не дай Бог, не ударил меня. мне не с кем было даже перекинуться парой колкостей. Можно ли вообще вообразить себе такую тепличную жизнь? Наверное, нет. Хотя и нарочно такого не придумаешь. Впрочем, Мариэла была счастлива в тягучей, неспешной, раз и навсегда установленной атмосфере.

Но по-настоящему счастливой я стала год назад.

Фелим, повзрослев, избрал своей профессией создание гоночных автомобилей. Кто знает, может быть, именно это и было его мечтой, и он добился, чтобы она стала реальностью. Но так или иначе, это стало его страстью. Одер говорил мне, насколько ценили и уважали Фелима в клубной команде машин класса "торнадо", при которой тот был инженером.

Я сначала была совершенно равнодушна к бешено ревущим жучкам, стремительно отмеряющим на трассе круг за кругом. Потом я все же заинтересовалась, что же могло привлечь во всем этом Фелима? Мне трудно было это понять. Но все изменилось после того, как Фелим впервые взял меня на соревнования. Впервые я видела гонку не на экране видеоприемника, а живьем. И впервые я не слышала нарочито бодрого, нудного комментатора, который обычно сопровождает репортажи для дилетантов, которые сами не в состоянии уследить за расстановкой сил на трассе, и для любителей дешевых сплетен о знаменитостях. Мне же Фелим отдал один из свободных переговорников. Все наушники и микрофоны, принадлежащие команде, были связаны в одну сеть. И едва я надела наушники, как незнакомый стремительный мир ошеломил меня, очаровал и намертво приклеил к себе.

С тех пор я редко пропускала соревнования, полюбила бывать с Фелимом на тренировках на стадионах и в клубе. Он находил мне место на территории бокса команды, откуда было все видно: и трасса, и суета техников, и предстартовые ритуалы пилотов. Когда же начинали оглушительно завывать моторы, и разноцветные жучки-"торнадо" пускались в многочасовую гонку, я надевала переговорник и погружалась в водопад страстей. Чего только не приходилось услышать за время гонок! Те, кто смотрит и слушает обычные репортажи, даже не представляют, какой суррогат из сплетен и досужих рассуждений им подсовывают каждый раз. Я же смотрела и слушала, боясь пропустить хоть слово.

Я слышала яростные споры инженеров и техников, которым за считанные секунды приходилось находить единственно приемлемое техническое решение. Я слышала их обсуждения хода гонки, сопровождаемые такими тонкостями, что вначале незнакомые термины звучали, как фантастическая музыка. Я слышала короткие команды диспетчера пилотам, частенько перемежающиеся крепким словцом или соленой шуткой. А самые молчаливые люди -пилоты... Я слышала их голоса редко, только тогда, когда они просили совета или помощи, или огрызались, когда были недовольны балаганным трепом шутников.

Я удивлялась, как каждый из клубной команды, имеющий свою отдельную задачу, мог разобраться в этой мешанине голосов. И только позже, много позже я смогла понять, что в какофонии голосов, перебивающих и заглушающих друг друга, есть, тем не менее, своя величественная упорядоченность, иерархия, слаженность и точность, подчиненные одной общей цели: победе.

Мне казалось, что это была настоящая жизнь. А если уж быть до конца точной, то это была лишь одна из сторон жизни, но дающая такие сильные эмоции, без которых некоторым натурам очень трудно жить, а раз окунувшись в них, невозможно отказаться, как от наркотика. Это была жизнь, резко отличающаяся своим темпераментом от той, что я знала с детства, лихая, не терпящая тягучести и неизвестности. Это было ново, красиво, зажигательно. После моего затворничества на меня обрушилась масса новых знакомств. Множество людей настолько поражали мое воображение, что я была довольна уже тем, что просто нахожусь среди них, вижу, как они действуют, слышу, что они говорят.

И все они, какие бы функции они ни выполняли в команде, упивались тем, что они делают. Потому что не было главных и второстепенных. Все были заняты общим делом. Как один большой дружный улей. Только в этом улье каждая пчелка была поистине незаурядной личностью.

Мне доставляло удовольствие наблюдать за людьми во время работы на соревнованиях. Смотреть им в глаза. Замечать четкие отработанные жесты. Особая статья -- пилоты. Откуда только брались эти отчаянные люди, удел которых все время оставаться на виду, завершать своими отчаянными прорывами общую, выстраданную всей командой работу? Именно пилоты оказывались в самом центре переплетенных между собой страстей. Битва техники друг с другом. Борьба пилота с капризами этой техники и с погодой на трассе. Столкновение характеров и нервов соперников. И не нужны многословные комментарии, воспевающие героизм и волю к победе. Лучше бы вместо пустых слов посмотрели хоть раз в глаза человека, сидящего в кабине жучка перед стартом, когда уже инженеры и техники перестали мучать машину и пилота последними наставлениями, когда датчики еще безошибочно следят за состоянием систем и телеметрия не подводит. Сколько упорства и надежды на себя, на машину, на друзей, сколько нетерпения поскорее сорваться со стартового места. И посмотрели бы они в эти глаза потом, когда гонка для пилота кончена. Кончена победой, подходящей позицией на финише, безнадежным местом в хвосте итоговой таблицы, досадной мелкой поломкой на трассе, серьезной аварией -- выбор.

Именно там, на соревнованиях, в мою жизнь вошел Одер. Я сразу заметила этого красивого стремительного парня, немногословного, чуть-чуть замкнутого. Он был еще новичком в клубе и ездил всего второй сезон. Фелим восхищенно отзывался о нем, и действительно, Одер Виттмар стал постепенно выигрывать этап за этапом. Перед стартом он взял за правило приветственно махать мне рукой и показывать поднятый вверх большой палец. После финиша поздравления он принимал смущенно и радостно, искренне благодарил друзей. Напоследок он всегда снова махал мне рукой.

Однажды мне пришлось остаться дома, я наблюдала гонку по видеоприемнику. Одера вынесло с трассы на полной скорости, жучок влетел в резиновые блоки заграждений. Такая неудача случилась с ним впервые, Одер водил свой жучок азартно, но аккуратно. Никогда он не позволял себе ненужного риска, боялся подставить других пилотов. И вдруг сошел совершенно на пустом месте. В тот вечер после соревнований Фелим вернулся домой не один, а в компании Одера, подавленного и мрачного. "Это произошло со мной, потому что сегодня я остался без своего самого дорогого талисмана", -- пояснил он в ответ на мои расспросы.

И все. Все было решено слишком быстро. Мы только потом начали узнавать друг о друге разные бытовые мелочи. После того, как поняли, что стали совершенно неразлучны. Я была для Одера талисманом. Он стал самым популярным и любимым пилотом у болельщиков. Его полосатый желто-коричневый жучок с любого стартового места практически всегда вылетал вперед и вел гонку за собой. И почти ничто не могло ему помешать.