Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского - Александр Летуновский

— То верно говоришь.

— Вот русский человек и тянется к Господу, который объединит нас, спасёт и защитит. Не о том ли мы с тобой толковали, когда решили сюда переселиться, чтоб к Богу

ближе быть? В обители Сергиевой всякого примут: замерзающего и бездомного приютят и обогреют, голодающего напитают, сироту призреют, болящего исцелят — всяк подмогу найдёт.

— Так ведь мужик сказывал, что в обители той всё худостно да нищетно, где же они на приходящих пропитание возьмут?

— Там братья все, да и сам отец Сергий трудятся без устали, огороды держат, другие работы делают. И добрые люди, по заповеди Божией, помогают обители от своих достатков. А тратят братья на себя самую малость, только на самое необходимое, всё остальное идёт на людей приходящих, нищетных да болящих.

— Може оно и так.

— Ну, а раз так, — подвёл итог разговору Иван, — съездил бы ты с сыном к отцу Сергию, поможет он твоему горю.

— Ладно, — согласился Еремей, — вот упряжь налажу и поеду.

— Пойду я. Да поможет вам Бог.

— И тебе Бог в помощь, — ответил Еремей, но, вдруг спохватившись, спросил: — А зачем приходил-то?

— Хотел просить тебя помочь мне кое в чём, да вижу, тебе не до меня, как-нибудь сам управлюсь, — ответил Иван и ушёл.

Слова соседа запали в душу Еремея, и он, закончив чинить упряжь, собрался ехать в Сергиеву обитель.

День выдался непогожий. Выпал первый снег. Мороз был ещё слабый, холодный ветер уносил с собой последнее тепло, земля постепенно остывала. Выехал Еремей рано утром и к полудню собирался быть на месте. Дорога шла лесом, телегу постоянно трясло на корнях деревьев и кочках. Больной ребёнок лежал на сене, завёрнутый в одеяло и накрытый тулупом. При каждом толчке он тихонько попискивал. Еремей оборачивался, с тревогой смотрел на сына и шептал:

— Господи, помоги мне довезти дитятко наше до человека Божия. Верю я, что он непременно исцелит его.

Постепенно ребёнок пищал всё слабее и вскоре совсем затих. Еремей немного успокоился. Дрожа от холода, он смотрел только на дорогу, стараясь объезжать кочки. Подъехав к обители, Еремей слез с телеги и, разминая затёкшие ноги, подошёл к воротам и постучал. В открывшуюся калитку выглянул инок.

— Что надо, добрый человек?

— Вот дитя крепко хворает, мне бы к отцу Сергию, — жалобным голосом произнёс Еремей.

Инок открыл ворота и махнул рукой.

— Заезжай, лошадь вон там привяжи и пойдём, я провожу тебя к игумену.

Еремей завёл лошадь во двор, бережно взял ребёнка и последовал за провожатым.

Подойдя к келье, инок постучал. Вышел Сергий. Поклонившись ему, привратник сказал:

— Отче, к тебе богомолец с хворым ребёнком.

— Войди, чадо, — Сергий пропустил вперёд Еремея и вошёл вслед за ним, закрыв за собой дверь.

Инок вернулся к воротам.

В келье было тепло, в очаге горел огонь. Сергий взял ребёнка из закоченевших от холода рук Еремея и положил его на лежанку. Затем добавил в очаг несколько поленьев, вернулся к лежанке и развернул одеяло. Ребёнок лежал недвижно, с закрытыми глазками.

Еремей опустился перед Сергием на колени и со слезами стал просить его:

— Отче святый, умоляю, спаси дитя моё.

— Встань, сын мой, — сказал ему Сергий, помогая подняться.

Тот встал, посмотрел на ребёнка, наклонился к нему, прислушался. Отпрянув, застонал:

— Господи, сыночек мой ненаглядный помер! Когда я его из избы выносил, он живой был. Что же мне делать?

— Вижу я, человече, от печали ты неразумием одержим. Всё в руках Божиих. Ты оставь нас, пойди. Инок, что у ворот, устроит тебя согреться и отдохнуть.

Сергий говорил спокойным голосом, однако его спокойствие не подействовало на несчастного отца, который запричитал ещё громче:

— Лучше бы сыночек мой умер дома, тогда я не оскудел бы верою, которую доселе питал к тебе, человече Божий. Прости меня, отче, пойду, приготовлю гробик для любимого дитяти.

Еремей, так и не снявший полушубка, выбежал из кельи, оставив дверь нараспашку. Сергий закрыл за ним, подбросил в очаг дров и стал молиться перед иконами. Потом подошёл к ребёнку, опустился на колени, продолжая молиться неслышно, одними губами. Сергий всегда молился молча. Он знал, что Господь слышит не звуки слов, а смысл молитвы, исходящей из глубин души преданного Ему человека.

За окном совсем стемнело. Сергий, с трудом разгибая затёкшие ноги, поднялся с колен, зажёг свечу и подложил в очаг дров. Снова опустившись перед ребёнком на колени, продолжал молиться. Иногда он клал руки на грудь мальчика.

Время шло, свеча догорала. Сергий опять поднялся с колен, растирая затёкшие ноги, зажёг новую свечу, снова подложил дров в очаг, повесил над огнём котёл с водой. Подойдя к стене, на которой висели высушенные травы, из множества пучков выбрал три. Когда вода закипела, зачерпнул кружкой кипятку и бросил в него целебные травы. Сделав отвар, опустился перед ребёнком на колени и продолжал молиться, положив руки на дитя и склонив голову. Так он молился до рассвета.

Наконец в окно пробился первый солнечный луч, ребёнок открыл глаза, посмотрел на Сергия и коснулся своей ручонкой его руки. От неожиданности Сергий вздрогнул, поднял голову. Лицо у него было осунувшееся, бледное, глаза ввалились. Посмотрев на дитя, Сергий перекрестился, встал. Перелив в другую кружку отвар, он добавил туда горячей воды из котла. Бережно приподняв голову ребёнка, стал его поить. Затем, взяв дитя на руки и баюкая его, долго ходил по келье.

Новый день был ясным, холодный ветер, дувший накануне, сменился на тёплый, лёд на лужах растаял. Дверь в келью отворилась, и на порог вышел Сергий. Ослеплённый ярким солнечным светом, он закрыл глаза, подставив измученное лицо ветру. Так он стоял, пока не услышал чьи-то быстрые шаги. Открыв глаза, увидел Еремея, идущего в его сторону с небольшим гробиком в руках. Подойдя к келье, несчастный отец остановился, посмотрел на Сергия красными от бессонницы и слёз глазами.

— Напрасно ты, человече, поторопился так возмутиться духом. Отрок твой жив, — успокоил его Сергий.

Не поверив, скорее, не поняв смысла сказанного, Еремей решительно открыл дверь и прошёл в келью мимо отстранившегося Сергия, опять забыв прикрыть дверь.

На лежанке, освещённый ярким дневным светом, проникшим в келью через открытую дверь, лежал его ребёнок, улыбался и играл ручонками. От неожиданности Еремей выронил гробик и остановился, как вкопанный. Вошёл Сергий, закрыв за собой дверь. В келье опять воцарился полумрак. Придя в себя и, наконец, осмыслив случившееся, счастливый родитель упал перед Сергием на колени, поклонился до земли и со слезами на глазах запричитал: