Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского - Александр Летуновский

— Помогите нам, Господи и Всемилостивая Богородица. — Сергий перекрестился.

— Кстати, по воле Господа в том же году как ты был возведён в сан игумена, я был утверждён от Вселенского Патриарха Каллиста в звании Митрополита. Выходит, водно время призвал нас Господь пасти стадо Христово.

— Только не сподобил Всевышний нам раньше встретиться.

— Дела неотложные препятствовали тому. Трудное было время, на Русскую метрополию хотел распространить своё влияние ставленник западных князей. Чтобы избежать церковных смут, пять годов тому назад мне снова пришлось ехать в Царьград. Тогда Патриарх подтвердил моё право считаться Митрополитом Киевским и Великой Руси.

— Слава тебе, Господи! — Сергий перекрестился. — Не позволил Господь отдать Русь Православную под западное влияние.

— Так вот, когда я возвращался из Царьграда, на море поднялась страшная буря, и корабль наш каждую минуту готов был исчезнуть в пучине. Я усердно молился и дал обет, если мы спасёмся, возвести храм во имя того святого, которого память будет праздноваться в день высадки нашей на берег. Господь услышал мою молитву, настала тишина, и корабль благополучно пристал к берегу шестнадцатого августа. Скопившиеся в моё отсутствие дела по управлению Церковью замедлили исполнение моего обета. Теперь хочу исполнить моё давнее обещание — поставить монастырь в честь нерукотворной иконы Спасителя. — Митрополит выжидающе смотрел на Сергия.

— Доброе дело затеял ты. Да поможет тебе Господь выполнить его. А чего потребуешь от сына твоего?

— Друг мой любезный, хочу просить у тебя одного благодеяния и надеюсь, что твоя любовь не откажет мне в этом.

— Мы все готовы служить тебе, владыка святый, — ответил Сергий смиренно.

— Уступи мне одного из учеников своих настоятелем в обитель, что на Москве будет.

— Твоя воля, владыка. Есть у меня богомудрый и прилежный ученик Андроник.

— Благодарю тебя сердечно, друг мой. Тогда пусть он едет со мной в Москву.

— У меня тоже есть к тебе просьба, владыка. Брат наш Мефодий пожелал основать обитель в пустынном месте и просит на то благословения.

— Разлетаются птенцы, тобой воспитанные, по Руси сеять слово Божие. Возьму я с собой Мефодия и благословлю его на дело Богоугодное, а место для обители он сам выберет. Обитель Пресвятой Троицы в знак благодарности я наделю милостынею. Вам ещё много строить надо. Ведь число братьев всё прирастает.

— Благодарю тебя, владыка святый, за щедрость твою. — Сергий поклонился. — Недостает нам келий свободных для приходящих странников, нищих и болящих, которые подолгу у нас отдыхают, пользуясь полным довольствием и покоем. Бывает, что кому-то приходится в зимнее время от сильного мороза или бурной метели задержаться в обители долее обыкновенного. Получают они у нас всё необходимое, но ютятся в тесноте. Теперь, владыка, твоей щедростью мы к осени поставим для странников приходящих дом странноприимный.

— Разумны и угодны Богу дела благочестивых братьев ваших. Великое дело совершаете, оказывая бескорыстную помощь нуждающимся и неустроенным в миру. Да поможет вам Господь. — Митрополит перекрестился.

— Однако, владыка, мир часто бывает несправедлив, когда он ненавидит людей, которые, оставляя его на всю жизнь, навсегда обрекают себя желать ему истинного добра в непрестанных молитвах и не только желать, но и своими делами доставлять то, чего желают.

— К сожалению, друг мой, в благочестивых пустынножителях, отрекшихся от мира, мир не хочет видеть деятельных сынов отечества и мужей государственных, он даже презирает их. Святые подвижники подвигами благочестия и чистыми молитвами отводят от мира громы раздражённого неба и низводят на него могущественные и действенные благословения, а мир отвергает своих благодетелей! Если бы мир судил о них хотя бы только по одним временным выгодам, и тогда он отвергал бы в них свою собственную пользу; ибо если он считает их ни к чему неполезными, то ясно, что он не знает собственных выгод.

К беседующим подошёл Михей и поклонился.

— Трапеза готова.

После трапезы митрополит и игумен вернулись в келью и продолжили беседу.

— Поведай мне, как вы тут живёте, как поучаешь братьев своих, — поинтересовался митрополит.

— Нет, владыка, я никого не поучаю. У нас все равны. Учу я их делами своими. Кто стар али слаб телом, для того работу делаю: колю дрова, ношу воду, копаю огород, иногда готовлю пищу, помогаю ставить кельи. Стараюсь облегчить братии трудную жизнь пустынную. Иногда братья мне в том помогают. Указую пример братии в молитве, в посте и бдениях.

— Понимаю я так, что ты стараешься жить по правилам общежития?

— Так, владыка, о том и братья многие меня спрашивают: почему мы не живём общиной? Говорят они, что монахам следует жить общиной, чтоб у всех всё было общее, и молитва, и труд, и пропитание, и невзгоды, и радости. Братья не должны прятаться по своим кельям-домикам и жевать каждый свой кусок, когда в соседней келье голодают. Перед Богом все равны. У батюшки моего Кирилла, царствие ему небесное, было много книг. Читая жития святых, постиг я, что мы приняли от греков монашество в форме особожительства, и только спустя пятьдесят лет после крещения Руси Бог воздвиг между нашими монахами Антония и Феодосия Печерских, которые ввели у нас общежитие.

Митрополит, давно размышлявший о введении в русских монастырях общежительства, был обрадован, что нашёл единомышленника, тем более такого славного игумена, известного во многих местах. Немного помолчав, он ответил:

— Истину молвишь, друг мой. Нестор говорит, что когда Феодосий, а было то отнюдь не прежде 1051 года, пришёл из своего Курска в Киев, чтобы постричься в монахи, то ни в одном монастыре не был принят по причине своей бедности. Так было в монастырях особожительных, в которые принимали не иначе, как со взносом денег. Однако, будучи неутомимым тружеником и сильным молитвенником, Феодосий стал учеником Антония, который сам почти постоянно пребывал в пещере, стал его руками и сердцем устрояемой Киево-Печерской обители. Там спустя семьдесят пять лет после принятия нами христианства Феодосием Печерским было введено монашество в подлинном и истинном виде общежития. Но общежитие не имело у нас той судьбы, чтобы совершенно вытеснить собою особожитие и потом навсегда остаться единственной формой нашей монашеской жизни. Постепенно общежитие снова исчезло из наших монастырей и уступило место особожительству.

Сергий, заметив, что митрополит заинтересовался его замечаниями об общежитии, решил развивать эту тему:

— Теперь на Руси воздвигается много новых монастырей и во всех устанавливается особожительство братьев. Однако это не соответствует понятиям истинного, строгого монашества, которое предусматривает полное отречение человека от мира, следовательно, от всякого стяжания, от всякой собственности.