Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник) - Лариса Склярук

– Хорошо, – опять только и смог сказать Исроэль, кривясь от боли, – но поспешим, Кароль. А то ворота на ночь закроют.

Потихоньку, разговаривая, они направились к воротам, ведущим в гетто, пугая своим видом добропорядочных горожан, попадающихся им навстречу.

– И что же, Кароль, ты не помнишь папу и маму?

– Нет! – отрезал офицер. – Я уже сказал тебе, я их не знаю.

– Ладно, ладно. А сестру Мирьям?

– О-о-о! Сколько можно повторять. И ее тоже.

– Ладно, ладно, не злись, – примирительно поспешил юноша. Но, страдая от ушибов, припадая на ногу, дотрагиваясь рукой до подбитого глаза, все же нашел в себе силы лукаво спросить: – А… Сару? Сару ты тоже не помнишь?

– Да нет же! – выкрикнул, скривившись то ли от ломоты в теле, то ли от вопросов, Кароль. – Кто это?

– Твоя невеста.

– Хм…

– У тебя через месяц свадьба.

Кароль промолчал. «Невесты только мне не хватало». И он перевел разговор на другую тему:

– А кстати, почему этот бегемот Франтишек, ну и имечко, так странно произнес слова «рыжий еврей»?

Исроэль недоверчиво взглянул на Кароля, как бы не совсем веря в его забывчивость, но, вспомнив свое обещание и чуть помолчав, объяснил:

– Есть поверье, что десять северных колен израилевых, которые исчезли еще в библейские времена, на самом деле заперты где-то там, в Кавказских горах. Но они вернутся, обязательно вернутся отомстить всем преследователям евреев. Их и называют рыжие евреи.

– Чушь, – пренебрежительно отмахнулся Кароль. Слова о мщении ему как-то не понравились. – Но почему рыжие?

– Ну, рыжих вообще не любят, – печально сказал Исроэль, – их считают лживыми, хитрыми, кровожадными, дурными, опасными. Наверное, поэтому они все и думают, что в том неизвестном, закрытом от всех царстве живут именно такие опасные рыжие евреи.

Какое-то время Кароль молча обдумывал услышанные средневековые легенды и предрассудки и насмешливо оглядывал Исроэля – опасного рыжего еврея. Затем вернулся к вопросу, сильнее его взволновавшему.

– И с чего они взяли, что я еврей? – ворчливо возмутился он, имея в виду Иржи и Франтишека.

– По шапке, – простонал в ответ Исроэль.

– По какой шапке? – недоуменно переспросил Кароль и, сняв с головы, внимательно оглядел свой странный головной убор, похожий на остроконечный колпак. – По этой?

– Раньше евреи были обязаны носить такие колпаки, чтобы христиане видели, что перед ними еврей.

– Раньше. А теперь обязаны?

– Да нет, – неопределенно протянул Исроэль.

– Нет! – заорал Кароль. – Так зачем же, – он задохнулся от злости, – зачем мне ее напялили?!

– Никто и не пялил, – обиделся Исроэль, – ты сам надел, из принципа и в память о былых гонениях.

Размахнувшись, Кароль с силой швырнул колпак в сторону. Шапка ударилась о стену и упала в сточную канаву, шедшую вдоль всей улицы. Женщина, выливающая в канаву из большого глиняного горшка помои, вздрогнула и погрозила кулаком. Кароль посмотрел, как вылитые помои потекли вдоль улицы, и тихо спросил:

– Какой сейчас год?

– 1623-й.

С 1618 по 1648 год в Европе шла Тридцатилетняя война. Религиозное столкновение между протестантами и католиками. А началось все в Праге. Оппозиционные дворяне-протестанты во главе с графом Туром выбросили из окон Чешской канцелярии королевских послов-католиков. Правда, католики остались живы и утверждали впоследствии, что их спас Бог.

– Нет, – отвечали протестанты, – вас спасла грязь во рву, в которую вы упали.

Следствием этой потасовки стала Тридцатилетняя война, и ее первый период известен в истории как чешский. Всего через два года, в сражении у Белой Горы 8 ноября 1620 года, католики разгромили протестантов. И в Чехии начался католический террор. Ярко запылали костры инквизиции, чешский язык запрещался, труды чешских ученых уничтожались.

Костры инквизиции не жгли евреев. На кострах пылали еретики, то есть те, кто, как считала церковь, отвернулся от истинной веры. А евреи изначально были чужими. Более того, церковь, в принципе, не поддерживала нападки на евреев. Они ей даже были нужны как доказательство того, как плохо приходится тем, кто верит в неверного Бога. Поэтому евреи того времени частенько изображались с завязанными глазами, то есть не видящие, слепые в своей вере.

Но чернь, невежественная и грубая, пропитанная предрассудками и страхом, в любое тяжелое смутное время, будь то эпидемии, голод или войны, искала и находила виновных. Евреи и опять евреи. Потому Исроэль и отговаривал Кароля гулять по Праге. Смутное время!

В тот час, когда они добрались до ворот гетто, уже всходила луна. Улицы еврейского квартала были пустынны, в домах готовились к ужину.

Но появление побитых «братьев» не прошло незамеченным. Жители высыпали на улицу, и, пока пострадавшие добирались до дому, Исроэль успел несколько раз поведать всем, как они храбро сразились с двумя чехами, как побили их и только вмешательство священника спасло забияк от полного разгрома. Слушая, как Исроэль перевернул все произошедшее, Кароль лишь пожимал плечами.

Событие вызвало оживленное обсуждение жителей еврейского квартала. Причем мнения диаметрально разделились. Молодежь радовалась, а более пожилые неодобрительно качали головами, призывая молодежь не высовываться и не накликать беды и новых погромов.

В сенях старого, но хорошо сохранившегося деревянного дома их встретил отец, Йосеф бен Элазар. Это был пожилой, грузный человек в темном просторном одеянии, с озабоченным усталым лицом. Его лоб избороздили глубокие морщины. Темные глаза смотрели внимательно и строго. Аккуратная ермолка на голове и седая пышная борода придавали ему благообразный вид мудреца.

– Я старый человек, – без всякого предисловия сказал он при виде вошедших, – я видел на своем веку много горя. Не дело евреев драться. Еще Исаия, – он поднял указательный палец для весомости своих слов, – увещевал еврейского царя Езекию такими словами: «Будешь сидеть тихо и мирно – найдешь спасение».

Тут он еще раз неодобрительно оглядел пришедших. Исроэль от этого жесткого взгляда смешался, опустил голову, и весь его геройский вид исчез. Остался лишь жалкий побитый подросток с согнутой спиной и повисшими пейсами.

Кароль, напротив, твердо встретил взгляд. Он смотрел на еврея вызывающе высокомерно, заносчиво и презрительно. Минуту длилось это взаимное столкновение взглядов, затем Йосеф приказал:

– Идите наверх и приведите себя в порядок. Поговорим позднее. – И, повернувшись, он пошел в ту половину дома, где у него находился винный склад, стояли бочки с вином, сидел помощник, склонившийся над толстой растрепанной книгой, с пером в руке и открытым от любопытства ртом. А в самой середине склада находился каменный бассейн, куда можно было вылить вино, если бочка неожиданно лопалась.