Сокровища Мельк-Тауза - А Чжимбэ

— Мы остановимся здесь на обратном пути! — сухо ответил эмир и не стал слушать рассказов кавалов. В другое время эмир с удовольствием слушал бы рассказы о таких пожертвованиях, но что значат для него теперь эти отдельные бараны и быки, когда впереди ему мерещатся неисчислимые гурты овец, лошадей и рогатого скота?

Эмир торопился. Он старался не задерживаться в пути и всячески сокращал остановки для отдыха и ночлега. Лошади, на которых выехал эмир со свитой из Бадриэ, были заменены свежими. Этих лошадей эмир приказал взять у иезидов взамен своих.

Кавалы хмурились. Они рассчитывали, что присутствие эмира увеличит приток пожертвований, но на деле получилось что-то другое. Эмир мешал сбору дани, и кавалы не могли получить даже того, что они обычно собирали без эмира.

Падало настроение у кавалов. Появляясь в деревне с син- джаком, они уже не прыгали и не пели. Им было не до песен и плясок. Утомленные непрерывной ездой, кавалы мечтали о длительном отдыхе и не получали его. При каждой остановке синджак вносился в жилье наиболее влиятельного иезида и оставался здесь. Кавалы ели, пили и хмуро думали о том, как много денег прошло мимо них. Без эмира этого не было бы. Без эмира кавалы собрали бы хороший урожай. Удастся ли получить недополученное на обратном пути?.. А что если эмир и обратно поедет с той же недопустимой торопливостью?.. Тогда год ожиданий и рас- счетов пропал без пользы. Если подобные явления будут повторяться из года в год, то кавалам нечего будет делать, да и не будет смысла быть кавалом.

Старейший из кавалов подхлестнул лошадь и умчался вперед. Путь, по которому можно было двигаться с уверенностью в своей целости, кончался. Впереди еще одно иезидское поселение, а дальше — провинция, заселенная дикими и жестокими курдами. Через эту землю и мимо этих людей безнаказанно проходит не всякий. Положение осложнялось еще тем, что приходилось пробираться через проклятое Ущелье Несчастий.

Кавал мчался вперед и соображал:

«Необходимо в этом поселении задержать эмира, набрать денег и разведать путь. Кто знает, что может случиться впереди?..»

Прискакавший в деревушку кавал всполошил все население. К иезидам приближался не один синджак. Вместе с синджаком следовал и сам эмир-эль-хаджи. Землетрясение не произвело бы такого переполоха, какое произвела эта весть. Да и что такое землетрясение по сравнению с приездом эмира? С тех пор, как появилось на земле это убогое поселение иезидов, землетрясения были не один раз. Они уничтожали жалкие строения, превращали их в кучи и сравнивали с землей. Землетрясения были много раз, но эмир приезжает впервые. Поселение иезидов переживало небывалое. Крики и бестолковая беготня встревожили животных. Собаки лаяли и выли, козы и бараны метались среди людей и не находили места. Люди облеклись в праздничные одежды и бежали навстречу эмиру, а впереди них безумствовал от чрезмерной радости старый кавал. Своим поведением он показывал, как надо выражать свой восторг и радость. Скоро к кавалу присоединились вдохновенные добровольцы и стали прыгать и вопить так же, как прыгал и вопил кавал. Шумная встреча не доставила удовольствия эмиру. Он нахмурился и равнодушно смотрел на беснующихся людей, а они лезли к нему, цеплялись за повод и целовали стремя и пыльную обувь.

Старый кавал стаскивал с лошадей свиту эмира и заставлял их плясать и петь. Кавалы не понимали своего товарища. Какой смысл даром тратить силы, когда через час- другой эмир снова двинется в путь?.. Но в голосе и в лице старого кавала была непреклонность и настойчивость, и кавалы послушно спустились с коней. Один из них нес вынутый из-под лохмотьев синджак, а остальные плясали впереди и пели. От ног пляшущих облаком поднялась пыль и закрыла собой и эмира и всю толпу.

Эмир и синджак остановились в жилье иезида, от которого кавалы ожидали наиболее щедрой дани. Высоким гостям с необычной быстротой была подана пища. Эмир и ка- валы с жадностью накинулись на нее. Темное помещение наполнилось шумом от торопливого жевания. Внимание всех было сосредоточено на пище. Глаза не отрывались от блюда и выискивали наиболее вкусные и жирные куски, а челюсти спешили раздробить и перемолоть то, что грязные пальцы совали в рот. Челюстям приходилось торопиться, так как желающих овладеть аппетитными кусочками было много.

Одним из более торопливых был сам эмир. Он сидел на корточках над блюдом, нагнулся над ним и раздвинул локти, чтобы оттеснить от пищи бесцеремонных и жадных, как шакалы, кавалов. В каждой руке у эмира было по куску мяса, рот был переполнен, а глаза не отрывались от быстро убывающей пищи. Эмир не обгладывал костей с той артистической чистотой, с какой проделывали это кавалы. Эмир торопливо срывал с них мясо, а необглоданные кости бросал обратно на глиняное блюдо. Над этими костями должны поработать зубы кавалов и придать им надлежащий блеск и чистоту после того, как блюдо освободится от пищи. Так обращаться с костями мог только эмир. Только он мог оставлять своей свите объедки, и эти объедки свидетельствовали о его милости и заботе о подчиненных.

Головы эмира и кавалов бездействовали. Когда работают челюсти, мозг может отдохнуть.

У дверей жилья стояла притихшая толпа иезидов наслаждалась долетавшими до нее звуками. Там, в полутьме лачуги, вкушали пищу святые люди. Они удостоили жалкое поселение чрезвычайной милости. И то что они с такой жадностью уничтожают неприхотливую еду, свидетельствует об их великодушии и снисхождении. А когда помещение наполнилось трескучей, похожей на горячую ружейную перестрелку, отрыжкой, слушатели впали в восторг. Они никогда не слышали такой звучной и сочной отрыжки. Кава- лы были чрезвычайно светскими и воспитанными людьми, и желудки их могли выражать благодарность со свойственным придворным людям лоском.

Пресытившийся эмир свалился на ложе и уснул, а ка- валы, облегчив желудки, вынесли к толпе синджак. На этот раз их пение и пляски не отличались легкостью и стремительностью. На их осовевших лицах и в отупевших глазах оживление появлялось только при виде пожертвований. Пользуясь всеобщим восторгом и суматохой, кавалы сами выбирали дар синджаку. Вместо барана, они хватали теленка, а вместо теленка гнали корову. В славословие Мельк- Тауза вплетались слова укоров и порицаний.

— Нельзя быть таким скупым, когда к вам приехал сам эмир эль-хаджи. Он удостоил вас милости и веселья, а вы жалеете паршивую корову.

Владелец коровы на минуту переставал жалеть о вырванном у него даре. Ради такого необычного приезда, действительно, можно быть щедрее. И потерявший единственную корову иезид начинал скакать и петь и взывать к щедрости соседей.