Мистер Кэвендиш, я полагаю.. - Джулия Куинн

— Нет, — ответила Амелия. — За Мистера Одли.

Грейс от изумления открыла рот.

— Правда?

— Ты шокирована.

— Нет, конечно, нет, — быстро ответила Грейс. — Просто он такой красивый.

Амелия слегка пожала плечами.

— Да, наверное. Тебе не кажется, что он чересчур несколько обворожителен?

— Нет.

Амелия взглянула на Грейс с интересом. Ее «нет» звучало чуть более воинственно, чем ожидалось.

— Грейс Эверсли, — произнесла Амелия, понизив голос и быстро глянув в сторону вдовы, — ты влюблена в мистера Одли?

И тут же стало совершенно ясно, что это правда, поскольку Грейс начала бормотать, и заикаться, и издавать звуки, больше всего похожие на кваканье.

Амелия окончательно развеселилась.

— Ты влюблена.

— Это неважно, — промямлила Грейс.

— Это очень важно, — живо возразила Амелия. – А он в тебя? Не отвечай, я по глазам вижу, что да. Что ж, в таком случае мне определенно не стоит выходить за него.

— Ты не должна отказывать ему только из за меня, — сказала Грейс.

— Что ты сказала?

— Я не могу за него выйти, если он герцог.

Амелии захотелось ее стукнуть. Как она смеет отказываться от любви?!

— Почему это?

— Если он герцог, ему нужна будет подходящая партия. — Грейс серьезно оглядела ее. — Равная по положению, как ты.

— Не говори глупостей. Ты тоже не в приюте выросла.

— И так уже будет скандал. Он не должен усугублять его скандальной женитьбой.

— Скандально было бы жениться на актрисе. А о тебе будут шептаться не больше недели. – Она ждала, что Грейс ответит, но та выглядела такой взволнованной и такой… такой грустной. Амелия не могла этого вынести. Она думала о Грейс, влюбленной в мистера Одли, и о себе, плывущей по течению чужих ожиданий.

Ей бы хотелось, чтобы все было по–другому.

Ей бы хотелось быть другой.

— Не знаю, что на уме у мистера Одли, и каковы его намерения, — сказала она, — но если он готов всем рискнуть ради любви, то ты тоже должна быть готова. — Она наклонилась вперед и пожала Грейс руку. — Ты должна быть храброй, Грейс!

И улыбнулась. Грейс и себе в равной степени. И прошептала:

— И я тоже.

Глава семнадцатая

Поездка в Батлерсбридж проходила в точности так, как Томас ожидал. Он вместе с Джеком и лордом Кроулендом скакал на лошадях, чтобы насладиться прекрасной погодой. Они мало говорили; им не удавалось держаться на одной линии, чтобы поговорить. Все время кто–то из них либо увеличивал скорость скачки, либо отставал, и лошади обгоняли друг друга. Они могли только обмениваться формальными приветствиями.

Иногда кто–то что–то говорил про погоду.

Лорд Кроуленд крайне интересовался местными птицами.

Томас попытался получить удовольствие от созерцания окрестностей. Все здесь было зелено, даже больше, чем в Линконшире, и он задумался над годовым уровнем осадков. Если уровень осадков здесь был высок, не отразится ли это также на урожае? Или же это просто отклонение – Стоп.

Сельское хозяйство, скотоводство – чисто теория сейчас. У него нет ни земли, ни скота, за исключением коня. Да, вероятно, он им тоже не владел.

У него не было ничего.

И никого.

Амелия…

Мысленно ему явилось ее лицо, непрошено, но очень кстати. Она была большим, чем он ожидал. Он ее не любил – он не мог ее любить, не сейчас. Но почему–то…он скучал по ней. Это было смешно, так как она была в экипаже, в двадцати ярдах позади. И он ее видел на пикнике в полдень. И они завтракали вместе.

У него не было причины скучать по ней.

И все же, он скучал.

Он скучал по ее смеху, который звучал на особенно приятном вечернем мероприятии с ужином. Он скучал по теплому блеску ее глаз, тому, как они выглядели в раннем утреннем свете.

Как будто он когда–либо видел их в раннем утреннем свете.

И не увидит.

Но он все время по ней скучал.

Он посмотрел через плечо на экипаж, и был почти удивлен, что он выглядит так же, как нужно, и из окон не рвется огонь.

Его бабушка была в прекрасной форме сегодня. По одному он точно теперь не будет скучать, лишившись титула. Вдовствующая герцогиня Уиндхэм была не просто тяжкой ношей на его спине, она была чертовой Медузой–Горгоной, и ее главной целью в жизни было сделать его жизнь настолько тяжелой, насколько это возможно.

Но его бабушка была не единственной обузой, от которой он был рад избавиться. Бесконечная бумажная работа. Он не будет по ней скучать. Отсутствие свободы. Все думали, что он действует, как ему заблагорассудится, — все эти деньги, и власть должны были давать человеку полный контроль. Но нет, он был прикован к Белгрейву. Но это было раньше.

Он подумал об Амелии, ее мечтах об Амстердаме.

Ну, черт. Завтра же он мог бы поехать в Амстердам, если пожелает. Он мог бы сразу уехать из Дублина. Он мог увидеть Венецию. Вест–Индию. Ничто не могло остановить его, ничто…

– Ты счастлив?

– Я? – Томас удивленно посмотрел на Джека, потом понял, что насвистывает. Насвистывает. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так делал. – Да, я полагаю. Это очень приятный день, Вы так не думаете?

– Приятный день, – повторил Джек.

– Никто из нас не заперт в экипаже с этой злобной старой каргой, – заметил Кроуленд. – Мы все должны быть счастливы. – Потом он добавил, – Простите, — так как злобная старая карга все–таки приходилась бабушкой обоим его приятелям.

– Не стоит извиняться передо мной, – сказал Томас, чувствуя себя живым. – Я полностью согласен с Вашей оценкой.

– Я буду жить с ней? – Выпалил Джек.

Томас осмотрелся и усмехнулся. Разве не удивительно, что только теперь он осознал, насколько тяжелы ее обязанности? – Внешние Гибриды, приятель, Внешние Гибриды.

– Почему же Вы этого не сделали? – Спросил Джек.

– О, поверьте мне, я так и сделаю, если есть хоть малейший шанс, что я буду отвечать за нее завтра. А если нет… – Томас пожал плечами. – Мне потребуется какая–то работа, не так ли? Я всегда хотел попутешествовать. Возможно, я буду Вашим исследователем. Я найду самое древнее и холодное место на острове. Я повеселюсь от души.

– Ради Бога, – взмолился Джек. – Перестань так говорить.

Томас посмотрел на него с любопытством, но ничего не ответил. Не впервые он подумал, что же именно происходит в голове его кузена. Лицо Джека было изнуренным, а глаза холодными.

Он не хотел идти домой. Нет, он боялся идти домой.

Томас почувствовал какую–то искру в груди. Сочувствие, предположил он, к человеку, которого ему следовало презирать. Но ему нечего было сказать. Нечего спросить.

И поэтому он ничего не сказал. Вообще молчал весь остаток пути. Прошли часы, и воздух вокруг него стал холоднее с приближением ночи. Они ехали мимо очаровательных деревенек, через Кевен Таун, город побольше и пошумнее, и, наконец, через Батлерсбридж.