Иван Грозный - Казимир Валишевский

Вдруг произошло некоторое недоразумение. Оно затянулось и стало препятствием для успеха московской кандидатуры. Иван не мог себе представить, что он должен хлопотать о голосах польских избирателей да еще платить за них. Очень нужна ему Польша! Ведь это ей нужен король по вкусу. Если Иван подходит, пусть Польша и действует, как должно. Пусть является к нему и бьет челом, как все те, которые являются к нему ежедневно просить какой-нибудь милости. Иван не стеснялся говорить Гарабурде, что он никогда не отступить от своего обычая. Свое нежелание поступать иначе он объяснял совершенно неубедительными соображениями. Он говорил, что для него не пример то, что император и король французский присылают подарки избирателям в Варшаву. В действительности в Европе нет государей, которые вели бы свой род от непрерывно царствовавшего дома в течение более 200 лет, кроме его, потомка римских кесарей и турецкого султана. Это все знают, и Ивану нет надобности выпрашивать себе милости подобно другим.

Однако самая идея избрания на польский престол нравилась Ивану. Некоторое время он, казалось, готов был уступить требованиям поляков и согласиться на избрание Федора. Но, наконец, царь снова вернулся к прежнему – по его словам, действительное объединение государств могло бы произойти только под его рукой. Он соглашался на удовлетворение обеих сторон уступками. Польша получит Полоцк и Курляндию, а России уступит Киев и откажется от Ливонии. Кроме того, Иван требовал, чтобы титул царя всея Руси он мог ставить впереди своего нового королевского титула.

Быть может, Иван требовал многого. Но возможно, что при своем тонком уме он отлично угадывал скрытую игру польских магнатов и он предвидел, что повлечет за собой вступление его на трон, которым торговала эта знать. Польские вельможи заботились только о своих привилегиях. Теперь они просто отвлекали царя, боясь возобновления враждебных действий с его стороны против королевства, пока оно оставалось без главы. Но как бы чувствовал себя Иван перед ними, если бы и достиг престола, уступив их надменным требованиям? Последние слова, с которыми он отпустил Гарабурду, ясно обнаруживали его заднюю мысль. Он сказал, что лучше бы было, если бы Польша взяла себе в короли сына императора. Французского принца выбирать ей не следует, потому что он будет скорее другом турецкого султана. По дороге Гарабурду догнал посол Ивана и предложил еще менее приемлемые условия. В Польше думали, что московский государь примет католическую веру при вступлении на престол, Иван же теперь заявил, что он будет короноваться только русским митрополитом, католические епископы никакого участия в церемонии принимать не будут. Кроме того он оставлял за собой право строить в Польше столько православных церквей, сколько пожелает, и на старости лет может уйти в монастырь.

Этим был подготовлен успех Генриха Валуа. Хотя по некоторым сведениям, кандидатура Ивана была очень популярна еще накануне выборов. Мелкое дворянство крепко держалось за своего кандидата, и исход выборов зависел от него. Все дело было испорчено речами царского посла, который резко подчеркнул надменность и непримиримость Ивана. О Иване сложилось мнение, что это варвар, вполне заслуживающий дурной славы. Французский претендент воспользовался этим.

Поступил ли бы Иван лучше, если бы проявил больше податливости и, оставаясь московским царем, стал польским королем? Баторий сразу выказал много уступчивости; но он ведь не имел дела с боярами и ему не приходилось отстаивать в своем государстве усиливавшуюся самодержавную власть. В поведении Ивана сказалась эксцентричность, свойственная его темпераменту. Но образ действий главы опричнины и завоевателя Полоцка вполне понятен.

Как бы то ни было, а избрание Генриха Валуа было для Ивана чувствительным ударом. Царь намеренно преувеличивал характер и важность дружеских отношений его к султану. Его избрание смешивало шашки в той политической игре, где Ивану и без того было не легко разобраться. Скоро должны были возникнуть новые осложнения. Уже Иван III чувствовал себя обособленным, благодаря расторжению семейных уз, обеспечивавших союз с Польшей. Теперь Иван искал себе поддержки в сближении хотя бы с Испанией. Франция старалась ослабить Московское государство с помощью Дании. Она хотела установить свой протекторат над Ливонией и тем подорвать торговлю Нидерландов со всеми восточными рынками. Поэтому она выказывала готовность поддержать Фридриха II в его начинаниях, но здесь она не имела успеха и перенесла все свои планы в Стокгольм, женив одного из Валуа на шведской принцессе.

В оценке создавшегося положения и в попытках использовать его в своих интересах Иван обнаружил дальнозоркость и большие способности политика. С Польшей можно было не считаться. Новый король был занять своим упрочением на престоле. В Ливонии его полководец не имел и 200 лошадей и напрасно ждал ассигнования в 3000 флоринов. Осведомленный об всем, царь решил не терять времени. Первой его задачей было разгромить шведов в Эстонии, после чего можно было направить свое внимание и на поляков. Впрочем, пока войска двигались по спорной польско-русской границе, царь готов был начать переговоры с новым королем, но бегство Генриха Валуа расстроило все планы.

Нужно было все начинать сначала. Иван не мог оставаться равнодушным к новым выборам короля. По-видимому, поляки и литовцы также склонны были возобновить переговоры с царем и снова начать игру, которая раз уже оказалась такой удачной. В Литве и русских областях, находившихся под владычеством Польши, движение в пользу Москвы все усиливалось. Этому много способствовала католическая пропаганда. Магнус в Ливонии старался делать все, что могло навести страх на Польшу. Но Иван выказал по отношению к этому авантюристу слишком мало царственного великодушия и щедрости. Правда, 12 апреля 1573 г. он выдал за него одну из своих племянниц, Марью Владимировну, сестру предназначавшейся раньше ему в жены, но умершей Евфимии. Отец Марии, двоюродный брат царя, недавно был казнен по приказанию Ивана. Свадьба была отпразднована торжественно. Иван сам управлял хором певчих, стоя на клиросе. Вместо регентской палочки он пользовался своим жезлом с железным наконечником, порой отбивая им такт по головам исполнителей. Петр Великий впоследствии таким же способом выражал свою царскую виртуозность. Но приданное в 5 бочек золота и прочее так и осталось только лишь обещанием. Магнусу пришлось удовлетвориться очень скромным уделом: Иван отдал ему городок Каркгуз. Он, очевидно, должен был еще выслужить и деньги, и корону, которой его соблазняли. Он и старался выслужить. Подкрепив немецкие войска отрядом татар, он оставил сравнительно хорошо защищенные шведские владения и направил все свои усилия на польскую область, стараясь принудить к сдаче замок Салис и угрожая Пернау и Риге. Для польских и литовских вельмож это было лишь лишним доводом в пользу испытанной уже ими политики. Они старались подольше занять своего страшного соседа обещаниями короны, которую вовсе не намерены были ему вручить. Мелкое дворянство было настроено иначе, оно уже сложило даже пословицу: «Ву byl Fiodor jak Jagiello-dobrze by пат bylo». Донесения папского нунция Винцента Лаурео ясно изображает такое настроение. С ними совпадают и показания данцигских агентов, отличавшихся хорошей осведомленностью.

Иван недостаточно знал ту среду, в которой он должен был действовать, чтобы воспользоваться выгодным для него настроением. Он не понимал различия между нравами обоих государств. Он по-своему, как настоящей полуазиатский властелин, понимал свою популярность в Польше. Он думал, что те гонцы, которые являлись к нему, отдавали ему государство в полное его распоряжение. Вместо того чтобы послать в Варшаву своих уполномоченных, которые постарались бы обеспечить ему как можно больше голосов, он сам ждал послов из Варшавы. На предварительном сейме в Стезиге в 1575 г. все были удивлены прибытием от царя простого вестника, который ничего положительного не привез и ничего не обещал. Все надеялись, что на избирательном сейме в ноябре Иван проявить больше готовности идти навстречу нации. Сам архиепископ Уханский, являвшийся главой королевства в эпоху междуцарствия, был на стороне Ивана и даже посылал ему образцы грамот, которые тот должен был отправить важнейшим магнатам. Уханский не сомневался, что Иван объявит прежде всего о своем обращении в католицизм. Депутаты и сенаторы были в напряженном ожидании и рассылали гонцов по дорогам навстречу тому московскому посольству, которое, по их мнению, должно было привезти щедроты и выгодные предложения царя. Но их ожидало горькое разочарование. В решительный момент Иван ограничился только присылкой письма, составленного в самых высокомерных выражениях. В нем извещалось, что позже будет прислано посольство среднего ранга, как полагается для страны без государя.