'Небесный огонь' и другие рассказы - Олеся Александровна Николаева

Франции тоже. В вашу сторону даже никто и не посмотрит. Нужны вы им! Ах, а какая княгиня красавица была в молодости! А какая умница! Она будет очень довольна.

Муж мой несколько скептически к этому отнесся — какая‑то там княгиня, старая барыня на вате, икра в железных банках, которая, конечно же, зазвенит. А тут еще пришлось вынуть из сумки «сувениры» для швейцарской подруги, чтобы рассовать их по чемодану. А это — россыпи, россыпи бус из полудрагоценных камней. Промышленное количество! Если бы я хорошо не знала свою швейцарку, я бы заподозрила, что она собирается этим приторговывать… Ну все! Банки зазвенят. Таможенники заставят открыть чемодан, а там — этот гранатово — агатово — сердоликово — янтарный блеск! Контрабандисты!

Приезжаем мы в Шереметьево, а на душе как‑то скверно. Сейчас начнут потрошить чемоданы… А я, краснея, начну разыгрывать слабоумие, скажу: да? неужели? разве икру нельзя? да какие ж это драгоценности? Так, бижутерия дешевенькая… Угу, так они и поверят!

Подаем паспорта, декларации:

— А почему без денег летим? Или не указали? — спросил таможенник.

— Потому что бедные, — сказала я.

— Знаем мы таких бедных. А потом — по десять магнитофонов с шубами оттуда везут!

Махнул рукой:

— Свободны!

И — даже не заметил, что мы так и не поставили наш чемодан на просвечивание!

Прилетели мы в Женеву, передали ожерелья нашей подруге, порадовались, что водка не разбилась, икра не открылась, прочитали лекции, провели литературный вечер, получили деньги и за выступления, и за дорогу. Собирались уже покупать билеты на поезд в Париж, как вдруг выяснилось, что в паспорте у нас стоит пометка: въезд во Францию исключительно через аэропорт Шарль де Голль. Вот и попались: на сей раз банки‑то зазвенят! Может, молитва отца Владимира на швейцарских кальвинистов и агностиков и не подействует! А кроме того — авиабилеты здесь очень дорогие, все наши денежки уйдут на них.

— Да зачем вам лететь? — сказала моя швейцарская подруга, щеголяя в янтарях. — Мы сядем на мою машину, переедем через границу, и я вас отвезу в Белль — Гард — это ближайшая от Женевы французская железнодорожная станция на пути в Париж. Там вы возьмете билет и поедете себя спокойно.

— А граница? Ты же слышала — мы имеем право въезжать во Францию только воздушным путем.

— А, — махнула она рукой. — Рискнем!

Взяли мы нашу водку, взяли икру и поехали нарушать границу. Мысленно я, конечно, взывала к Господу, прося его спасти нас «молитвами протоиерея Владимира Рожкова», и все обошлось. Швейцарские пограничники с таможенниками в этот ранний час, очевидно, пили свой утренний кофе и ели свой

«пти дежене», а французские, по всей видимости, приходили в себя после вчерашнего суаре, потому что на протяжении всего пути до Белль — Гарда мы не встретили ни одного человека… А там, как и намеревались, купили билеты и на скоростном поезде через несколько часов достигли Парижа.

Там я позвонила княгине, сказала, что приехала с мужем и привезла ей гостинцы от отца Владимира Рожкова. Она бурно обрадовалась, воскликнула: «Душка, как я мечтаю с вами увидеться!», назначила встречу в одиннадцать утра у храма Алезия, подкатила на «Мерседесе», мы с мужем туда влезли, она повезла нас в шикарный ресторан «У ангелов», в котором еще никого из посетителей не было, и нас окружили разом все официанты во главе с метр — д-отелем:

— Княгиня, как мы рады вас видеть! Вы прекрасно выглядите!

Очевидно, ее здесь хорошо знали, она была завсегдатаем…

— Княгиня, вам как обычно? Порто?

— Выпьем аперитив, — предложила она. — Действительно, для начала порто. Ну, за встречу!

Я сделала маленький глоток, потому что, честно говоря, я не привыкла пить натощак портвейн в одиннадцать утра.

— Олеся, — бурно прореагировала княгиня, — вы что ж — монашка?

— Н — нет, — неуверенно протянула я. — А почему вы так подумали?

— Ну, вы же совсем ничего не пьете!

И княгиня показала свою опустошенную рюмку.

Потом нам принесли какую‑то необыкновенную еду — разную, много. Мы без конца ели, пили вино, оживленно разговаривали, шутили, хохотали…

На десерт была «вдова Клико».

Так что совсем не удивительно, что к машине мы направились «веселыми ногами».

Водку с икрой мы с собой в ресторан из машины не взяли — княгиня велела положить это все в багажник. Но и вручить ей как бы еще не вручили. И вот теперь я попросила ее открыть багажник, достала оттуда пакет с водкой и икрой, раскрыла его и дала княгине возможность туда заглянуть.

— Отец Владимир просил передать вам десять банок икры, — не без гордости сказала я. — Вот! Ну и водка.

— Какой же он душка! Мне кажется, у вас его мало ценят! А я так его люблю, — сказала княгиня, доставая одну из банок и вертя ею перед собой, — Ну ладно, теперь поедем ко мне в Русский Дом! Вы мне понравились.

И она положила банку обратно в пакет, пакет — на заднее сиденье, туда же швырнула свое легкое манто, я уселась тут же, а мой муж занял место на переднем сиденье возле княгини.

Мы рванули с места. Честно говоря, об этом я и не подумала: если мы, тридцатилетние, шли к машине сильно навеселе, то восьмидесятилетняя, пусть даже и моложавая, и очаровательная княгиня выбралась из ресторана, опираясь, а точнее сказать, повисая на крепкой руке метр — д-отеля. Так о каком автомобильном путешествии в Сен — Женевьев‑де-Буа с таким водителем могла идти речь?

— Сын мой очень ругается! — словно отвечая на мои мысли, сказала княгиня, поворачивая голову и оглядываясь на меня, сидящую на заднем сиденье. — Я люблю немного выпить и покуражиться, а потом чуть — чуть погонять! Но, как назло, заехала я однажды, перепутав дороги, в тоннель, и вот беда— угодила на встречную полосу! И сын мой отобрал у меня машину! Он сказал: ты так когда‑нибудь попадешь в беду, разобьешься! Но я не могу жить столь правильно, как он! Я — тоскую! И в конце концов он мне машину вернул.

Мы летели по трассе, и она поминутно взглядывала то меня, то на моего мужа. Машины шарахались от нас и мгновенно оказывались далеко позади. И в этот момент я отлично понимала ее сына и сочувствовала ему.

— Я бы очень хотел познакомиться с Лидией Александровной Успенской, — сказал мой муж. — Она ведь живет в Русском Доме, не так ли?

— О, — княгиня закатила глаза и прибавила газку, — Она такая правильная, строгая! Сама добродетель. Я ее боюсь. Мне кажется, она осуждает меня