По воле судьбы - Колин Маккалоу

— Мне тоже надлежит выступить завтра?

— Да, завтра. Промедление гибельно, когда твой враг — Цезарь. — Верцингеториг повернулся к единственному присутствующему эдую. — Литавик, поезжай-ка домой. Битуриги пошлют к эдуям за помощью.

— Которую им долго придется ждать, — ухмыльнулся Литавик.

— Нет, действуй более тонко! Заговаривай зубы легатам Цезаря, проси их совета, даже выступи с армией! Я уверен, ты найдешь правдоподобное объяснение, почему твое войско так до них и не дошло. — Новый царь галлов, который пока называл себя так лишь в мыслях, бросил на собеседника испытующий взгляд. — Но кое-что нам надо обговорить. И прямо сейчас, чтобы потом избежать взаимных упреков.

— Ты о бойях, — догадался Литавик.

— Именно. Шесть лет назад Цезарь отправил гельветов обратно, в пределы их прежних владений, но племени бойев позволил остаться у нас по просьбе эдуев, которым хотелось отгородиться от арвернов прослойкой. Они поселились на территории, которую мы, арверны, считаем своей. Но ты сказал Цезарю, что она ваша. А я полагаю, Литавик, — возвысил голос Верцингеториг, — что бойи должны быть согнаны с нашей земли, которая вновь отойдет к нам. Эдуи и арверны теперь союзники, и в прослойке нет необходимости. Скажи, ваши вергобреты не будут возражать против этого?

— Не будут, — ответил Литавик. — Земли большого значения не имеют. После этой войны мы, эдуи, возьмем себе земли ремов. А арверны могут утвердиться во владениях предателей лингонов. Ты на это согласен?

— Согласен, — усмехнулся Верцингеториг.

Он опять обратился к угрюмо помалкивавшему Катбаду.

— Почему не явился царь Коммий?

— Он будет здесь не раньше чем летом, сплотив вокруг себя всех западных белгов, оставшихся в живых.

— Цезарь оказал нам услугу, коварно попытавшись убить его.

— Это не Цезарь, — презрительно возразил Катбад. — Я думаю, все спланировал Лабиен.

— Ты, кажется, симпатизируешь Цезарю?

— Совсем нет, Верцингеториг. Но слепота не достоинство. Если ты хочешь победить Цезаря, постарайся его понять. Он может осудить галла и даже казнить, как Аккона. Но он посчитает позором пойти на предательство. В случае с Коммием он ни при чем.

— Суд над Акконом был нечестным! — сердито крикнул Верцингеториг.

— Да, безусловно, — твердо сказал Катбад. — Но он был законным! Признай хотя бы это за римлянами! Они любят, чтобы все выглядело пристойно. Они живут в рамках правил. И Цезарь — прежде всего!

О разгорающемся конфликте Гай Требоний узнал от Литавика, галопом примчавшегося к нему из Бибракте.

— Война между племенами! — сообщил он Требонию.

— Но не против нас? — уточнил Требоний.

— Нет. Между арвернами и битуригами.

— И?

— Битуриги послали к эдуям за помощью. У нас с ними, видишь ли, есть договор.

— И что же эдуи?

— Они намерены их поддержать.

— Тогда почему ты пришел с этим ко мне?

Литавик округлил невинные голубые глаза.

— Ты хорошо знаешь почему, Гай Требоний! Эдуи — союзники Рима! Услышав, что я повел вооруженных эдуев на запад, как бы ты отнесся к этому, а? Конвиктолав и Котий послали меня к тебе за советом.

— Что ж, я им за это благодарен. — Требоний озабоченно покусал нижнюю губу. — Если это ваше внутреннее дело и не касается Рима, тогда соблюдай договор, Литавик. Пошли помощь битуригам.

— Ты чем-то встревожен?

— Скорее, удивлен. Что случилось с арвернами? Я думал, Гобанницион и его старейшины настроены мирно.

И тут Литавик совершил первую ошибку: он выглядел слишком беззаботным и говорил слишком беспечно.

— Гобаннициона уже нет! — бросил он. — Арвернами теперь правит Верцингеториг.

— Правит?

— Ну, может быть, это чересчур сильно сказано, — спохватился Литавик и перевел все в шутку. — Он у них — вергобрет без коллеги.

Требоний засмеялся. И продолжал смеяться, провожая Литавика. Но сразу стал серьезным, как только тот ускакал, и пригласил к себе Квинта Цицерона, Гая Фабия и Тита Секстия.

Квинт Цицерон и Секстий командовали двумя легионами из тех шести, что располагались вокруг Агединка, а лагеря двух легионов Фабия размещались на землях лингонов, в пятидесяти милях от владений эдуев. Фабий оказался в Агединке случайно. Он объяснил, что приехал развеять скуку.

— Считай, что развеял, — мрачно сказал Требоний. — Галлы что-то затеяли, а нам о том ничего не известно.

— Но это старые счеты, междоусобица, — отозвался Квинт Цицерон. — Вот они и воюют.

— Зимой? — Требоний забегал по комнате. — Меня заботит Верцингеториг. Ни с того ни с сего арверны утратили дальновидность и сделались по-юношески импульсивными. Я не понимаю, что это значит. Вы ведь помните Верцингеторига? Похоже ли на него ополчаться против своих?

— Еще как похоже, — сказал Секстий.

— Я думаю так же, но и ты прав, Требоний, — вмешался в разговор Фабий. — Зима для войны — неудобный сезон.

— Кому-нибудь что-нибудь доносили?

Трое легатов покачали головами.

— Это само по себе уже странно, если вдуматься, — сказал Требоний. — Обычно зимой от доносов и жалоб начинает звенеть в ушах. О скольких заговорах против Рима мы узнаем в эту пору?

— О десятках, — усмехнулся Фабий.

— А в этом году — тишина. Они что-то замышляют, клянусь. Жаль, что здесь нет Рианнон! И Гиртий нам тоже бы пригодился!

— Я думаю, — сказал Квинт Цицерон, — нам следует снестись с Цезарем. — Он улыбнулся. — Тайно. Возможно, не оборачивая депешу вокруг копья, но определенно не открыто.

— И минуя эдуев, — сказал вдруг Требоний. — Что-то в Литавике мне не понравилось.

— Оскорблять эдуев не стоит, — возразил Секстий.

— А мы не будем их оскорблять, просто ничего им не скажем. Что тут оскорбительного?

— Тогда каким образом мы отправим письмо? — спросил Фабий.

— Кружным путем, — решительно сказал Требоний. — Через земли секванов, через Везонтион, Генаву, Виенну. Жаль, что Домициев перевал уже закрыт. Придется обойти его по побережью.

— Это семьсот миль, — мрачно уточнил Квинт Цицерон.

— Мы снабдим гонцов надежными подорожными, разрешающими им брать любых лошадей. Это сто миль в день. И лишь два посланца, без галлов. Кроме нас четверых и этой пары, никто ни о чем не должен знать. Есть у кого-нибудь молодые ребята, по выносливости сравнимые с Цезарем? — Требоний пытливо оглядел офицеров. — Какие будут соображения?

— А почему не послать центурионов? — спросил Квинт Цицерон.

Остальные переглянулись.

— Квинт, он же нас просто убьет! Центурионы должны быть возле солдат. Ими нельзя рисковать понапрасну. Ты сам знаешь, он скорее предпочтет потерять всех нас, чем одного-единственного младшего офицера!

— О да, конечно! — вздохнул Квинт Цицерон, вспомнив о своей стычке с сигамбрами.

— Оставьте это мне, — решил Фабий. — Составляй депешу, Требоний, а у меня под рукой сыщется пара толковых парней. Будет надежней, если гонцы отправятся не из Агединка. Меньше подозрений. Да и мне пора возвращаться.

— А мы пока попытаемся выяснить, что тут творится, — заключил Секстий. — Насколько сможем. Требоний, напиши Цезарю, что в Никее, на побережье, его будет ждать еще одно наше письмо.

Цезарь находился в Плаценции, так что сообщение он получил через шесть дней. С прибытием к нему Луция Цезаря и Децима Брута бездействие стало его раздражать. Обстановка в Риме, при консуле без коллеги, похоже, стабилизировалась, а потому торчать в Равенне не было смысла. Что случится с Милоном, он и так знал. Его будут судить и осудят. Поэтому его рассердила записка от Марка Антония. Тот сухо сообщал, что остается в Риме до завершения суда над Милоном как один из его обвинителей. Каков наглец!

— Но, Гай, ты же сам сделал запрос на него, — сказал, выгораживая племянника, Луций Цезарь. — А у меня он служить не станет.

— Я бы и пальцем не шевельнул для него, если бы не письмо от Авла Габиния. Тот очень доволен его службой в Сирии. Говорит, что твой Марк — прирожденный боец. Конечно, он отдает слишком много времени пьянству, шлюхам и прочему в этом же роде, а на военном совете может уснуть. Но на поле сражения он якобы лев, причем лев, способный думать. Так что увидим. Я, пожалуй, пошлю его к Лабиену. Это будет забавно! Лев и дворовый пес.

Луций Цезарь поморщился и больше ничего не сказал. Его отец и отец Цезаря были двоюродными братьями и стали первым за очень долгий период времени поколением в этом древнем роду, в котором появились консулы. А все благодаря браку тетки Цезаря, Юлии, и Гая Мария, очень богатого «нового человека» из Арпина, который оказался величайшим полководцем в истории Рима. Этот брак вновь наполнил деньгами сундуки Юлиев Цезарей, а деньги были единственным, в чем нуждалась семья. Будучи на четыре года старше Цезаря, Луций Цезарь, к счастью, не был ревнивым человеком. Гай, из младшей ветви семьи, обещал стать еще более великим полководцем, чем Гай Марий. И Луций Цезарь попросился быть легатом у Цезаря из простого любопытства. Он хотел увидеть своего кузена в действии. Он так гордился Гаем, что чтение сенаторских донесений вдруг показалось делом скучным и второстепенным. Уважаемый консуляр, видный юрист, давний член коллегии авгуров, в возрасте пятидесяти двух лет Луций Цезарь решил вернуться к военной службе под началом своего кузена Гая.