Николай I. Освободитель. Книга 4 - Андрей Николаевич Савинков

— Знаешь, пап, это самая необычная книга, которую я когда-либо читал, — Саша вложил в раскрытую книгу закладку, закрыл ее, отложил в сторону и продолжил мысль. — Это совсем не похоже ни на что остальное. Но очень интересно. Жаль мало написано.

На мой вкус книги про русского Шерлока Холмса, поименованного с моей легкой руки Эрастом Петровичем Фандориным, до ненаписанного Конан Дойлем оригинала все же не дотягивали. Все-таки время было еще совсем не то, литературные традиции еще были совсем другие. Да и если совсем честно, Михаил Николаевич Загоскин, которого Карамзин подрядил писать серию книг о работающем в структуре СИБ дознавателе, до Конан Дойля талантом не дотягивал. Хоть и был в эти времена возможно самым известным писателем, работающем в стилистике приключенческой литературы. Собственно, одно то обстоятельство, что его имя в итоге через два столетия стерлось из массового сознания, говорило само за себя. Труба пониже, дым пожиже.

— Ну а общее впечатление тебе как? — Я присел на стул рядом с письменным столом, за которым сидел сын и с интересом посмотрел на мальчугана. Я помнится в прошлой жизни всего Шерлока Холмса проглотил за пару дней. А потом ещё и Затерянный мир с Отравленным поясом. Впрочем, на этом мое знакомство с творчеством британского писателя и завершилось. Почему-то до остальных произведений из стоящего на полке восьмитомника в черной обложке я так и не добрался. — Что скажешь? Сама идея? Сюжет? Как тебе главный герой?

— Знаешь папа, Василий Андреевич ругается, говорит это несерьезная литература, что нужно читать книги, которые не только развлекают, но и могут чему-то научить, — Саша не преминул нажаловаться на своего учителя по словесности. Жуковский, конечно, был местами ретроградом, но при этом немалой величиной в это время, поэтому я решил тут не искать добра от добра и тоже приставил поэта к сыну. Хотя конкретно по этому поводу, я с ним был совершенно точно не согласен. — Но мне нравится. Читать интересно, приключения… Идея необычная, не думал, что такое дело как распутывания злодейств может быть описано так увлекательно. Индуктивный метод опять же этот, причудливо написано.

Я подумал, что раз уж мы переписываем историю великого сыщика заново, то почему бы не исправить известную ошибку и не обозвать известный метод, который заключается поиске истины от отдельных частных фактов к общему правильно. Как знает любой студент-юрист, дедуктивный метод он заключается в ровно обратном, поиске частного от общего, чего за самым известным литературным сыщиком вроде как замечено не было.

— А с другой точки зрения ты смотреть на это произведение не пробовал?

— С какой? — Удивился сын.

— Ну вот опиши Эраста Фандорина. Каким он показан на страницах книги, на что ты внимание обратил?

— Молодой мужчина в чине поручика, неженатый из мещан, — принялся перечислять приведенные в книге факты биографии персонажа маленький князь. — Обладает недюжинными мыслительными способностями, хорошо аналазует…

— Анализирует, — поправил я сбившегося мальчика.

— Да, анализирует. Видит вещи, которые для других недоступны.

— Все так, но я о другом, — попытался я объяснить наследнику изначально заложенную в книгу мысль. — Ты же знаешь, у нас не слишком любят подчиненных Александра Христофоровича. Кто-то их боится, кто-то просто считает работу на Тайную Канцелярию неблагородным делом. При этом никто естественно не задумывается, что СИБовцы, по сути, денно и нощно защищают обычного обывателя от многих гадостей, о которых он даже и не слышал. И, что без этой работы, возможно, эти самые люди жили бы гораздо хуже.

— Ты хочешь сказать, — судя по расширившимся глазам Саши, он понял, что я хотел ему донести, — что книга эта имеет не только развлекательный характер, но и…

— Да, идеологический, — подсказал я сыну слово. — Опять же Эраст Петрович он из мещан. Обращал ты внимание как в тексте постоянно обсуждается его «подлое» происхождение? Это тоже не так просто написано. Местнические книги сожгли еще, дай Бог памяти, при царе Алексее Михайловиче, но заслуги предков до сих по часто ценятся выше чем личные качества. Хотя та же Французская революция показала, что и неблагородные люди вполне могут становиться хорошими маршалами и правителями государства.

Саша удивленно посмотрел на меня и нахмурившись спросил.

— Ты хочешь сказать, что французская революция — это хорошо? — Такая мысль явно не укладывалась в голове маленького князя.

— Смотря для кого, — ухмыльнулся я. — Для нас оказалось хорошо, вот мы как землями обросли за последние тридцать лет. И Польшу присоединили и Финляндию, и часть Галиции, с османами успешно воевали, в Америке, пока другие были заняты корсиканцем, утвердились. Англичане опять же в прибытке остались и США, которые французские колонии себе за бесценок забрали — тоже. А вот сама Франция — явно проиграла, Испания, немецкие государства — тоже. Но я не об этом.

— А о чем?

— Ты будущий император, и на политические вопросы должен смотреть шире. И на людей тоже, и подбирать к себе в помощники людей в первую очередь не родовитых, а полезных. Как Эраст Фандорин, например. Понятно, о чем эта книга?

— Ты так хорошо знаешь, что хотел сказать автор, будто сам написал роман, — с прорывающимся в голосе ехидством, но при этом совершенно серьезным лицом отметил Саша.

— Нет, — усмехнулся я в ответ. — Книгу эту я не писал, я только подал основную идею и указал Загоскину на те главные положения, которые хочу видеть в этом произведении.

— Указал? — Удивленно переспросил маленький князь. Хотя какой там маленький — вполне здоровый уже лось. Скоро нужно будет невесту искать.

— Именно так, — я кивнул, — видишь ли в чем дело. Нельзя недооценивать искусство: литература, театр, музыка — все это формирует сознание общества. Мало просто учредить цензурный комитет и запрещать авторам творить. Это любой дурак сможет, тут ни ума, ни фантазии не нужно. А вот суметь создать настоящий шедевр, который еще и нужную идеологию помогает внедрять — гораздо сложнее.

— Поэтому ты привечаешь Пушкина и всех остальных поэтов?

— Поэтому, — я улыбнулся и потрепал парня по густой еще шевелюре. Раннее Романовское облысение до него еще пока не добралось. Саша недовольно буркнул и убрал голову, он считал себя уже слишком взрослым для таких проявлений чувств. — Кто платит, тот заказывает музыку. Я плачу больше всех в стране, поэтому могу влиять на пишущую братию не как императорский цензор, а как денежный заказчик. Совсем другое к тебе отношение и гораздо лучший результат на выходе. Ну а потраченное на это серебро… Не такие уж большие деньги, если честно.

Такие сеансы «политпросвета» с наследником я считал крайне важными. Ему после моей смерти в будущем — будем надеяться не скорой — придется занять трон и править без подсказок из будущего. Вернее, с подсказками — все-таки за тридцать лет я успел перенести на бумагу очень многое из того что знал, начиная от примерных дат природных катаклизмов, магистральных путей развития техники до песен и сюжетов фильмов. Имена полезных, хорошо проявивших людей в будущем, примерные места добычи не обнаруженных еще полезных ископаемых, перспективные научные направления, в которые нужно вкладывать деньги… Очень много было написано и хранилось в специальной тайной комнате, сделанной на манер сейфа из толстого железа, дабы даже случись пожар, ничего с моим архивом бы не случилось. Все это богатство я собирался со временем передать наследнику, но только ему. Страшно даже представить, что будет если эти знания уплывут на сторону. В такой ситуации лучше перебдеть.

Глава 23

Я поставил размашистую подпись под документом и с улыбкой передал его новому ректору. Тот с благодарным кивком принял подписанный мною устав учебного заведения и, продемонстрировав его собравшейся публике — все это сопровождалось бурными аплодисментами, — аккуратно вложил его в папочку.

— Поздравляю, господа, этот город — один из самых быстро развивающихся в империи. Он растет, богатеет, красивеет буквально на глазах. Каждый раз, когда я приезжаю к вам в гости, радуюсь душой, что в некотором роде и сам приложил к этому руку, — я обвел собравшихся в свежеотстроенном корпусе университета «лучших людей» города, которые в том числе сбрасывались на учреждение в Перми высшего учебного заведения, — надеюсь университет будет работать долго, и через его стены пройдут сотни, тысячи талантливых молодых людей, сделающих славу вашему городу и всему Уралу.

— Виват! — Раздались выкрики из зала, — виват!

В Пермь мы с Александрой, курировавшей образование — беременность ей в этом деле не слишком мешала, а возможность сбежать хоть на время из Питера она только приветствовала — в империи,