Русская миссия Антонио Поссевино - Михаил Юрьевич Федоров

условия. Московиты отправили папе письмо, в котором ищут его посредничества. И обещают подумать о принятии католичества.

Чарторыйский иронично улыбнулся:

— Уверяю тебя, Антонио, это совершенно невозможно.

Поссевино был удивлён столь категоричным утверждением, в точности повторяющим мнение Кобенцля, но решил не говорить поляку о своей беседе с бывшим австрийским посланником в Московии.

— Почему?

— Московиты чрезвычайно упорны в вопросах религиозных убеждений. Греческая ортодоксия пронизала всё тело народа. Даже те, кто наиболее разумен, прекрасно понимают, что говорить о принятии католичества — всё равно что плевать против ветра.

— Нам известно об этом, — ответил Поссевино, — но принятие русскими новой веры не будет мгновенным. Внедрение католичества станет осуществляться медленно, постепенно. Постройка католических храмов, открытие иезуитских коллегий. Те их аристократы, кто примет нашу веру, получат преимущества перед православными. И хорошо, если первым обращённым станет сам царь.

Чарторыйский хотел что-то сказать, но Поссевино жестом остановил его:

— Мы понимаем, что люди низших сословий придают большое значение внешней стороне религиозного обряда. Поэтому мы сохраним православную обрядность, а священникам надо будет лишь признать главенство папы в вопросах веры. Думаю, народ и не заметит, что же поменялось в церкви, хотя на деле поменяется главное. А со временем работа наших коллегий сделает всё, что необходимо. Мы наполним государство образованными людьми, воспитанными в католической вере, православие постепенно будет оттеснено на задворки, его станут придерживаться найменее влиятельные люди — торговцы, крестьяне, ремесленники. Но и они через два-три поколения откажутся от веры пращуров, потому что будут видеть, что католиками являются самые преуспевающие, самые богатые и влиятельные люди державы.

Чарторыйский, насмешливо глядя на Поссевино, захлопал в ладоши:

— Браво, браво, Антонио. Вижу, вы там, в Риме, хорошо подумали над вашей русской миссией. И кажется, проштудировали записки посетивших Московию путешественников. Я даже поверил, что эта миссия вполне может увенчаться успехом. При условии, правда, что первый ваш шаг окажется удачным. А вот в это я совершенно не верю. Кстати, твоя недавняя поездка в Стокгольм тоже оказалась напрасной, несмотря на то что в Швеции лютеранство появилось лишь полвека назад. А православие у московитов существует уже много веков.

Поссевино, стараясь сохранять на лице бесстрастное выражение, в упор посмотрел на князя:

— Мы учли ошибки, совершённые нами в Швеции, и решили, что надо сделать для успеха в Московии. Да и Речь Посполитая нам сильно помогла, поставив русских в положение, когда возможность хитрить на переговорах сильно ограничена.

— Соглашусь, дорогой Антонио, Московия сейчас не в лучшем положении, но мнение моё остаётся прежним, — твёрдо сказал князь, — тебе не удастся склонить русских к принятию католичества в любой форме.

Последние слова были сказаны настолько категорично и жёстко, что за радушным хозяином богатого поместья сразу стал виден умный, дальновидный и властный человек. Поссевино, и сам имея те же качества, понимал, что поляк является его единомышленником, поэтому слова старого князя глубоко тронули иезуита. "Что ж, Антонио, — подумал он, — ты хотел узнать мнение умного и влиятельного поляка — и вот ты его узнал. Только сильно ли это знание поможет тебе?"

— Да, не удастся, — проговорил Чарторыйский, словно не замечая, что привёл гостя в некоторое замешательство, — но не потому, что дело это невыполнимо, а потому что оно плохо подготовлено.

— И у тебя, князь, есть собственные соображения относительно того, как это надо сделать? — медленно произнёс Поссевино.

— Есть.

— И каковы же они?

Князь налил себе водки и выпил. Поссевино обратил внимание, что бутылка ёмкостью не меньше полутора сетье[142] пуста более чем наполовину. Но поляк не выглядел пьяным, его речь оставалась внятной, а взгляд — ясным, разве что чуть более подозрительным. Чарторыйский был не по годам крепок.

— Думаю, Антонио, ты знаком с трудами Никколо Макиавелли.

Он сказал это в утвердительной форме, словно не сомневался в сказанном.

— Конечно, князь.

— Тогда должен бы знать, что в работе "Государь" он высказывает мысль, которая, думаю, была ему подсказана деяниями Гая Юлия Цезаря.

— Какая же?

— По-итальянски это звучит так: che tu hai in governo, divise[143]. Цезарь одержал победы над многочисленными и сильными племенами кельтов и германцев именно потому, что он разделял их. Предоставлял одним возможность получать от Рима привилегии, чем и вызвал их противостояние с другими.

— Я понял, князь. Но именно это Святой престол и намеревается сделать в Московии.

— Да неправильно этот ваш престол пытается, — слегка раздражённо ответил Чарторыйский, — миссия твоя обречена на неудачу, потому что русские привыкли видеть в католиках жестоких врагов.

— Мы избавим их от этого заблуждения.

— Не избавите. — Он сделал паузу. — Но это относится к тем русским, которые являются подданными царя Ивана. Но есть ведь и другие.

— Понимаю, — догадался Поссевино, — ты хочешь начать с тех русских, которые являются подданными Речи Посполитой.

— Конечно, Антонио. Сделать это намного проще. Пусть они станут католиками, пусть московские подданные посмотрят на них. Мы воспитаем убеждённых католиков, из их среды выйдут проповедники, которые будут говорить на одном с московитами языке. Все, а не только лишь московиты относятся с большим доверием к людям, которые говорят на одном с ними языке. И вот тогда следующее посольство Святого престола будет работать в значительно более благоприятных условиях. То, чем управляешь, разделяй.

— И Стефан Баторий, разумеется, согласится, чтобы его православные подданные стали католиками, — задумчиво произнёс Поссевино.

— Пусть и не согласится. Но на землях рода Чарторыйских иезуиты найдут полную поддержку. И король не вправе помешать нам. Он первый среди равных — и только. Но он согласится.

Князь взял почти пустую бутылку и посмотрел сквозь неё на витраж, от которого весь кабинет был словно заляпан цветными пятнами.

— Но твою миссию, дорогой Антонио, я всё же считаю нужной. У нас, поляков, есть поговорка: "Pierwsze koty za płoty".

— И что она означает? — спросил Поссевино, сохраняющий на лице, несмотря на отповедь поляка, благожелательную улыбку.

— "Первых котов — за забор".

— Странная поговорка. Не вижу, какое отношение она может иметь к нашему разговору.

— У простолюдинов бытует суеверие, что первые котята из помёта являются самыми слабыми, поэтому их просто выкидывают как ненужных. Я считаю твоё посольство именно таким первым котом. Но я не считаю его совершенно ненужным, потому что, не будь первых, не было бы и вторых, которые, без сомнения, не просто нужны, а необходимы.

— Перши коты за плоты, — усмехнулся Поссевино, — я запомню. И постараюсь доказать тебе, князь, что ты не прав.

Чарторыйский опорожнил бутылку и поднял стакан. Только сейчас Поссевино заметил, что он очень сильно пьян. Хотя речь его и оставалась внятной, глаза выдавали