Светлый лик смерти - Александра Маринина

– Вот именно, – кивнул Ольшанский. – Вероятно, он на вас очень сердит, раз слышать о вас не хочет.

– Вы что, полагаете, что Витя… да нет, это чушь! Витя не хочет обо мне слышать, но какое отношение он имеет к этим господам?

– Действительно, никакого, – вздохнул Константин Михайлович. – Анастасия Павловна, что скажете?

– Вы правы, – согласилась Настя. – Сын Виктора Александровича никогда не был знаком ни с Широковой, ни с Ларисой Михайловной. Ему не за что было их убивать.

– Вот именно, – горячо подхватил Дербышев. – Оставьте мальчика в покое.

– Ладно, оставим. А его сестра? Не могла она затаить на вас злобу? Все-таки ее мать покончила с собой после того, как вы ее бросили.

– Прекратите копаться в чужом грязном белье! Как вам не стыдно? Да, я расстался с ее матерью, ну и что? Тысячи мужчин уходят от своих жен, и ничего катастрофического от этого не случается. Если хотите знать, я и ушел от нее потому, что Надя была крайне неуравновешенной, склонной к депрессиям и частым перепадам настроения. Вообще странно, что я столько лет это выносил. Но и моему терпению пришел конец. Кстати, Наташа прекрасно это понимала. Витя меня, конечно, не простил, а Наташа – взрослый разумный человек, и мы с ней поддерживаем отношения до сих пор. Ей тоже тяжело было с матерью, и когда мы с Надей расстались, Наташа сказала, что даже завидует мне. Если бы у нее была возможность, она бы тоже ушла, но мать есть мать.

– Вы хотите сказать, что с Наташей вы продолжаете общаться?

– Конечно. Она постоянно звонит мне, мы часто встречаемся. Поймите, мы столько лет прожили бок о бок, что между нами сложились нормальные теплые отношения. Витя еще ребенок, он подвержен юношескому максимализму, а Наташа взрослее и намного мудрее. Она и помощь от меня принимает, но тайком, чтобы Витя не знал.

– Вот, значит, как, – задумчиво произнес Ольшанский.

Настя с интересом наблюдала за происходящим. Все то, что сейчас говорил Дербышев, они уже и без того знали, поскольку, проверяя Витю Дербышева, естественно, проводили разведопрос его старшей сестры. Она отзывалась о Витином отце спокойно и доброжелательно, во всяком случае, сотрудник, который с ней встречался, вынес из разговора с ней именно такое впечатление. На его мнение Настя вполне полагалась, это был достаточно опытный оперативник «с территории», который работал на подхвате, выполняя разовые поручения по проверке Дербышева-старшего, пока тот томился в камере.

Она взглянула на часы. Без трех минут девять. Сейчас должны доставить сына Стрельникова вместе с его нигде не прописанной подружкой Загребиной. То-то радости будет у Владимира Алексеевича…

Селуянов гнал машину во всю мочь, надеясь успеть в прокуратуру раньше, чем туда привезут парочку азартных игроков. Так и есть! Он чувствовал, чувствовал, что тут не ладно! И что бы ему, дураку, раньше-то сообразить да проверить?

Дорога была мокрой, и ехать приходилось не так быстро. Коля понимал, что времени у него совсем мало. Ему очень не хотелось звонить Ольшанскому из автомата, такие сведения надо сообщать с глазу на глаз, вызвав следователя из кабинета, но, похоже, выхода не было. К девяти вечера он в прокуратуру уже не успевал. Может, все-таки попробовать прорваться?

Николай принял решение. Впереди два противных перекрестка и переезд через Большой Каменный мост, на которых есть шанс застрять в пробке. Он посмотрит, как там обстановка, и если не проскочит сразу же, тогда будет искать автомат. Метров за двести до первого из коварных перекрестков Селуянов увидел, что дорога достаточно свободна, машины идут на зеленый сигнал светофора, и увеличил скорость в надежде успеть проехать до того, как загорится красный свет. И он успел бы, если бы асфальт не был таким мокрым…

Ровно в двадцать один ноль-ноль в дверь кабинета Ольшанского постучали.

– Разрешите заводить, Константин Михайлович?

– Давайте.

Дверь распахнулась, и в сопровождении трех оперативников в кабинет вошли Александр Стрельников и его подружка. Настя видела их впервые. Юноша действительно был хлипким и невысоким, с длинными волосами, перехваченными кожаной повязкой-банданой. Наталья Загребина была на полголовы выше ростом, в мешковатых джинсах и свободном свитере до колен, полностью скрывавшем очертания фигуры.

– Саша?! – воскликнул Стрельников-старший.

– Наташа? – почти прошептал Дербышев.

И в этот момент Настя все поняла. Но было уже поздно. Нельзя было устраивать эту встречу! Что же теперь делать? Хода назад нет, они уже увидели друг друга. Ольшанский молча обводил глазами присутствующих, и по его напряженному лицу Настя видела, что он тоже начал догадываться. Значит, истинной жертвой всего, что происходило, должен был стать Виктор Дербышев, а вовсе не Стрельников. Мила Широкова была только средством достижения цели, случайно попавшим под руку убийце. Но почему Загребина? Ведь ее фамилия Цуканова…

– Ну что, козлы, – раздался грубый насмешливый голос молодой женщины, – собрались в кучку? Может, заодно и обсудим, кто из вас изнасиловал мою мать?

Настя перехватила ошеломленный взгляд одного из оперативников и быстро кивнула. Ситуация явно выходила из-под контроля, можно было ожидать чего угодно вплоть до рукоприкладства и сердечных приступов. Пусть ребята постоят у двери на всякий случай.

– Продолжим, – произнес следователь, быстро вновь обретший хладнокровие. – Наталья Александровна, Александр Владимирович, прошу садиться. Вон на те стульчики, пожалуйста. Вы, я так полагаю, знакомы, представлять вас не нужно.

Саша Стрельников послушно уселся на стул, указанный Ольшанским, Наталья же продолжала стоять, переводя злобно-насмешливый взгляд со Стрельникова-старшего на Томчака и Леонтьева.

– Наталья Александровна, – терпеливо повторил Ольшанский, – сядьте, будьте любезны.

– Постою, – небрежно бросила она.

Короткий взгляд, брошенный следователем в сторону стоящих у двери оперативников, был достаточно красноречивым. Один из оперативников сделал шаг в сторону Загребиной и аккуратно взял за плечо, подталкивая к свободному стулу. И в ту же секунду отлетел в сторону, как назойливый щенок. При этом Насте показалось, что Загребина даже не пошевелилась, настолько легким и незаметным было сделанное ею движение. Еще одна догадка мелькнула в голове, и Настя опустила глаза, разглядывая обувь молодой женщины. Так и есть, ножка маленькая, аккуратная, при росте в сто семьдесят пять сантиметров размер обуви обычно бывает чуть побольше. Впрочем, считается, что маленькая нога – признак аристократизма. Теперь понятно, что произошло в том месте, где нашли задушенную Широкову. То-то Настя маялась, пытаясь понять, какую такую тяжесть несла в руках Мила…

– Наталья Александровна, – все так же спокойно продолжал следователь, словно ничего особенного не произошло, – в этом кабинете все делают то, что я приказываю. Если вы собираетесь выяснять отношения с присутствующими, я буду это только приветствовать, но при этом вы все-таки должны сесть. В противном случае мне придется встать, поскольку вы как-никак дама. Я уже не молод и сегодня устал. Прошу вас, не создавайте мне неудобства. Сядьте.

Как ни странно, Загребина послушалась и села, но выражение лица у нее при этом было все такое же злорадно-насмешливое.

Один из оперативников подошел к столу следователя и молча положил перед ним два паспорта. Ольшанский открыл их и быстро перелистал.

– Наталья Александровна, почему по месту вашей работы вас знают под фамилией Загребина? В паспорте у вас указана совсем другая фамилия. Кстати, и в местах, где вы изволите столь азартно развлекаться в вечернее время, вас тоже знают как Загребину. Это как же понимать?

– Я вышла замуж, – равнодушно сообщила Наталья.

– И где ваш муж, позвольте спросить?

– Понятия не имею. Мы почти сразу же развелись.

– Значит, паспорт вы не поменяли, а на работе показали свидетельство о браке, в котором написано, что вы берете фамилию мужа?

– Ну да.

– Как же, Наташа… – раздался голос Дербышева. – Ты вышла замуж? Когда? Почему ты мне ничего не сказала? И вообще, почему тебя привезли сюда?

– Ой, да заткнись ты, – бросила она. – Тебя не спросила.

Томчак, Стрельников и Леонтьев хранили молчание. Вид у них был такой, словно они увидели привидение. И снова Анна Леонтьева первой пришла в себя.

– Позвольте, что означает эта фраза насчет изнасилования? – возмущенно спросила она. – Кто такая ваша мать?

– Мать Натальи Александровны звали Надеждой Романовной Цукановой, – ответил следователь. – Вам это имя что-нибудь говорит?

– Впервые слышу, – мгновенно откликнулась Анна.

Эти слова повисли в зловещей тишине. По лицам ее мужа и двоих его друзей было понятно, что уж они-то это имя точно слышат не впервые. И тут Настя поняла, в какую жуткую ситуацию они все попали. Если Надежду Цуканову действительно изнасиловал кто-то из троих друзей-сокурсников… То ведь это вполне может быть Стрельников. А вдруг Наталья – его дочь? Выходит, его законнорожденный сынок спал с собственной незаконнорожденной сестричкой? И это станет сейчас предметом публичного обсуждения, да еще в присутствии самих Стрельниковых, старшего и младшего. А если в изнасиловании виновен Леонтьев? Здесь ведь сидит его жена. Ой, елки-палки…